Бюджетная аспирантура как альтернатива бизнес-карьере
Высшая школа экономики представила новую концепцию аспирантуры – аспирантуры полного рабочего дня
Отвечает ли существующая сегодня в России система аспирантуры требованиям современной науки? Как подготовить аспиранта, готового к работе на международном рынке труда, способного готовить публикации для международных реферируемых журналов? Может ли аспирантура стать для молодого ученого полноценной работой, с уровнем оплаты, сравнимым с бизнес-карьерой? На эти и другие вопросы ответили в РИА Новости представители Высшей школы экономики, которые представили новую концепцию аспирантуры – аспирантуры полного рабочего дня.
Как отметил ректор Высшей школы экономики Я.И. Кузьминов, последствия тех изменений, которые происходили в системе подготовки научных кадров в России последние 20-25 лет, очень многообразны и тяжелы. По его мнению, одним из элементов широко обсуждаемого провала российской науки является практически прекращение деятельности аспирантур.
- Если кто-то помнит, в советское время аспирант получал 85, потом 100 рублей в месяц и жил на эти деньги. Мог, правда, еще подзарабатывать, например, на своей же кафедре. То есть в принципе человек, который поступал в очную аспирантуру, имел три года для занятия научной работой, а государство его при этом содержало. Сейчас аспирант имеет стипендию в размере 1500 рублей. Но предполагать, что люди могут где-либо на эти деньги прожить, никто, я уверен, из нас не будет.
Следовательно, если называть вещи своими именами, очная аспирантура сегодня государством практически уничтожена. У нас ее просто нет. В результате мы имеем ситуацию, когда в аспирантуру начинают идти люди, которые и не планируют заниматься научной работой или планируют заниматься ею вечерами, как получится. Но самое главное они должны зарабатывать. И поэтому они идут и зарабатывают. Фактически у нас исчезла разница между очной и заочной аспирантурой, эффективность которой и в советское время была крайне низкой. И результат всего этого достаточно очевиден: уровень защит там, где академические коллективы сохраняют высокую требовательность, очень низкий, а там, где научные коллективы считают, что Бог с ними, пусть защищаются, он достаточно приличный, но качество этих диссертаций очень низкое.
Повторюсь, в России фактически разрушен важнейший элемент формирования научного сообщества. Мы испытали это на себе. У нас достаточно большая аспирантура с достаточно низким уровнем защит и очень высоким уровнем отчислений. Я думаю, что то же самое могут сказать практически все руководители университетов и научных организаций, которые стараются сохранить требовательность по отношению к аспирантуре.
Мы достаточно давно, порядка 10 лет назад, отказались от зарабатывания на аспирантуре. Вся аспирантура в Вышке бюджетная. А если человек приходит в аспирантуру и платит деньги, то возникают, несмотря на качество его работы, некие обязательства, что он должен хоть как-то защититься: «давайте ему поможем, давайте что-нибудь ему напишем и как-нибудь протащим» и т.д. Чтобы таких соблазнов не было, мы достаточно давно приняли решение отказаться от платной аспирантуры.
И недавно на ученом совете мы приняли решение об организации так называемой целевой аспирантуры. Мы будем отбирать 25 (10 %) человек из 300 аспирантов, наиболее сильных, имеющих уже какие-то научные работы, тех, кого научные руководители порекомендуют после магистратуры как людей талантливых для аспирантуры полного дня. Мы будем платить им стипендию в размере 25 тыс. руб. в месяц и предполагаем, что еще где-то от 15 до 25 тыс. они будут получать как научные работники преподаватели в нашем же университете, работая в рамках своей научной темы. То есть люди смогут не только заниматься наукой, но и жить на эти деньги. Предполагаем, что в следующем году мы увеличим число таких аспирантов в два раза, а в 2012 г. еще в 1,5 раза с тем, чтобы иметь достаточно большой отряд людей, которые, мы уверены, смогут сосредоточиться на научной работе. Мы хотим показать пример другим университетам, которые озабочены сегодня своим научным пополнением, хотим подать сигнал и государству, потому что именно государство должно финансировать такого рода аспирантуру.
Пока мы делаем это за счет своих внебюджетных средств, но думаю, что обременять образовательные научные организации неправильно. Мне кажется, что в перспективе, если этот эксперимент удастся, мы сможем использовать его результаты для того, чтобы убедить руководство страны в необходимости восстановления нормальной аспирантуры, когда государство платит аспиранту деньги, которые достаточны для его жизни и жизни его семьи, потому что аспирант это уже достаточно зрелый человек.
Проректор Высшей школы экономики С.Ю. Рощин рассказал о содержательном изменении программ подготовки аспирантов.
- Дело в том, что проблема аспирантуры это, в общем-то, проблема российских университетов, но отчасти похожие проблемы есть и в зарубежных университетах. Современные тенденции перехода к аспирантурам, которые имеют сильный обучающий компонент, потому что подготовить исследователя высокого уровня только в рамках практики, когда аспирант остается один на один с научным руководителем и по сути дела не имеет сильных обучающих программ, выводящих его на уровень значимых компетенций, квалификаций, сейчас уже практически нельзя. Американские университеты, в целом англосаксонские университеты, на такую практику подготовки программ PhD уже давно перешли. Университеты Германии, Франции также переходят сейчас на такой формат. Поэтому, с одной стороны, необходимо создать нормальные условия для того, чтобы аспирант мог полноценно посвятить себя научным исследованиям, с другой – мы одновременно для таких аспирантов предлагаем совершенно другой формат аспирантуры. Предполагается, что она будет наполнена обучающими программами, при этом базовые знания по базовым дисциплинам, по развитию академических навыков, квалификаций, компетенций мы обеспечим на первом году аспирантуры с помощью наших преподавателей.
Второй год аспирантуры должен пройти в усиленном обучении курсам, связанным с исследовательской деятельностью конкретного аспиранта. Здесь мы предполагаем использовать и возможности наших партнеров: готовы посылать таких аспирантов прослушивать подобные курсы в европейские и американские университеты.
Также для того, чтобы у аспирантов была нормальная подготовка, молодым исследователям нужна соответствующая среда. И эта среда связана с постоянным представлением и обсуждением результатов их научной работы. Поэтому еще одним важным элементом, который мы планируем ввести в аспирантуре полного дня, являются исследовательские семинары, где они представляют свои результаты и обсуждают их вместе с нашими ведущими профессорами и зарубежными коллегами.
Следует отметить, что развитие современных перспективных научных исследований невозможно в узких замкнутых рамках. Здесь важно объединять силы, междисциплинарные направления исследований требуют такого объединения. Поэтому, как правило, мировая практика сейчас отказывается от обязательного одного руководителя. Мы планируем, что у аспирантов помимо научного руководителя от ВШЭ будут соруководители из числа наших зарубежных коллег-партнеров, которые будут курировать подготовку исследовательских проектов. И плюс к этому мы вводим институт консультантов из наших коллег, которые получили степень PhD и защитили ее в американских и европейских университетах, хорошо представляют себе академические стандарты, существующие в мировой практике, и могут помогать молодым исследователям выходить на этот уровень и с точки зрения технологий, и с точки зрения вхождения в исследовательское сообщество.
В американских университетах очень часто программы PhD, программы подготовки аспирантов, соединены с программами подготовки магистров. А мы часто находимся в прокрустовом ложе тех форм, которые сложились еще 20-40 лет назад. Здесь, безусловно, нужна институциональная гибкость и объединение, как я уже сказал, магистерских и аспирантских программ. Думаю, что это надо делать в ближайшее время, меняя некие образовательные институты.
Проректор В.В. Радаев осветил еще один существенный вопрос: куда пойдут эти аспиранты, для кого ВШЭ их готовит.
- Ряд наших коллег считает, что если мы вкладываем свои кровные ресурсы, то нужно продумать также и средства закрепления молодых ученых, лучших кадров именно в нашем университете, ввести какие-то ограничивающие контрактные обязательства, чтобы они не уехали куда-нибудь или не ушли. Но в результате бурных обсуждений мы решили, что ограничивающих контрактов мы вводить не будем, что аспиранты вольны свободно распоряжаться тем, куда пойдут или поедут работать, в том числе, где продолжат обучение. И, кстати, именно по этим аспирантам будут судить о нашей образовательной системе, о ВШЭ в частности. А также мы ожидаем, что и к нам будут приезжать выпускники других ведущих российских и зарубежных университетов. Образовательная система должна быть свободной, открытой, то есть должна быть изрядная доля мобильности.
М.М. Юдкевич, директор по академическому развитию ГУ-ВШЭ, рассказала о двух направлениях, которые очень тесно соприкасаются с идеей аспирантуры полного дня и нацелены на поддержку в первую очередь молодых исследователей, преподавателей, которые приходят в Вышку.
- Первая программа – это программа кадрового резерва. Понимая, что на самых ранних стадиях развития карьеры человек, с одной стороны, должен много инвестировать в себя: много читать, заниматься, писать статьи, а с другой – это время, когда он создает семью, когда ему стараться зарабатывать больше денег, мы стараемся обеспечивать стимулы, поддерживая этих ребят, этих молодых исследователей-преподавателей, которые составят в будущем кадровое ядро университета.
В ГУ-ВШЭ существует система академических надбавок, когда люди большую часть своей зарплаты могут зарабатывать за счет публикаций. Но молодежь, тоже во многих случаях очень талантливая, не имеет возможности такую надбавку получать на самой ранней стадии своей деятельности в университете. Поэтому мы обеспечиваем дополнительные финансовые стимулы для тех, кто только начинает работать. Но помимо финансовых стимулов мы стараемся обеспечить и организационную поддержку, специально отбираем каждый год на два года порядка 100-150 молодых преподавателей-исследователей, которые активно вовлекаются в программы международной мобильности, получают дополнительные возможности по изучению курсов по дополнительным грантовым программам и т.д. То есть мы каждый год выбираем некоторую группу молодежи, с которой работаем на протяжении двух лет. Это и та молодежь, которая работает у нас на кафедрах, и та, которая работает у нас в научно-исследовательских институтах. И от этого есть большая отдача. Мы посмотрели на результаты этой программы через некоторое время и увидели, что люди, которые активно включаются в административную жизнь ВШЭ и больше публикуются, имеют больше связей с разными факультетами, кафедрами во сне. Это одна программа.
Другая программа, которая реализуется уже на протяжении порядка пяти лет, - это система научно-учебных лабораторий, система небольших исследовательских коллективов, в которых молодежь получает возможность работать наравне со старшими коллегами над идеальными исследовательскими проектами. Идея в том, что молодежь, работая не только на кафедре, но и включаясь в какие-то коллективные исследования, приобретает опыт реальной академической работы, опыт реального академического общения. И программа аспирантуры полного дня позволит найти такие рабочие места для исследователей, которые свои аспирантские проекты будут выполнять не только один на один с научным руководителем, но и включаться в реальные исследования по заказу и Министерства образования, и Министерства экономического развития. Это и любые внешние гранты, с которыми мы учим работать в рамках научно-учебных лабораторий. Они существуют практически на всех факультетах.
Далее представители ГУ-ВГЭ ответили на вопросы журналистов.
- Ярослав Иванович, вы сказали, что резким увеличением размера стипендии для аспирантов вы хотели бы подвигнуть государство на то, чтобы оно выплачивало аспирантам достойную компенсацию. А есть ли в планах какие-то совместные инициативы с другими вузами, у которых финансовая ситуация не столь благополучная, чтобы выплачивать подобную стипендию?
- Мы недавно провели в Санкт-Петербурге организационную конференцию Ассоциации ведущих университетов России. Куда вошли вузы, имеющие особый статус, - это МГУ, СПбГУ, 29 национальных исследовательских университетов и 7 федеральных университетов. Одним из вопросов, который мы обсуждали, был вопрос аспирантуры полного дня. Мы рассказали о нашей инициативе, и многие коллеги сейчас думают над тем, чтобы предложить такие же инструменты, например, Санкт-Петербургский горный университет. Я уверен, что ведущие вузы России смогут найти свои собственные ресурсы, может быть для нескольких узких групп учащихся. Но мы будем готовить и совместные предложения руководству страны, потому что отчетливо понимаем, что целый ряд высших учебных заведений имеет большие бюджетные ограничения. Без государства мы вряд ли добьемся здесь существенных и быстрых изменений к лучшему.
Я хотел бы здесь привлечь внимание к тому, о чем говорил Сергей Юрьевич, нельзя просто взять и повысить стипендию аспиранту. Нужно загрузить его работой, научной, образовательной так, как это делают наши коллеги за рубежом. Скажем, в американских вузах аспирантура – это довольно тяжелая образовательная программа. В течение как минимум двух лет люди проходят очень серьезные семинары, курсы повышенного уровня, то есть в аспирантуре там не учиться нельзя. У нас концепция аспирантуры германская, это концепция подмастерья, когда аспирант проходит минимум курсов и считает, что всему уже выучился и должен вести научную работу.
Не будем сейчас обсуждать, какая концепция лучше. Скажу только, что в условиях, в которые попала наша аспирантура сегодня, и в тех плохих традициях, в которых она сложилась, восстановление качества российской аспирантуры возможно только по американской, а не по германской модели. В противном случае люди по-прежнему будут просто использовать довольно большие деньги и не вести серьезной научной работы.
С. Рощин:
- Обращаю внимание, что и германские университеты сейчас идут по этому же пути, реструктуризируя свои аспирантские программы.
- Ярослав Иванович, уточните, пожалуйста, вы сказали, что в два раза повысится количество аспирантов полного дня на следующий год и в 1,5 раза в 2012 г. Хотелось бы услышать абсолютные цифры…
- В этом году мы примем 25 человек, реально, может быть, 30, потому что у нас есть еще гайдаровские стипендии. 50 человек мы рассчитываем принять в 2011 г. и 75 как минимум человек – в 2012 г. Это связано не только с постепенным накоплением для этого материально-финансовых ресурсов университета, но и с тем, что мы должны организовать для аспирантов обучающие программы, что требует привлечения ведущих ученых мира. Начнем мы с группы экономистов и группы социологов, для них будут вести занятия ряд выдающихся ученых. Мы уже достигли договоренности с рядом ведущих американских экономистов и социологов. Они частично уже работают в ГУ-ВШЭ, в системе он-лайн, которая у нас широко применяется. Мы уже на самых первых этапах сможем организовать такого рода курсы для экономистов-теоретиков и социологов. Потом, очевидно, распространим это на бизнес-экономику, на менеджмент, на математику, «компьютер сайнс» и т.д. Как вы понимаете, это не самоцель, это формирование нового качества образовательных курсов в ВШЭ, которые ведут лучшие ученые мира. Курсы, которые как бы они не были организованы, очно или заочно, позволят включить тех молодых российских ученых, которые у нас учатся, в работу на переднем крае науки.
М. Юдкевич:
- Хотела бы добавить, что уже несколько лет в ГУ-ВШЭ работает система найма молодых профессоров с международного рынка труда. Мы каждый год участвуем в системе отбора наряду с ведущими университетами, что происходит обычно в США, и привозим несколько человек (от 2 до 15) работать у нас по специальным контрактам. Мы очень надеемся, что эти молодые люди будут не только заниматься исследованиями, но и преподавать на этих программах. Во-вторых, свой опыт и экспертизу, которую они накопили за 5-7 лет обучения в Гарварде, Стендфорде или Сорбонне, они будут передавать нам.
- Вечный вопрос российской интеллигенции, что нам делать с ВАКом? Не является ли введение аспирантуры полного дня шагом к освобождению собственной научной степени в ГУ-ВШЭ, которую ВАК не должен будет сертифицировать?
Я. Кузьминов:
- Мы считаем, что финалом такого рода работы должно быть введение собственной ученой степени в Вышке. Мы, кА и другие руководители ведущих университетов, обсуждали это с министром образования А. Фурсенко. И думаю, что как только мы покажем результаты, покажем, что наша аспирантура действительно конкурентоспособна, работает на уровне ведущих мировых научных центров, министерству легче будет сделать этот шаг применительно в ВШЭ или МГУ и другим ведущим вузам страны.
Пока есть некоторые опасения, так как разложение аспирантуры распространилось практически на все учебные заведения. Поэтому даже ведущим вузам бороться сейчас за свою степень нельзя. ВАК – это ведь просто дополнительный фильтр. Российскому академическому обществу отказываться от такого дополнительного фильтра на нынешнем этапе существования аспирантур опасно и неправильно. Как только в ведущих университетах будут сформированы новые аспирантуры полного дня, полностью включенные в международное экономическое разделение труда, тогда, я думаю, министерство и правительство пойдут на то, чтобы дать возможность присваивать собственные степени. Это будет сильным сигналом на академическом рынке труда.
В. Радаев:
- Добавлю. Дело в том, что я работаю в одном из экспертных советов ВАКа и дважды в месяц бываю на заседаниях. Должен сказать, что мои коллеги делают там, что могут, выставляя тот самый фильтр, пытаясь не допустить, вычислить работы, которые написаны не самим соискателем, написанные в нарушение стандартов. Очень многие соискатели вызываются вместе с председателем совета по защите. Почти на каждом заседании происходит закрытие советов. То есть работа очень неблагодарная, но в каком-то смысле необходимая. Надо понимать, что это всего лишь фильтр, как сказал Ярослав Иванович. Качество подготовки диссертаций и работы аспирантур ВАК коренным образом изменить не может, он просто не в состоянии этого сделать.
- От каких недостатков в системе подготовки молодых ученых российскому образованию нужно категорически отказаться? Что в связи с этим, на ваш взгляд, должно измениться незамедлительно и какой в идеале вы представляете себе систему подготовки творческих личностей, ученых от школы до университета и что может измениться в ближайшее время, за год-два?
Я. Кузьминов:
- Вы задали сложный вопрос, потому что идеальное состояние и то, что можно изменить с нынешними финансовыми и административными ресурсами, это разные вещи. Я бы сказал так: мне кажется, что нормальное состояние системы подготовки ученых – это состояние, при котором степень не покупается, и ученая степень не может в принципе являться таким покупаемым сигналом. Ведь не секрет, у нас степень кандидата и доктора экономических, социологических, политологических, педагогических наук часто покупается как новый пиджак. Ну вот полагается в какой-то районной администрации быть кандидатом наук для солидности, соответственно, человек делает заказ, какие-то люди в каком-то вузике его исполняют, и на выходе – остепененный чиновник.
Никто не знает такого ученого, но на визитке у него написано «кандидат», «доктор экономических наук», не браток натренированный в спортивных штанах, а человек интеллигентный.
Такого рода процессы должны быть остановлены. Остановить их может только нормальное научное сообщество, которому будет, извините, стыдно давать такого рода людям степень. Все всё понимают. Готовность на такого рода акты согласия или равнодушие говорит о моральном разложении в научной среде. Когда научное сообщество состоит из ученых, которые признают друг в друге таковых, то это не только проблема финансирования. Это еще и проблема единой конвенции, единого понимания того, что должен знать человек, который является кандидатом химических наук.
В общественных науках в этом отношении самая тяжелая ситуация. В советские времена у нас было понятие: если ты 4 тома «Капитала» не прочел, не Бог весть, правда, какая наука, то с тобой все понятно. В начале 90-х годов выяснилось, что наука состоит далеко не в этом. И единое профессиональное сообщество разорвалось. В среде экономистов, социологов и политологов до сих пор нет единого научного сообщества, члены которого могут трпеть друг друга. Но они знают, что у них есть некое общее ядро знаний, благодаря которому они друг друга идентифицируют.
У представителей естественных и технических наук ситуация немного другая. Там нет такого разрыва времен и распада научного сообщества, как в социальных науках. Но есть то, что называется провинцианализмом. Что это такое? Люди не читают по-английски. Соответственно, они не знают 5/6 статей новых теорий, которые предлагаются на мировом академическом рынке. Люди защищаются, вообще не читая ничего, кроме того, что опубликовано на кафедре в их вузе или в 5-6 вузах рядом. Вот такого рода, я бы сказал, языковое ограничение, тоже смерть для науки. Можно чем угодно оправдываться, но если ты воспроизводишь позавчерашние результаты и не брезгуешь за это ученую степень получать, если ты с этими результатами можешь поехать, например, в технический университет в Голландию и там представить эти результаты не краснея, заведомо зная, что ты совсем ничего не читал – это тоже болезнь. И я не совсем уверен, что такие доктора технических наук нам нужны… Беда в том, что пока мы не можем отделить овец от козлищ, не имеем в академическом сообществе инструментов для отделения одной степени доктора физматнаук от другой.
Вот сегодня, мне кажется, мы подход обозначили: надо создавать заново такие аспирантуры, которые заведомо включены в глобальное научное сообщество, не только в ВШЭ у экономистов, но и в МГУ на физтехе у физиков. Когда мы это сделаем, когда мы будем гарантированы от подмены понятий, от покупки степени, от научного провинцианализма, тогда у нас будет нормальное академическое сообщество. Как к этому прийти? Мне кажется, к этому прийти можно, если называть верблюда верблюдом, а не говорить, что он орел. У нас же пока все фигурируют под маркой «орел».
- Скажите, каковы перспективы у заочной аспирантуры, у института соискательства?
Я. Кузьминов:
- Прикрепления к аспирантуре заочной всегда было и остается. Есть работающие люди, которые хотят защищаться. Ничего плохого в этом нет. Вопрос в том, что всегда такого рода аспирантура стояла на уровне с очной аспирантурой. Если аспирант заочник, то к его диссертации предъявлялись те же требования, что и к диссертации очника. А сейчас мы опустились фактически на один уровень и даже гораздо ниже… Мне кажется, что нынешняя очная аспирантура де-факто есть аспирантура заочная, или даже прикрепление к аспирантуре. Можно спокойно объявить, что за прикрепление к аспирантуре вуз и руководители получают деньги. Но государство может эти деньги сэкономить, найти им какое-то разумное применение, потому что совершенно очевидно, что эти деньги сейчас никого ни от чего не спасают, это деньги, выброшенные на ветер. Дело в том, что их нужно просто нормальным образом перераспределить.
- Нужно ли уходить от разделения на кандидатские и докторские степени к какой-то общей степени PhD? И если да, то каким должен быть механизм такого перехода? Правильно ли мы поняли, что в аспирантуру полного дня будут набираться люди только из числа выпускников Вышки?
С. Рощин:
- Ни в коем случае. У нас открыты абсолютно все образовательные программы. Это касается и магистратуры, где мы как раз ждем выпускников других вузов. У нас и сейчас в аспирантуру поступают порядка 40-50% выпускников не из Вышки. И на программу аспирантуры полного дня мы ждем выпускников всех вузов. Главное, чтобы они предъявили свой научный потенциал, который им позволит в рамках этой программы достичь высоких результатов.
В. Радаев:
- Есть простые вещи, о которых давно говорится, но ничего не делается. Нужно упростить процедуру нострификации западных степеней. А второй шаг – это то, что ведущие вузы должны давать собственные степени (кандидатские), процедуры эти будут трансформироваться и со временем они будут сопоставимы по качеству и по результатам с международными. Останется ли вторая ступень, как в Германии – докторская, дело второе. Может быть, кто-то захочет получить вторую более высшую степень по другому направлению, почему нет?
С. Рощин:
- Дело ведь не только в названии ярлыка и в его количестве, дело в наполнении, в его признании. Проблема в том, что мы все прекрасно понимаем, что кандидатская степень кандидатской степени рознь, как и докторская. Если эта кандидатская степень признается в мировом академическом сообществе, если за этим стоят знания, которые позволяют существовать в рамках ведущих профессионалов, то тогда не так значительны стимулы для получения докторской. Ведь в каком-то смысле это наследие того же провинцианализма, это признание внутри ограниченного бассейна. Если же мы говорим об академическом признании в рамках мирового академического рынка, то это вопрос не просто присуждения степени, это вопрос подтверждения этого профессиональными заслугами, репутацией, результатами. И с этой точки зрения аспирантура полного дня для нас – это одни из механизмов выхода на такое признание. Когда мы приняли решение о ее открытии, создании и реализации, мы в том числе обсудили дизайн отдельных вопросов, например, как должна проходить процедура защиты такими аспирантами. Мы предполагаем привлекать зарубежных коллег в состав тех экспертов, которые будут присутствовать на защите, таким образом сближая процедуры защиты, которые есть сейчас в соответствии с ваковскими регламентами с тем, что принято в мире.
- Некоторое время назад были очень популярны MBI, и молодые люди, закончив учебные заведения, магистратуру старались пойти не в аспирантуру, а именно в MBI. А что происходит с MBI сейчас? На Западе, как мы знаем, спрос на выпускников MBI падает.
Я. Кузьминов:
- Это очень интересный вопрос. Я бы сказал, что и в России есть признаки кризиса MBI. Дело в том, что степень мастера делового администрирования – все-таки степень не научная. Она предполагает в большей степени получение социального капитала в виде некоторых связей, включение в те или иные бизнес-конвенции, чем фундаментальное обучение. Вместе с тем MBI, как всякая новация, оказался связан в массовом сознании с очень быстрой карьерой в бизнесе. Произошло то, что произошло. Выпускников MBI стало очень много, произошла естественная девальвация этой степени по качеству, и в первую очередь девальвация в том отношении, что целый ряд университетов стал набирать на программы MBI людей без практического опыта, то есть фактически со студенческой скамьи. А в этом отношении никаких преимуществ у MBI нет. Дело в том, что методика MBI предполагает, что практический предприниматель, практический менеджер, не имеющий академического образования, как правило, получает некоторые начала менеджмента и экономики, опирающиеся на его практический опыт. Т когда такого опыта просто нет, эффективность такого рода программ очень сильно проигрывает, например, специализированным программам «мастер финансов» или «мастер экономики и бизнеса», которые предполагают значительно более фундаментальную подготовку. И есть еще одна причина: так как школ MBI стало много, эта степень престала обеспечивать быстрый карьерный рост. Эту степень стали обеспечивать скорее наборы профессиональных дипломов в области финансов, в области корпоративного права и т.д., потому что в крупных корпорациях возник больший спрос на профессионально окрашенные сертификаты и степени, которые связаны с тем, что человек может выполнять совершенно конкретные компетенции в корпоративном разделении труда на корпоративном уровне.
В. Радаев:
- Действительно, программы MBI в России сейчас просели примерно на 50%. Все ссылаются на кризис, но за этим стоит не только кризис. Вероятно, в течение ближайшего времени часть этих программ будет переформатирована в магистерские, не академические, естественно, а прикладного толка. По крайней мере, коллеги, которые занимаются дополнительным бизнес-образованием, все внимательнее приглядываются, а некоторые и готовятся уже к этому переходу.
Я. Кузьминов:
- У нас в ВШЭ не было спада на программах MBI, но не было и роста в этот кризисный год. А, скажем, на программы профессиональной переподготовки, которые до этого тормозили по сравнению с MBI, был наоборот рост. Пока я не могу сказать, будет ли тенденция подтверждена набором этого года. Но у меня нет и данных о том, что сейчас на программы MBI идет некий ажиотажный набор даже в ведущих вузах.
М. Юдкевич:
- Мне кажется, что отчасти здесь играет роль еще и то, что рынок становится глобальным. Те люди, которые раньше не думали о поездке в Европу, в Стендфорд или Оксфорд, сейчас, вероятнее, рассматривают эти опции, большое количество людей едет просто на международные программы потому, что социальный капитал, который они накапливают, - это глобальный социальный капитал, это хорошее знание языка, это возможность вести деловой бизнес за рубежом. Соответственно, если 5-10 лет назад такая опция практически не рассматривалась, то сейчас это нормальное явление, пошел большой отток в эти школы.
- Создавая аспирантуру полного дня, с кем вы предполагаете конкурировать на глобальном академическом рынке?
В. Радаев:
- Мы действительно живем на конкурентном рынке, рынок образования один из них, если не рассматривать его только в пределах своего района. Мы можем говорить пока о том, что мы хотим, потому что только стартуем, хотим выйти на уровень европейских университетов по подготовке аспирантов, по подготовке молодых исследователей по присуждению степени PhD. Это наши ориентиры. Надо сказать, что мы можем ориентироваться также и на американский рынок. Но он более разнообразный. Пока мы ориентируемся на европейский уровень в тех областях знаний, по которым открываем аспирантуру полного дня.
- Какую роль, на ваш взгляд, могут и должны играть научные фонды в подготовке научной элиты России? И как решается вопрос о призыве аспирантов на службу в армию?
Я. Кузьминов:
- Мы считаем, что такие инструменты, как два государственных научных фонда РГНФ, являются наиболее цивилизованными формами поддержки ученых в России, но, к сожалению, страдают большими недостатками. Недостатки простые – это чрезмерно малые размеры грантов, которые эти фонды имеют возможность выдавать. Я лично неоднократно выступал за то, чтобы существенно увеличить бюджетирование этих фондов и предусмотреть там формирование укрупненных грантов, грантов институциональных, которые составляли бы 5-10 млн рублей на 3-5 лет. Разумеется, речь при этом может идти только о том, что мы добавляем эти гранты к существующей системе персональных, индивидуальных грантов, а не замещаем одно другим. Сейчас наблюдаются процессы замещения, на наш взгляд, они будут носить разрушительный характер, мы с этим не согласны. Речь должна идти именно о дополнении, нельзя то, что работает, выкидывать с целью замещения чем-то гипотетически лучшим.
У нас традиционно аспиранты не призываются в армию. Сейчас руководство страны упомянуло, что нужно увеличить срок обучения в аспирантуре до 4 лет, что совершенно правильно, потому что серьезная научная работа часто не укладывается в 3 года, и мне кажется, что любые инициативы, связанные с тем, что каким-то образом отменить отсрочки от службы в вооруженных силах, связанные с процессом обучения, вредны и в конечном счете обществом будут отвергнуты.
- Какие действия должно предпринять правительство и ученое сообщество само по себе, чтобы защитить свои интересы и максимально повысить свой статус?
Я. Кузьминов:
- Правительство, к сожалению, у нас не может быть ассоциировано с академическим сообществом. Это, наверное, плохо, но это так. У правительства есть много забот, и ученое сообщество далеко не первое из этих забот. Поэтому я бы сказал, наверное, так, что в первую очередь должно делать правительство. Я много раз говорил, мы недостаточно тратим на поддержку фундаментальной науки. Считаю, что это глубокая ошибка. Глубокой ошибкой является и мнение, что мы можем сейчас вложить несколько миллиардов долларов в Интерфейс, в прикладную науку внедрения, в капитализацию научных результатов, практически не вкладывая денег в создание научных результатов. Государство сейчас вкладывает в науку порядка 2 млрд долларов. Это бюджет двух ведущих научных университетов Запада. Это абсолютно ненормальная цифра финансирования для фундаментальной науки, ее надо увеличить хотя бы в 2-2,5 раза и в значительной степени не только в академии. Такого уровня финансирование должны получить и ведущие университеты, хотя бы те 40, которые сейчас выделены. Это непросто в условиях сложившегося бюджетного дефицита, но это абсолютно необходимо. Не сделав этого, мы просто выбросим в корзину те меры и заявления, которые делаем сейчас. Нельзя собирать яблоки с яблонь без корней. Надо вкладываться в то, чтобы дерево получало соки из земли, чтобы корни находились в хорошем состоянии.
И академическое сообщество должно начать селекцию внутри себя. Очень сложно государству это делать. Когда академическое сообщество доверяет свою реструктуризацию чиновникам, государству, оно расписывается в том, что не хочет и не может сделать это само. Тогда давайте не будем жаловаться.Беда российского академического сообщества в том, что оно слишком легко относиться к тем негативным явлениям, которые в нем процветают, мирится с ними…
