«Истории о бизнесе»
Серия встреч с крупными бизнесменами, лидерами ведущих отраслей экономики России — членами попечительского совета НИУ ВШЭ.
Высшая школа экономики запускает проект «Истории о бизнесе» — цикл встреч с членами попечительского совета университета. Первым гостем стал предприниматель Михаил Прохоров. Его разговор со студентами Вышки — в формате вопросов и ответов.
Легко ли делать бизнес в России?
Часто спрашивают, на каком рынке легче зарабатывать — российском, западном или каком-то другом? Моя позиция прагматичная: россиянину легче зарабатывать на российском рынке, американцу — на американском, а китайцу — на китайском. Бывают счастливые исключения, но страну, в которой ты ведешь бизнес, нужно знать. В России, если вы открыли бизнес, выше риск, но и норма прибыли выше. Поэтому если вы смогли преодолеть все препятствия, которые у нас бывают — государственные органы, правоохранительные органы, другие органы, более «дорогие» деньги, — то ваша маржа будет выше, чем у такого же бизнеса за границей.
Какой совет дать тем, кто только начинает свое дело?
Ларошфуко на вопрос о том, почему старики любят давать хорошие советы, ответил так: «Потому что у них уже нет сил подавать дурные примеры». У меня пока все в порядке с дурными примерами, поэтому совет вы себе только сами можете дать. Главное, что вы можете сделать, — это объективно себя оценить. Какие у вас таланты? Какие амбиции? Какие возможности есть для реализации этих амбиций? Каждый человек по-своему способный, просто не всем удается понять, в чем его способности заключаются.
Что стало с «ё-мобилем»?
Машину мы сделали. Буквально через полтора месяца она будет сертифицирована для возможности производства в России. Платформа современная, аналогов не имеет. Что касается собственно производства — мы рассчитывали на курс 32 рубля за доллар, потому что основное оборудование импортное. После тех событий, которые начали происходить в мае, было понятно, что рубль будет падать и при таком курсе производство будет убыточным. Плодить убыточные проекты неправильно, поэтому я принял непростое для себя решение передать технологию государству. Если технологии лежат на полке, то они очень быстро устаревают. А мы считаем, что в части импортозамещения технологии «ё-мобиля» идеальны для городского транспорта — троллейбусов и автобусов.
Окупились ли вложения в «Бруклин Нетс»?
Я считаю, что покупка «Нетс» — это очень эффективная сделка. Мы тогда все просчитали правильно на американском рынке — в 2010 году там был провал экономики, падала реклама, это был хороший момент для покупки. Я в клуб вошел за 220 миллионов, а сейчас капитализация принадлежащих мне 80 процентов клуба и 45 процентов арены — больше двух миллиардов. Буквально три недели назад НБА заключила новый контракт, по которому стоимость рекламы на общенациональном телевидении выросла в 2,8 раза. Это будет вести к дальнейшей рекапитализации баскетбольных клубов и арен.
В Америке живет 44 миллиона человек, которые «прошли» через Бруклин, и все они считают себя немного «бруклинцами». Поэтому следующий для нас этап — это создание сети, которая будет давать принципиально другие продажи. Когда я только купил клуб в 2010 году, он находился на 33 месте по продажам атрибутики — при том, что всего клубов в НБА было 30. Я спросил у коммерческого директора, как это вообще возможно? Оказалось, что два клуба уже не существовали, но их майки все равно продавались лучше, чем майки «Нетс». И в прошлом году «Нетс» заняли уже третье место среди всех клубов НБА по продаже атрибутики за границей.
Как должна развиваться российская экономика?
Ситуацию, сложившуюся сейчас в мире, можно назвать «идеальным штормом» — открылись возможности для больших перемен.
Экономическая модель, которая последние 10–12 лет была в России успешной и в которой акцент делался на государственных инвестициях в государственные компании, выработала свой ресурс. Необходимо двигаться дальше и разрабатывать новую модель. Резко изменились условия хозяйствования и нельзя идти той же дорогой, которой мы шли до этого.
Мы значительно отстаем по производительности труда, главная задача сейчас — повышение производительности труда и снижение затрат. Про это у нас не любят говорить, эти общеэкономические законы почему-то называют «непопулярными мерами». Я с этим категорически не согласен, экономические законы такие же объективные, как законы физики.
Мы работаем в среднем на 14 лет меньше американцев. Прибавьте к этому, что у нас производительность труда в четыре раза меньше. Готовы мы жить хуже? Наверное, нет. Значит, надо что-то делать. Если не работать, материальных благ даже от нефти и газа на всех не хватит.
К чему приведут санкции?
Самое негативное — это то, что происходит в финансовой сфере, мы не только лишились доступа к кредитованию, но и потеряли мультипликатор фондового рынка.
Будут банкротства, это неизбежно — при такой смене условий хозяйствования часть бизнесов будут нерентабельными. Не нужно бояться, надо их чистить, чтобы более сильные имели возможность развиваться дальше.
Если зарплаты и пенсии у нас будут расти быстрее производительности труда, мы разоримся
Если нынешняя ситуация будет продолжаться довольно долго, то рубль будет продолжать падать, и в какой-то момент прямой привязки к нефти, может, и не будет, потому что экономика начнет сжиматься.
Нужно отзывать лицензии у плохих банков, но нужно понимать, что в условиях, когда доступ к деньгам становится ограничен и падает рубль, уменьшаются уставные капиталы банков, так как они номинированы в рублях, а в банках есть валютные пассивы. В этот момент было бы правильно запустить программу рекапитализации банковской системы. Скажем, взять первую сотню банков — один рубль вносит государство, один рубль акционеры, через длинные облигации, к примеру. Мы с этой мерой задерживаемся.
Мы заявляем, что нам нужны внутренние «длинные» деньги, но делаем обратное — пенсионные средства, вместо того чтобы накапливать, мы отдаем под бюджетные проблемы. Так исчезает достаточно мощный накопительный ресурс. У нас проблемы и у страховых компаний — большинство тарифов убыточные, как ОСАГО, хоть их и подняли на 25%. Страховые компании кое-как сводят концы с концами за счет корпоративного страхования.
Но что с нами будет — это не вопрос санкций, это вопрос наших действий. В настоящий момент — покритикую правительство — я не вижу «точку сборки». Нет системных действий, которые привели бы к положительным результатам. Если помните, то против Китая после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году тоже ввели санкции. Но Китай ответных санкций не применял, а поступательно реализовывал свою программу развития. И вы даже не вспомните года, когда эти санкции были тихо-тихо сняты.
Как поднять сельское хозяйство?
Когда ввели санкции, мы ответили запретом импорта продовольствия из Европы, и в первую неделю правительство заявило, что таким образом мы поддержим своего сельхозпроизводителя. Прошло десять дней, и было сделано другое заявление: мы откроем рынок для других стран — Бразилии, Аргентины, Турции. Еще десять дней проходит, и официальные лица говорят, что санкции ненадолго и через год их отменят. Вместо того, чтобы предложить программу стимулирования тех, кто готов вкладывать в сельское хозяйство, делаются такие противоречивые заявления.
В зоне Нечерноземья нужно вообще отменить налоги, кроме подоходного. Платят 13 процентов, обрабатывают землю — и слава Богу. Здесь задача, чтобы человек «держал» землю и зарабатывал столько, сколько сможет. Нужна простая и понятная система. Государство должно гарантировать заранее, по определенным ценам, некоторый объем закупок. Дотировать нужно не скупщика, а производителя сельхозпродукции. Если фермер знает, что определенный объем продукции у него точно купят, то он может планировать свою деятельность в долгосрочной перспективе. А в сельском хозяйстве для всего нужно время. В садоводстве — восемь лет, чтобы вырастить сад. В животноводстве — четыре-пять лет. Когда мы бюджетируем условно в трехлетней перспективе, а на самом деле по году, ничего не происходит.
Как развивать регионы и местное самоуправление?
У нас других точек роста, кроме Москвы и крупнейших городов, почти нет. И даже когда они появляются, там не оказывается рабочих мест для собственных граждан. Например, какая-нибудь стройка вроде Сочи — посмотрите, какой процент наших граждан там работает.
У нас огромная страна, но сильно недоинвестированная, и нет технологий развития.
Вот сделали целое министерство по Дальнему Востоку. Но посмотрите на бюджет — нет там денег для развития этой территории. Сразу вспоминаешь товарища Ленина, который говорил, что без концессий это дело не поднимешь. Ясно, что возле китайской границы должен быть промышленный форпост по обслуживанию второй экономики мира, которая скоро станет первой. Должны быть различные формы добавленной стоимости, которые обслуживают 450 миллионов человек, которые живут в сопредельных территориях.
У нас 83 региона, и только девять из них самодостаточны, а когда-то таких было тридцать — что, это развитие, когда регионы раньше сами зарабатывали, а теперь стали дотационными? Необходимо пересмотреть региональную политику и честно сказать, на что деньги есть, а на что их нет. И там где их нет, искать другие источники. По одной кальке всей страной управлять нельзя.
Проблема самоуправления в том, что на его функции просто нет денег. Так устроена межбюджетная система — мэр должен бежать к губернатору, а губернатор в Минфин. В царской России только 20 процентов налогов уходило в «центр», 40 уходило губернаторам, а 40 оставалось в городах. Сколько сейчас остается в городах, стыдно сказать — меньше 20 процентов, а в некоторых случаях 11–12 процентов. Надо менять межбюджетную систему, чтобы в городах было достаточно денег. Сити-менеджеры — это неправильно. Местное самоуправление должно быть публичным и выборным, это очевидно.
Мы могли бы создать третий, помимо США и Китая, центр силы — 800 миллионов человек с прилегающими странами, которые неизбежно подтянулись бы
Многие моногорода, которые были построены, экономически не должны существовать. Как трансформировать их? Была отличная идея у президента — возвращать расходы инвесторов на инфраструктуру из будущих федеральных налогов. Но министерства аккуратно ее похоронили.
Причем мало просто построить там новую инфраструктуру, надо определить, как ею дальше распоряжаться.
Я был в Сочи на Олимпиаде. Поразительная создана инфраструктура. Но кто-нибудь посчитал, какой там будет турпоток, будет окупаться построенное или нет? В результате отели стоят пустые. Я считаю, что мы упустили интересную идею — сделать Большой Сочи игорной зоной с соответствующим экстерриториальным статусом, чтобы визу давали прямо в аэропорту. Сделали игорную зону в Анапе, но это смешно. Там кроме казино ничего нет, а в том же Лас-Вегасе в казино туристы проводят лишь 9 процентов времени, остальное — в театрах, концертных залах, клубах, ресторанах.
Какое образование нужно в России?
У нас расходы на оборону и правоохранительные органы — 31 процент бюджета, в Америке — 22 процента. На здравоохранение там — около 20 процентов, у нас — 3,5. Четыре составляющие человеческого капитала — здравоохранение, образование, наука и культура — как были в Советском Союзе остаточными статьями, так и остались. Я точно не против нашей армии, но 31 процент — это непосильная ноша для нашего бюджета. Нужно ее уменьшать и делать оборонную программу более «длинной», а эти деньги переводить как раз на социальную сферу. Если мы этого не сделаем, то молодежь как уезжала, так и продолжит уезжать.
Российская экономика требует максимум 30 процентов людей с высшим образованием — такова структура занятости. А доля людей, получающих сейчас высшее образование, приближается к 80 процентам. У меня очень прагматичная позиция. Если мы хотим всеобщего высшего образования, то и структура экономики должна быть соответствующая, но я такую структуру экономики представить не могу. Энергоносители еще долго будут основой нашего бюджета, важно, чтобы там повышалась производительность труда и чтобы достраивались следующие стадии переработки продукции.
Количество вузов нужно сокращать, другой вопрос: как это делать? Я бы перевел это на более экономическую основу. Государство — это тоже экономический субъект, и оно должно заказывать в виде бюджетных мест те профессии, которые требуются для экономики. Есть крупный частный сектор, который может делать то же самое, финансируя через гранты нужные ему рабочие места. А остальное оставить рынку.
Нужна ли конкуренция в экономике и политике?
Политическую систему необходимо срочно менять, та реформа, которая была в 2011-2012 годах, захлебнулась. Я это знаю не понаслышке — яркие, особенно в регионах, молодые люди не имеют возможности попасть на выборы, их просто снимают под различными предлогами. Чтобы конкуренция в политике была, надо перестать заниматься самообманом, оставить, скажем, пять-семь партий — уж лучше такой установить фильтр, но чтобы они конкурировали уже абсолютно равноправно. Тогда не нужно будет Центризбиркому придумывать всякие веселые законы, а учителям в школах — как «более правильно» посчитать.
С конкуренцией в экономике у нас тоже не очень, и тон здесь задают госкомпании. Моя «любимая» — «Газпром», которая не пускает в трубу никого, даже другие государственные компании, что уж говорить о частных. Из-за этого у нас внутри страны — до падения рубля — цена на газ сравнялась с американской, что довольно странно, потому что здесь у нас должны быть конкурентные преимущества.
Есть ли будущее у либеральных политических сил в России?
Я бы не употреблял слово «либеральный», оно если не превратилось в ругательство, то имеет отрицательную коннотацию, к сожалению. Я бы ограничился здравым смыслом. Надо избавиться от очевидных иллюзий. Если у нас будут расти зарплаты и пенсии быстрее производительности труда , мы разоримся. Если мы будем работать на 14 лет меньше, чем в других странах, мы будем жить хуже.
К моему сожалению, очень часто люди вполне либеральных взглядов идут на поводу у политической волны — если выгодно быть популистом, они сбиваются на популизм. Я старался никогда не быть популистом.
Какое будущее может быть у отношений России и Европы?
В чем базовое отличие, которое бросается в глаза? Законопослушный человек в Европе защищен. Бывают, конечно, исключения, но в целом, если ты соблюдаешь закон, ты защищен. Что касается России, то законопослушность не является гарантией того, что у вас не будет проблем, это касается и бизнеса, и просто гражданских свобод.
Наша великая российская культура — часть великой европейской культуры. Я считаю, через 10 лет мы должны быть свободной развивающейся страной, со своей спецификой, но близкой к тому, что существует в Западной Европе.
Европейская экономика по сравнению с американской и азиатской менее конкурентна — там высокие налоги, высокая безработица и высокие социальные стандарты. Для Европы нужен новый План Маршалла. В этом смысле Россия является идеальным партнером — с огромными свободными территориями, полезными ископаемыми и в некотором смысле нехваткой квалифицированной рабочей силы. Взаимопроникновение европейской и российской экономик может быть очень высоким. В результате мы могли бы создать третий, помимо США и Китая, центр силы — 800 миллионов человек с прилегающими странами, которые неизбежно подтянулись бы.
Я другого варианта не вижу, если мы говорим о глобальной конкуренции. Это никак не отменяет наш суверенитет — экономика сейчас не имеет границ. Если страна эффективна, капиталы в нее притекают, если страна неэффективна, то собственные капиталы из нее убегают.