Нужно избегать ощущения, что ты первый парень на деревне

Мария Юдкевич, заведующая научно-учебной лабораторией ГУ-ВШЭ «Институциональный анализ экономических реформ»

Мария Юдкевич, заведующая научно-учебной лабораторией ГУ-ВШЭ «Институциональный анализ экономических реформ»

— Мария, как вы узнали про Вышку?

— Я пришла в бюро по трудоустройству на мехмате МГУ, чтобы подписать обходной лист перед получением диплома. Мне сказали, что сначала я должна сходить на День открытых дверей Высшей школы экономики, который пройдет прямо на мехмате – так наше бюро по трудоустройству проявляло своеобразную заботу о выпускниках. Ну, я сходила, послушала и решила, что магистратура Вышки – это то, что мне нужно. Во-первых, потому, что в тот момент я не хотела работать, а хотела продолжать учиться. Во-вторых, потому, что не хотела заниматься чистой математикой, а хотела заниматься приложениями. Социальные науки — экономика и социология – это мое. Я и сейчас так считаю.

— Что особенно запомнилось из того времени, когда вы учились в магистратуре?

— Я успешно сдала вступительные экзамены в магистратуру, которые проходили на Кочновском, и очень радовалась, потому что это здание Вышки находится у метро Аэропорт, в 20 минутах езды от моего дома. Думала, наконец-то отдохну после пяти лет на мехмате, куда приходилось добираться в течение полутора часов. 1 сентября приехала получать студенческий билет. А мне вахтерша на входе говорит: «Девочка, тебе на Чистые пруды, на проспект Сахарова. Там учиться будете». Вот я расстроилась-то…

Самое интересное – это знакомство с новыми людьми. В магистратуре вместе со мной учились ребята, которые пришли из разных вузов – с разным опытом, разными знаниями и интересами. Были физики, математики, гуманитарии, был даже один мальчик из физкультурного института. Все считали, что он мастер спорта по шашкам. Так ли это, осталось тайной. До сих пор постоянно общаемся со Светой Твороговой, Сергеем Пекарским, Колей Арефьевым.

— Как вы пришли работать в Вышку?

— Пришла работать – это громко сказано. Я написала диплом, планировала поступать в аспирантуру. Как-то мы разговаривали с моим научным руководителем Ярославом Ивановичем Кузьминовым, он говорит: «Мне кажется, что раз ты собираешься заниматься научной работой, то тебе было бы очень полезно работать со студентами. Будешь вести семинары». Я отвечаю: «Ну, хорошо». Он: «Ну и отлично, пиши заявление». Я: «Какое заявление?» Он: «О приеме на работу. Ректору ГУ-ВШЭ Кузьминову Я.И….». Написала заявление, отдала ему, он пишет: «В приказ». Был июль 1998 года. Я всем рассказывала, что буду работать в Высшей школе экономики, вести занятия. Мне говорили: «Ты что, экономика развивается, экономисты должны идти в реальный сектор, зачем тебе университет?» А потом наступил август 1998 года, и все переменили точку зрения: «Слушай, наверно, ты знала». На самом деле, все шло на автомате: ну, буду вести семинары… А потом как-то все очень быстро завертелось: уже через полтора месяца мы занимались подготовкой задачника по институциональной экономике, я выбирала статьи для ридера, потом мы готовили усовершенствования по курсу, через некоторое время стали собирать материал для книжки, я поехала на стажировку… Процесс шел семимильными шагами.

— И с тех пор вы не представляете себе другого места работы?

— А надо представлять? Я как-то не задумывалась над этим: жизнь идет и идет.

— Сравните Вышку конца 1990-х, когда вы сюда пришли, и сегодняшнюю.

— Вышка была очень маленькая. Все друг друга знали. Это были преподаватели, которые вели занятия либо в твоей, либо в соседней группе. Это были студенты — либо твои однокурсники, либо на год или на два старше или младше. Это была Учебная часть и Финансовый отдел. Все друг с другом по каким-то вопросам непременно общались. Еще шесть лет назад меня бы удивило: идет человек по Вышке, а я не знаю, кто это. А сейчас я даже не задумываюсь: ну, идет незнакомый человек навстречу и идет.

Жизнь Вышки стала гораздо более регламентирована. До какого-то этапа мы очень быстро росли и все время создавали прецеденты: то мы перешли на четыре плюс два, то завели модули, то у нас возникла первая совместная программа с каким-то вузом, то еще что-то. А сегодня все, что только можно представить, уже существует. Хотя и это ощущение обманчиво, конечно.

— Вам какая Вышка больше нравится: конца 1990-х или сегодняшняя?

— Не могу сказать. Люди, которые давно работают в Вышке, растут вместе с ней. Я пришла студенткой, у меня были и запросы студенческие, и возможности студенческие, и спросить с меня можно было как со студентки. А сейчас у меня и возможностей больше, и друзей больше, и спросу с меня больше.

— Преподаватель Вышки – какой он?

— Портрета преподавателя Вышки нет и в принципе быть не может. Вышка мне тем и нравится: в ней сосуществуют очень разные люди, не только по характеру разные, по интересам разные, по образу жизни. Кто-то занимается исследованиями и преподает — и такой человек очень востребован. Кто-то, наоборот, много преподает и только начинает заниматься исследованиями, и к такому человеку тоже все относятся уважительно. Кто-то преподает, но при этом работает в банке или в фирме, приводит своих коллег в Вышку прочитать какой-то курс, устраивает студентов на стажировку. И это отлично! Кто-то полгода у нас читает лекции, полгода – в западном университете. И это тоже хорошо. У Вышки правильная стратегия: мы не создаем портрет преподавателя и не подбираем людей, которые бы ему соответствовали.

— А студенты – какие они? Существует мнение, что студенты в Вышке особенные.

— Они разные. Принято считать, что наши студенты много учатся. Они, конечно, много учатся, они очень амбициозные, с большими запросами, и многие из них с большими талантами, но каждый человек талантлив по-своему, у каждого есть запросы. Каждый в том, что ему нравится, будет землю рыть носом. Многим нашим студентам нравится учиться и нравится хорошо работать. Они в эту сторону роют носом. Кому-то нравится весело проводить время, и они все усилия тратят на это. Это не особенность, это выбор.

У меня экзамены письменные, поэтому я со студентами относительно оценок общаюсь только на апелляции. Иногда начинаются разговоры: мне нужна не «двойка», а «тройка». Понятно, что они ничего не добиваются, но мы с ними разговариваем. И выясняется, что у каждого своя история.

— Что значит студенты «ничего не добиваются»? Вы настолько строги, что к вам на апелляцию бесполезно ходить?

— Апелляция нужна для того, чтобы человек показал, что в его работе не учтено, не проверено или проверено некорректно.

Приходит студент и говорит: «Вы мне поставили «двойку», а меня милицейский воронок дожидается, чтобы в армию забрать. Пожалуйста, поставьте «три». При том, что ему «тройка» не полагается и никакого воронка наверняка нет, решение, что у него все равно будет «два», дается мне с трудом. Для меня это один из непростых моментов моей преподавательской деятельности. Неприятно, когда из тебя делают крайнего.

— И много таких историй?

— Немало. Один мальчик говорил, что у него есть сестра, которой полгода, поэтому он не спит по ночам, меняет ей памперсы, учиться не может. Через 10 минут в разговоре вдруг выяснилось, что у него есть маленький братик, которому 9 месяцев. Когда я спросила, как же так его родители умудрились, он сказал: «Во-от как мне нелегко!».

Еще один молодой человек жаловался, что если у него будет хотя бы одна «двойка», родители не дадут согласия на свадьбу. А девушка торопится. Если он в ближайшее время на ней не женится, она выйдет за другого.»Пожалуйста, поставьте «тройку».

— А любимые студенты у вас есть? Не только же с двоечниками общаетесь?

— У меня полная лаборатория любимых студентов. Просто так построен учебный процесс, что преподаватели вынуждены чаще общаться с двоечниками и должниками. На них приходится тратить много душевных сил и внимания. Я одиозная фигура по борьбе со списыванием из Интернета. Ставлю студентам «двойки» за рефераты, а они потом приходят мне объяснять, как я была не права. Вот последние две истории.

История первая. Приходит мальчик на апелляцию: «Почему у меня „ноль“?» Я говорю: «Молодой человек, у вас как на первой странице начался текст, скачанный из Интернета, так в конце он же и закончился». Он отвечает: «Я в списке библиографии указал этот источник». Я ему объясняю: «Молодец, конечно, но вообще-то прямые цитаты полагается брать в кавычки. Знаете, это такие две запятые с одной стороны и две запятые с другой». А он: «Вы мне что хотите сказать: всего за две пунктуационные ошибки – запятые с одной стороны и запятые с другой стороны – мне не засчитали весь реферат?!»

История вторая. Иногда темы студенческих рефератов совпадают с теми, которыми занимаются ребята в нашей лаборатории. В таких случаях я прошу человека из лаборатории как специалиста прочитать реферат, потом советуюсь с ним и ставлю оценку. Дала почитать один реферат моей студентке, младшему научному сотруднику. Реферат про банки. Она прочитала и говорит: «Мария Марковна, это же я написала». «Что значит „написала“?». «Ну, кто-то взял мою статью на английском языке и пересказал на русском». Спрашиваю: «Вы уверены?» «Да». Поставила «ноль». Думала, придет девочка, начнет извиняться, говорить: «Я больше не буду, я нечаянно». Приходит девочка и заявляет: «Да-а, взяла из Интернета». Я жду объяснений: «Ну?..». «А почему ноль?». Я говорю: «Ну, как почему: вы взяли чужую работу и …». «Что значит, „взяла“?! Думаете, это было легко: работу найди, с английского переведи. Там язык непрост-о-ой. Кроме того, графики все пришлось перерисовывать, таблички перерисовывать… И что, мне все равно „ноль“?».

— Студенты вашей лаборатории ездят на стажировки в зарубежные университеты. Что дают ребятам эти поездки?

— Человеку важно не замыкаться в одном месте. Это не значит, что ему нужно, например, из Вышки уехать в Сорбонну. Важно знать, где как. И знать не понаслышке, а самому посмотреть, как все устроено. Поскольку с Вышкой в России мало кто может конкурировать, нужно избегать ощущения, что ты первый парень на деревне. Необходимо поехать куда-то, рассказать, чем ты занимаешься, выслушать тонну критики, доказать, что ты занимаешься тем, чем нужно, завести друзей, знакомых, людей, с которыми будешь вместе писать статьи. Умение общаться само не приходит. У нас обычно как: стоит Петров у доски, а Сидоров говорит: «А у тебя, Петров, ошибка. Марьиванна, скажите, что у него ошибка». Это одно дело. Другое дело – попытаться решить задачу вместе с Петровым. Этому тоже надо учиться. И стажировки в этом смысле помогают.

— Какой будет Вышка через 15 лет?

— Не знаю. Поскольку Вышка все время придумывает что-то новое и неожиданное, то в любом случае будет не так, как мы сейчас загадаем. Наверное, ни один прогноз не сбудется. Просто потому, что у нас так устроено: когда кому-то в голову приходит стоящая идея, ее тут же начинают реализовывать. Если бы было представление, какой Вышка будет через 15 лет, я думаю, что она уже через два года была бы такой. Это как фондовый рынок: если я знаю, что доллар завтра подорожает, я побегу его сейчас покупать, и он тут же взлетит вверх. К примеру, необходимо построить в Вышке библиотеку в двадцать этажей. Ее не через 15 лет построят, а через год максимум.

— В своих курсах вы используете элементы теории игр. В связи с этим вопрос: как построить университет?

— Существует некооперативная теория игр. Это наука, построенная на идее того, что мы ищем равновесие. Мы рассуждаем о нашей оптимальной стратегии, считая, что остальные люди как-то себя ведут. Основная идея некооперативной теории игр в том, что если мы с вами до чего-то договоримся, а мне в какой-то момент будет выгодно от договоренности отклониться, чтобы заработать больше, например, я это сделаю. Некооперативная теория игр ищет такие точки, в которые никому не будет выгодно отклоняться, и только такие точки будут существовать как равновесие.

А бывает кооперативная теория игр. Она изучает формирование устойчивых коалиций, основанных на идее того, что если коалиция договорилась, что она ведет себя как-то кооперативно, то члены коалиции как-то, почему-то будут свои договоренности соблюдать. Это две фундаментально разных идеи. В кооперативной теории игр ищутся так называемые ядра. Это наборы устойчивых коалиций, которые будут существовать. Так вот к университету нужно применять кооперативную теорию. Все-таки университет строится на идее того, что мы есть некоторое сообщество, которое существует, поскольку соблюдает базовые правила. И это очень важно. Сообщество построено не на том, что каждому из нас в конкретный момент выгодно стратегически как-то себя вести, оно существует потому, что мы договорились, что в определенный момент времени ведем себя вот так-то. Это во-первых.

Во-вторых, теория игр предполагает, что есть жесткие правила, в рамках которых человек существует. К примеру, у вас есть машина. Вам могут разрешить ездить либо по правой стороне дороги, либо по левой. И вы вынуждены подчиняться. Если вы художник, поэт, креативный человек, на работе можете заниматься каким угодно креативом: писать картины, музыку и т. д., но за рулем будьте любезны — без всякого креатива. Если каждый станет вести себя креативно, то на дороге будет полно работы для милиции. Университет строится не на идее того, что есть четкие правила и задача каждого эти правила соблюдать, а на идее того, что каждый ведет себя креативно. Другое дело, что в университете возникают некоторые структуры, которые не позволяют этому креативу бить через край кастрюльки и заливать газовую горелку.

В-третьих, университет гармонично развивается тогда, когда креатив и формальные правила, без которых креатив не может жить, уравновешивают друг друга. Если, например, бюрократия начинает брать верх: «Креатив — это хорошо, но он должен быть с девяти утра до часу дня, потом обед, а потом еще креатив» — какие творческие люди захотят жить по режиму? С другой стороны, если креатив заявит, что ему не нужны формальные правила, например, рабочий учебный план: «Че хочу со студентами, то и делаю» — разве это нормально? Части должны соотноситься.

В четвертых, университет невозможно построить, как дом. Приехала госприемка: «Ничего не течет, домофон работает, обои поклеены. Живите, дорогие товарищи!». Как только университет сочтет, что он достроенный, все развалится. Почему так происходит? Потому что если в доме главное стены и трубы, то в университете самое главное – люди. А люди все время меняются, им нужны новые горизонты; кто-то приходит, кто-то уходит. Университет по определению не статическая вещь. Это как гонки по наклонной плоскости на мопеде. Важны скорость и аккуратные действия. Соблюдая правила и двигаясь вперед, ты не будешь падать. Как только остановишься, окажешься внизу.

Екатерина Степанова, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ