Я хотел попробовать изнутри, что это такое — Высшая школа экономики

Андрей Яковлев, проректор ГУ-ВШЭ

Андрей Яковлев, проректор ГУ-ВШЭ

— Андрей Александрович, как вы пришли в Вышку?

— Формально все началось с того, что мы с Ярославом Ивановичем Кузьминовым встретились в коридоре, точнее, на лестнице в здании на Огарева, 5. Это было здание Гайдаровского института, где я работал заведующим лабораторией и где Высшая школа экономики, недавно возникшая, занимала, по-моему, пять или шесть комнат. Поздоровались, поскольку Кузьминов мне когда-то что-то преподавал, когда я был студентом на экономфаке, а он был еще неостепененным преподавателем и вел семинары. Кузьминов как-то так, фактически на бегу, поинтересовался, почему бы мне, например, не перейти проректором по науке в Высшую школу экономики. Предложение было несколько неожиданным. Потом мы уже встретились специально, оговорили некую переходную стадию: я хотел изнутри попробовать, что это такое – Высшая школа экономики. Было непонятно, нужно ли мне это. Гайдаровский институт являлся уже достаточно известной структурой, позиция завлаба давала определенный статус. Формально позиция проректора была выше, но что такое ВШЭ, было неясно.

Я два месяца работал на полставки в качестве ведущего научного сотрудника и пытался понять, что происходит. В ноябре 1993 года я перешел на полную ставку. Тогда мы уже делали самые первые проекты для Минобразования  (с Минэкономики еще не было прямых устойчивых контактов).

То, чем я тогда уже занимался и чем сейчас занимаюсь, — это вещи, связанные с поведением предприятий. Из больших проектов, уже ориентированных не на Минобразования, а на Минэкономики, был проект под названием «Мониторинг поведения предприятий», который стал возможен благодаря приходу Ясина в Минэкономики. На каком-то верхнем уровне, на верхних этажах Министерства стал возникать осмысленный запрос на экономические исследования, позволявшие в том числе ответить на те вопросы, ответ на которые нельзя было получить из макроэкономических данных, потому что реакция предприятий на проводившуюся макроэкономическую политику была достаточно далека от того, что ожидалось. И был расчет, что с помощью системы обследований, в которых в том числе участвовала ВШЭ, будут подтянуты другие институты, которые этим уже занимались.  Была предпринята попытка через микроэкономические, в значительной степени субъективные данные понять, что на самом деле происходит. Потом было много разных других проектов, но это отдельная история.

— Какие были ваши первые шаги как проректора по науке?

— Первые шаги сводились к тому, что нужно было по тем финансовым ресурсам, которые были выделены в рамках единого заказ-наряда (ЕЗН), представить некие отчетные материалы. Звучит банально. А так – это был момент поиска людей и организации первых лабораторий. Одной из первых была лаборатория Игоря Гуркова – Лаборатория организационного поведения и развития. Светлана Авдашева тогда была преподавателем, сейчас профессор – с ней тоже начинались совместные проекты. Причем тогда помимо работ, которые мы только начинали делать для министерств и ведомств, достаточно актуальны были совместные проекты с европейскими коллегами, в частности, была совместная программа ТАSIS АСЕ, которая давала возможность реализации коллективных заявок, то есть должно было быть не менее двух европейских партнеров из разных университетов, и могло быть несколько партнеров из России и стран СНГ. И именно в сфере экономической политики можно было предлагать некие темы, получать гранты продолжительностью 2-2,5 года, что было много по тем временам – при достаточно приличном уровне финансирования. Эти проекты были действительно важны с точки зрения установления контактов, налаживания не только в образовательной, но и в научной сфере партнерских отношений с коллегами из Германии, Голландии, Франции. Это и происходило – с той же Светланой был хороший проект с Анн Перро из Париж-1 и Пит-Хайном Адмиралом из Эразмуса. 

— Сложно создавалась нынешняя структура науки в Вышке?

— Да, сложно, причем многоэтапно. До 1997 года в принципе это происходило немного хаотично. Были отдельные институты, отдельные центры, отдельные лаборатории. Некая структуризация произошла в 1997 году, когда была создана система институтов и, насколько я помню, не осталось самостоятельных лабораторий – они были включены в институты. Стала складываться двухуровневая система, которая есть и сегодня: институты и входящие в них либо отделы, либо лаборатории, либо – иногда — центры. При этом до 1998-1999 годов самих научных подразделений было не так много, прежде всего потому, что объем НИРовских заказов был не очень большой. А для проектов, на которые выделялись научные гранты, не  требовалось создавать подразделений, в них участвовали преподаватели, причем достаточно активно.

После 1998 года начался период создания новых институтов и центров. Собственно, это произошло даже чуть раньше. Так, Центр образовательной политики был создан в 1997 году – это была инвестиция ВШЭ в разработку идей для реформы образования. Это был первый шаг, потом были другие, связанные не только с реформой образования, но и с административной реформой. Возник институт Андрея Клименко, затем по такой же модели — институт Леонида Гохберга. Заметное расширение деятельности научных институтов началось с 2000 года на фоне определенного дефицита идей и своего рода кризиса классических либеральных подходов. Эти подходы на уровне идеологии доминировали в середине 1990-х годов (хотя отнюдь не всегда реализовывались на практике). После кризиса 1998 года произошло падение их популярности, и со стороны правительства появился спрос на иные идеи. 1999-2000 годы — это как раз период активных дискуссий не только на уровне экспертного сообщества, но и на уровне правительства по поводу выбора пути, вариантов экономической политики. И как раз в этот момент оказался востребован аналитический, академический, научный потенциал, который был накоплен в ВШЭ в 1990-е годы благодаря контактам с зарубежными коллегами и сосредоточению в одном месте, в одной организации критической массы тех людей, которые в тот весьма нестабильный и неопределенный период времени предпочли остаться в академической сфере. В итоге у этих людей появились возможности повышения  квалификации через систему стажировок в Европе, приобретения, накопления знаний и навыков, относящихся к экономической науке. Это все, на мой взгляд, стало предпосылкой к тому, что после кризиса Школа смогла предложить новые идеи, которые оказались востребованы и которые позволили Вышке стать одним из ведущих аналитических центров.

Благодаря спросу на новые идеи стала возникать современная структура научных подразделений. Так, есть ряд крупных институтов, у которых по 30-40 штатных сотрудников и многомиллионные, причем в долларовом выражении, объемы заказов. Есть несколько средних по размерам НИИ, в которых работает несколько меньшее число сотрудников. Большинство из них все равно ориентированы на проблематику экономической политики (могут быть разные аспекты, разные потребители в лице правительственных ведомств).

Одновременно стали возникать и более академические подразделения, сначала как проекты, затем как структурные подразделения. В их развитии была следующая логика. ВШЭ изначально возникала вокруг академического ядра, сформированного магистратурой по экономике. Именно в это ядро в начале и середине 1990-х шли крупные инвестиции (прежде всего, через большие гранты Евросоюза). Эти инвестиции позволили обеспечить высокое качество наших магистерских программ. И это, в свою очередь, позволило в короткие сроки запустить бакалавриат, программы довузовского и дополнительного образования. Однако к началу 2000-х годов проблемой стало то, что при расширении масштабов Школы инвестиций в это первоначальное кадровое ядро стало приходить все меньше. В частности, программы технической помощи стали сворачиваться, плюс сама Школа стала гораздо больше и прежние инвестиции в воспроизводство академического потенциала стали недостаточны. Эта проблема была осознана в ходе дискуссий 2002-2003 годов, предшествовавших разработке и принятию действующей сейчас Концепции развития ВШЭ. И для ее решения стала проводиться осмысленная внутренняя политика, ориентированная на поддержку академической научной активности изнутри – это касалось и конкретных отдельных подразделений типа ИГИТИ, и программ внутренних научных грантов – индивидуальных и коллективных, предоставляемых через Научный фонд. К этому же ряду инструментов относится программа академических надбавок, которая поощряет людей к публикациям.

— Прикладные и академические исследования между собой тематически соотносятся?

— Сказать, что есть очень тесные пересечения, нельзя. Потому что прикладные исследования достаточно близки к консалтингу. Там есть свои рутинные вещи, то есть часто это запрос уже не на исследования, а скорее на аналитическую работу. Плюс сама по себе ВШЭ стала больше по спектру тех специальностей и направлений, где мы ведем обучение студентов. И у нас присутствует целый ряд направлений, на которые нет прикладного спроса, но которые, тем не менее, необходимы для квалифицированного обучения студентов. Мы приобретаем некие компетенции и зарабатываем некие деньги на других полянах – скажем, не на аналитике, а на обучении студентов, на дополнительном образовании. Поэтому спектр академических исследований у нас, безусловно, шире и отнюдь не всегда напрямую корреспондирует с прикладными исследованиями. Но, на мой взгляд, не всегда это и требуется, потому что академические исследования необходимы, в первую очередь, для поддержания должного уровня качества образовательных программ и учебных процессов, а прикладные исследования – это один из выходов, один из результатов тех инвестиций, которые сейчас вкладываются в академическое развитие.

— Идея превращения вуза в исследовательский университет сформулирована в 2000-ом?

— Реально, это были дискуссии 2002-2003 гг., и оформлено это было в концепции 2003 года.

— Насколько новаторская эта идея?

— На самом деле, есть достаточно большой американский опыт, есть несколько десятков американских университетов. Они, действительно, выделяются, в том числе по параметрам финансирования, у них  существенно больший объем финансирования, большие академические выходы, у них, соответственно, больше доля магистров. Есть не только американский опыт, но и, может быть, более близкий нам опыт Кореи. Например, в Корейском институте науки и технологий (KAIST – Korea Advanced Institute of Science & Technology) учится пять тысяч магистров и всего две тысячи бакалавров. И магистратура там ориентирована на открытый конкурс для лучших выпускников всех технических вузов страны при наличии достаточно больших научных программ и проектов. Поэтому сама по себе идея не нова.

В чем может быть наша специфика? Насколько возможен реальный большой исследовательский университет в условиях России – с несовершенной системой институтов (в институциональном плане) и несовершенным рынком? Та модель, которая, на мой взгляд, сейчас у нас реализуется, фактически сводится к тому, что есть некое ядро академических программ, которые и могут образовывать собой исследовательский университет. Причем это не подразделения, а проекты и программы, из которых отбираются лучшие, наиболее близкие к международным стандартам. Это мы сейчас стараемся делать. В частности, происходит концентрация ресурсов на поддержке этого академического ядра – с выработкой новых знаний, навыков, научных результатов, которые, в свою очередь, могут давать позитивный эффект, экстерналии для других блоков деятельности ВШЭ (включая дополнительное образование, базовые бакалаврские программы, аналитические разработки). Все они не являются обязательными элементами исследовательского университета. Но, тем не менее, они тоже остаются в выигрыше, потому заработанные ими ресурсы, которые они отдают в центральный бюджет, инвестируются в академическое ядро, которое ассоциируется с исследовательским университетом и, в конечном счете, обеспечивает качество и развитие всех программ ГУ-ВШЭ.

В каком-то смысле мы можем проводить здесь аналогии с сильными университетами из развивающихся стран, из новых индустриальных стран. Я приводил пример из Кореи – там была государственная поддержка. Другой пример – технологический университет в Монтеррее в Мексике, где не было господдержки. Это  частный университет, но ситуация похожая: там есть сильная бизнес-школа, которая входит в двадцатку лучших в Северной и Южной Америке. У них больше 100 тысяч студентов только в Мексике, порядка 40 кампусов в Латинской Америке, где они обеспечивают дистанционными программами техническое образование, причем делают это на достаточно высоком уровне. Но, безусловно, дистанционное образование отличается по качеству от того, которое дают в элитной бизнес-школе. Это, на мой взгляд, та же самая ситуация ядра, которое обеспечивает высокое качество в определенных точках и одновременно дает гарантии качества не ниже должного на массовых программах, с помощью которых зарабатываются деньги. Такая модель, наверно, для нас более реалистична, чем модель элитных заведений в Америке, где просто обеспечивается несопоставимое на сегодняшний день с нашим финансирование.

— Как возникла идея Апрельской конференции?

— Идея возникла у Евгения Григорьевича Ясина. Задача была в том, чтобы попробовать создать площадку, где российские экономисты, исследователи с участием зарубежных коллег представляли бы результаты того, что они сделали за последний год. На мой взгляд, эта идея вполне реализовалась.

— То есть такой площадки просто не было?

— Единой и всеми признаваемой реально не было. Были отдельные конференции, проводившиеся отдельными структурами, но фактически за эти годы, безусловно, не с самого первого раза – с третьей-четвертой конференции мы этому статусу стали соответствовать. ВШЭ стала площадкой для общенациональной конференции по проблемам экономического  развития. Она в таком качестве сейчас всеми признается, в том числе и зарубежными коллегами. Происходит регулярное, достаточно заметное увеличение числа иностранных участников – не только тех, кто приезжает послушать, но и людей, которые выступают с докладами. Это статусное мероприятие, в котором сочетаются два формата. Первый, пленарный день – это политический формат.  Уже традиционно руководители экономического блока правительства на конференции ВШЭ говорят о том, что они сделали и собираются делать дальше. Это место презентации, может быть, не новых политических идей, но озвучивание новых подходов и планов в сфере экономической политики. Вторая часть – академическая, секционные заседания. Это место, где представляются практически все результаты исследований, связанных с экономикой и не только. Конференция уже шире лишь экономической проблематики. Есть достаточно сильная политологическая секция,  культурология, социология, даже история – много чего происходит. Но то, что Ясин хотел, что до сих пор сохраняется – все проблемы, и не только экономические, обсуждаются в контексте проблем модернизации экономики. В какой-то мере в этом реализуется изначальная идея ВШЭ как университета, который начинался с экономического факультета, затем обратился к смежным областям, но с ядром в экономике: тот же факультет права задумывался как факультет, который должен уделять особое внимание вещам, связанным с хозяйственным правом, обеспечивающим смычку с экономикой.

— Политический блок замышлялся изначально?

— Он был с самого начала. Сначала именно политический блок и привлекал внимание к этой конференции. Всегда «живой» фигурой был Греф, и его традиционно любили слушать, был Илларионов, который тоже «оживлял» аудиторию. Если брать первые годы, то политический блок был более значимым, чем академический. Сейчас это не совсем так.  Академический блок сильно вырос, причем не только по масштабу, но и по качеству, это признают и иностранные коллеги. Я думаю, что тенденция следующих лет будет сводиться к тому, что эта конференция будет становиться все более академической.

— В чем была необходимость создания Программного комитета? Он появился года два назад?

— Да, изначально был единый Оргкомитет. Сейчас есть Оргкомитет и Программный комитет. В общем, это традиционная практика для больших международных конференций, когда разводятся вопросы технической организации (логистика, сайт, размножение программы, обеды и все остальное, чем нужно заниматься, но чем совсем не обязательно грузить людей, компетентных в содержательных вопросах экономики, политики, социологии и т.д.) и собственно проблемы формирования секций, сессий, панелей, отбора докладов. В свое время конференция имела квази-административную структуру – были «жесткие», априори заданные секции, персонально приглашались руководители секции, и дальше уже они в значительной степени формировали программу своих секций. Где-то года три-четыре года назад мы стали отходить от этой модели, поскольку она в известной мере ограничивала пространство, то есть в самом начале задавала рамку, хотя могли возникать новые люди и новые идеи, которых руководители секций могли еще просто не знать. Тем самым мы стали переходить на общепринятый в мире формат. Есть Программный комитет, в который входит довольно много людей, при этом не фиксируется с самого начала жесткая структура секций – определяются некоторые базовые тематические приоритеты и оговаривается, что могут быть и другие интересные темы, заявленные в докладах, если автор этого хочет. Формирование программы конференции, т.е. выстраивание конкретных секций, происходит на основе оценки тех индивидуальных и коллективных заявок, которые пришли. Причем заявок с каждым годом становится все больше, и сам процесс большей гибкости в какой-то мере стимулировал рост заявок. В прошлом году их было около 200, если брать индивидуальные заявки. Безусловно, есть отсев – из этих 200 было принято 50 или 60. Ясин или другие коллеги, входящие в Программный комитет, могут предлагать определенные темы сами – темы для конкретного круглого стола или конкретной сессии, и это обсуждается, но все равно это – публичный процесс. Комитет  сейчас состоит не только  из представителей ВШЭ, у нас есть достаточно много внешних людей – это РЭШ, ЦЭФИР, ЦСР, Экономической экспертной группы, Институт экономики города. Это тоже повышает статус конференции: делает ее не только конференцией ВШЭ, а конференцией всего профессионального сообщества.

— Предлагаются ли темы для самой конференции?

— Да, конечно, каждый год. И это прерогатива Ясина как основателя конференции. Именно им – после обсуждений с коллегами в ВШЭ и на Программном комитете – задается общая тема. В будущем году это будет «Модернизация экономики и глобализация». Что будет дальше – посмотрим.

— Как вам представляются перспективы развития науки в Вышке? Каковы ближайшие задачи?

— Я бы говорил о важном сюжете, связанном с интернационализацией науки в Вышке. На мой взгляд, для нас очень важно сейчас реальное достижение качества европейского университета, признаваемого другими европейскими университетами. И движение в этом направлении критично, поскольку в образовательной сфере мы давно работаем с партнерами. В научной сфере контакты тоже есть, но они менее развиты, требуют гораздо больших усилий от нас. Здесь есть достаточно очевидные, измеримые результаты – публикации в международных реферируемых журналах, в хороших издательствах, выступления на конференциях. На это в значительной степени нацелена деятельность Научного фонда, который старается поддерживать эту активность. На самом деле, международная научная конференция – это элемент этой же системы, потому что это площадка для контактов. Не случайно сначала в названии конференции было словосочетание «модернизация экономики России», сейчас просто – «модернизация экономики». Мы сознательно стараемся привлекать людей из других стран, причем не только из Европы или, допустим, Америки, но и стран СНГ, Восточной Европы, то есть стараемся позиционировать эту конференцию как конференцию по проблемам переходных экономик, их развития и модернизации. В следующий раз Ясин хочет пригласить на пленарное заседание коллег из Бразилии, Индии и Китая, чтобы посмотреть, что происходит в рамках БРИК. Я думаю, это правильная тенденция – у нас много общего, это важно понимать. И линия на интеграцию в международное научное сообщество, стимулирование этого процесса, поддержка тех, кто это делает, – это одна из задач, которые нужно будет решать. Она уже сейчас ставится, и у нас есть определенные успехи, но хочется большего.

Новостная служба портала ГУ-ВШЭ