Рассказывают ветераны. Историю рассказал Либинсон Евгений Борисович

Отучившись в первом классе на Таганке, 1 сентября 1945 года, волею случая, я продолжил учёбу в школе посёлка Ильинское, Рязанского направления железной дороги Московской области. Дирекция завода «Манометр» предложила моей маме заведовать круглогодичным детским садом в этом поселке и переехать туда всем коллективом с семьями из Москвы. Жизнь для детей там была лучше, чем в городе. Четыре года в Ильинском вспоминались мною как самые приятные и яркие моменты моего детства.

Там все было необычно: огромная территория усадьбы, главное здание – бывший барский дом, летние постройки, длинная кипарисовая аллея с лавочками, оранжерея и палисадник с разными цветами: розы, георгины, астры, флоксы и другие менее известные цветы, вишневый сад, малина, крыжовник. Вся большая территория была огорожена высоким деревянным забором и обращена длинной стороной к железной дороге с двумя путями: один в сторону Москвы, другой к станции «Отдых», окраиной нынешнего города Жуковский, знаменитой детской железной дорогой, построенной до войны и запущенной снова при мне.

Мне казалось, что мы попали в обстановку дореволюционной России. Помимо культурных растений, половину территории занимал нетронутый смешанный лес с грибами и ягодами. Вдоль всего забора цвели боярышник, акации, рябины, сирень.

Для меня, девятилетнего мальчика, испытавшего тяготы военного времени, повидавшего Волгу, Сталинград, казахские степи и послевоенную Москву, жизнь в Подмосковье казалась сказкой. Моя мама и её коллеги работали по 24 часа в сутки и всегда напоминали нам, что наша благополучная жизнь отличается от жизни детей детского сада, которые видят своих родителей в лучшем случаи по воскресеньям. Еще праздники – Новый год, Первомай, Седьмое Ноября и родительские дни раз в две недели. К ним полагалась большая подготовка и оживление повседневной жизни. Главным событием перед Новым годом был приезд грузовика с большой елью, со свисающими по бокам ветками и торчащей верхушкой сзади. Встречать её выходили все – и дети и взрослые.

Рабочие вносили её в дом на первый этаж, где был зал для музыкальных занятий. Елку устанавливали на большую деревянную крестовину, после чего начинали украшать игрушками, гирляндами из флажков и бус, мандаринами, конфетами и орехами в позолоченной обертке. На следующий день после обеда был праздничный концерт с хороводами и песнями. Заводилами были молодые женщины (большинство из них вдовы) – воспитатели и их дети. Руководила праздником пожилая женщина, похожая на актрису Раневскую из фильма «Подкидыш». Она энергично стучала по клавишам рояля и пела вместе с хором детей. Когда она уставала, крутили ручку патефона и воспитатели с детьми танцевали и водили ручейки.

Я ждал Новый Год ещё потому, что он означал ещё начало зимних каникул, чтобы почитать серьёзные книги с иллюстрациями, какие привезла с собой в чемодане наш музыкальный работник. Из них мне в памяти остались подборка журналов «Нива», роман Чарской «Княжна Джаваха», «Тайны Мадридского двора», «Переяславская Рада». Это были всё дореволюционного издания с ятями, фитой и палочкой с точкой вверху – буквой и. Кроме чтения я проводил много времени на улице, расчищая с ребятами дорожки от снега, насыпая горки и заливая каток.

Запомнились и майские праздники. В конце апреля убирали территорию, красили заборы, навесы от дождя – всё это называлось ленинскими субботниками.

Отшумели субботники и майские праздники, вечером после уроков и домашних заданий, дети сотрудников выходили на «свободу», там с шумом проносились дальние поезда, со станции из электричек шли после работы люди, приехавшие из Москвы или Раменского.

Местные ребята жгли костер, пекли картошку, разгребали угли и, прутиками отбрасывали её на траву. Когда её горячую можно было брать руками, отковыривали горелую корку, кусали мякоть, обжигая губы и язык. Костер превращался в площадку тлеющих головёшек, и начиналась подготовка к «местному салюту». Из соседних дворов приносили небольшие куски деталей сбитых самолётов, сверкающие серебристыми кристаллами. Металл назывался дюралиминий, его приносили с кладбища трофейных самолетов, свозимых в город Жуковский. Представьте восторг мальчишек в кабине пилотов истребителя, залезающих туда с крыла самолёта, топая по фашистской свастике, воображающих себя летчиком управляя рычагом и следящим за стрелками на приборной доске.

Куски дюралиминия бросали в затухающий костер, и через некоторое время на поверхности костра появлялась блестящая серебряная лужа расплавленного металла. В неё издалека бросали куски щебня с насыпи железной дороги. Вечернее небо озарялось россыпью огней. Летающие в небе светящиеся майские жуки дополняли эту феерическую картину.

В конце мая кончалась учёба и начиналась замечательная пора летних каникул с купаниями в Москва-реке и в Ильинском пруду, который был окружен редкими соснами, корнями уходящими вглубь воды. Мальчики, стоя по колено в воде и шаря между корней, руками доставали раков. Раки больно хватали ловцов за палец, а те ловко сбрасывали их в авоськи. Дорога обратно шла через бедный местный рыночек с рядом деревянных прилавков под навесом из щепы осины. В жару особым спросом пользовался варенец с коричневой корочкой поверх гранёного стакана. Любителям торговец его подсаливал.

Для настоящего купания в жаркий июль ходили к Москве-реке за несколько километров от дома. Шли по пыльной дороге через поля душистых трав, пшеницы с васильками. На реке был дикий пляж, паромная переправа, ходили теплоходы, баржи и лодки на вёслах. В августе собирали ягоды и грибы в лесу. Раз в две недели у нас проходили родительские дни. Дети сотрудников и малыши детского сада составляли букеты из садовых цветов, а венки – из лесных, плели корзинки из ивовых прутьев. В центре плоского букета – георгин на высоком стебле с широкими листьями в окружении гвоздик и других цветов. Георгины – бордовые, фиолетовые, белые и с разноцветными пёстрыми лепестками.

Учёба начиналась для начальных классов в одноэтажном деревянном здании с печным отоплением. В сильные морозы мы сидели в пальто и валенках за тяжелыми партами на сидениях, закреплённых в парных брусьях. Казалось, приделай к ним колёса и руль, и можно выезжать в коридор, где стоят твои лыжи, которые прикручивались при помощи верёвки и палки к валенкам. Чистописание давалось с трудом. Мы писали длинными ручками, окуная перья в чернильницу, вделанную в отверстие посреди парты. В холодную погоду чернила замерзали, писали с трудом, пробивая наледь пером и стараясь не поставить кляксу.

Весной прогулка до школы была другой. Можно было не спешить, наслаждаясь майской утреней свежестью, сбивать веткой крапиву на обочине грунтовой дороги, срывать ландыши и дразнить собак за заборами.

В третьем и четвёртом классах мы уже учились в рядом стоящем кирпичном здании с большими окнами и коридорами. Нас торжественно приняли в пионеры, мы начали готовиться к сто пятидесятилетию со дня рождения А.С. Пушкина. Читали и заучивали стихи, отрывки из сказок и эпиграмм. Вот наша учительница с гневом продолжает читать эпиграмму на Аракчеева – … «всей России притеснитель, губернаторов мучитель»… – и вдруг, рыдания с одной из первых парт, где сидят круглые отличники. Это рыдает первая ученица – Алла Аракчеева (дочь председателя Раменского райисполкома)! Вот она сила творчества Пушкина! Эпизод запомнился на всю жизнь!

Другой эпизод непосредственно касается меня. Все знают – бывают просто друзья, а бывают закадычные. Таким был одноклассник-крепыш Наумов. Имени не помню, по именам у нас звались девочки, а мальчики сокращенными фамилиями. Однажды в суровую зимнюю пору в школе внезапно объявили уколы. Мы позорно струсили и отправились к Науму домой, родители которого были на работе. К тому же давно чесались руки опробовать ракетницу, которая хранилась в столе отца моего товарища – ветерана войны. Наумчик достал её, зарядил ракетой. Она вставляется в дуло и закрывается крышкой с курком, обращенным наружу в отличие от спускового крючка. После чего передал мне. Спусковой крючок оказался для меня настолько тугим, что я нажал его только пальцами двух рук, приблизив к лицу ракетницу, а не на вытянутой руке, как это видим в фильмах про войну. Я увидел летящую в небо горящую ракету с белым хвостом и почувствовал резкий удар в лоб. Кровь залила левый глаз. Я отбросил ракетницу в снег и с рёвом побежал домой. К моему счастью, первая, кого я встретил на территории, была врач детского сада. Она отвела меня в свой кабинет, вымыла лицо и увидела, что глаз не задет, а кровь льётся из брови над глазом.

Забавы с оружием, оставшимся после войны, не всегда заканчивались благополучно. Одному моему однокласснику по фамилии Спирин оторвало гранатой пальцы руки.

Война закончилась, но отголоски её всё ещё сказывались на мальчишках после военного поколения.

Иллюстрация студента Дарьи Аракелян, Школа дизайна НИУ ВШЭ, профиль «Анимация и иллюстрация», специализация «Иллюстрация», 2 курс