«После войны не было брошенных детей»
Владимир Павлович Гаврилов, руководитель секретариата ректора НИУ ВШЭ с 1998 по 2000 год
14 апреля 1945 года — день расстрела моей мамы.
За 20 дней до конца войны немцы проводили чистки, расстреливали всех, кого можно, тем более в лагерях. Так умерла моя мама. Но начнем с начала.
Войну наша семья встретила в Кингисеппском районе Ленинградской области, там я рос. Отец ушел на фронт, а мы — бабушка, дедушка, мама, я и две мои старшие сестры — когда Ленобласть взяли немцы, ушли в леса к партизанам. Но нас предали. Немцы боялись сами ходить по партизанским местам, посылали вместо себя власовцев с собаками. Те кричали на чистом русском: «Мы ваши освободители, свои, выходите!», мы поверили и вышли.
Через Латвию нас угнали в лагерь в Германию, близ городов Нойштадт и Цукмантель, где я, мама и сестры пробыли до самого конца войны. Почти до конца. Мать не дала нас разделить, хотя сестер хотели увести на другие работы, они были старше меня. Мама закрыла нас спиной и сказала «Только всех вместе!». В этом лагере были украинцы, поляки, русские, белорусы. На работу взрослых уводили с самого утра, в четыре или пять часов, а к девяти приводили на завтрак. Вот так и 14 апреля взрослые вернулись на завтрак, сели в бараках за столы. Помню, мама резала хлеб. Совершенно неожиданно, сквозь щель дощатого барака прошла пулеметная очередь, по высоте на уровне груди взрослого человека, над самыми нашими детскими макушками. Полегли все. Немцы кинулись к нам, кричали, что это случайность, сразу увезли всех взрослых, сказали что в госпиталь, а мы — дети — стояли одни в лужах крови.
В тот же день все взрослые покинули лагерь, и немцы, и пленные, которых везли в госпиталь. Мосты, ведущие в лагерь через большой ров, были взорваны. Нас осталось человек 15 детей всего, больше никого. Ели что находили, ночевали в бараках. Где-то на третий день, зайдя в один из таких бараков, мы увидели тела, множество тел, сложенные друг на друга. Все те, кого немцы везли «в госпиталь». Там я увидел край маминого передника...
Через несколько дней нас увели советские солдаты. На пути домой мы встретили сестру, она получила в том расстреле ранение и была в числе тех, кого действительно увезли в госпиталь. Вместе мы вернулись домой, в родную деревню. По счастью, бабушка с дедушкой были живы, а через несколько лет демобилизовался и папа. Я по гроб буду благодарен бабушке с дедушкой, что они без тени сомнения взяли нас троих, и меня и сестер, на воспитание. Сейчас когда я смотрю по телевидению, как детей бросают, я думаю — в послевоенный период, такой трудный, никто не бросал детей. Ни одного.
Весна 2015 г.
