Рассказывают ветераны. Историю рассказала Петухова Тамара Васильевна
Когда объявили о начале войны, мы снимали дачу, но вскоре вернулись в Ленинград. В тот момент была мобилизована работа, в основном школ, и необходимо было эвакуировать всех детей из города. Однако моя мама отказалась. Таким образом, я и осталась в Ленинграде.
У нас был большой дом: целых три двора. Мы жили изумительно, очень дружно. Я хорошо помню, как появились патефоны, как молодежь танцевала и развлекалась. Наверное, месяца четыре все еще было открыто, и мы собирались, а потом всех эвакуировали. Но мы остались. Особенных запасов у нас не было, казалось, что нет необходимости их заготавливать. У мамы была большая семья: в основном сестры со своими детьми и несколько двоюродных братьев. И все погибли. Абсолютно.
Блокада Ленинграда забрала их всех. Единственный, кто у меня остался – это брат. Но он тоже умер потом, сейчас его дочке уже 70 лет. Так мы и жили – разбросанные по Ленинграду.
Родители старались каждую конфетку разделить, если что-то у кого-то появлялось. Так, мы оставались дружными до самого окончания войны
Единственные родственники, жившие сравнительно недалеко от нас, это мамина сестра и ее дочка, моя ровесница. Мы иногда навещали их. Однажды пришли к ним, а они лежат на кроватях вместе с другими людьми и детьми. Никого, конечно, мы не хоронили. Просто приезжали машины и людей забирали.
У мамы еще была старшая сестра, которая жила в другом районе, но переехала к нам. И вот мы стали жить втроем. Мой отец сначала служил в Кронштадте, а затем был переведен в Гвардейскую морскую пехоту. Первое время они были в Ленинграде, на другой стороне Невы есть такое место – Веселый поселок. И мы с мамой в этот голод (как раз начиналась только зима 1941 года) из дома, пройдя весь старый Невский, через Володарский мост ходили навещать отца. Их войска тогда выходили на так называемые кратковременные бои, это еще в пределах Ленинграда было. И мы знали, что это только на сутки, и шли туда, не зная, вернется он или не вернется. Так мы ходили несколько раз. А потом они ушли дальше, и мы больше не смогли навещать отца.
Несмотря на неоднократные контузии, папа, слава богу, остался жив. Конечно, все это было очень сложно. В 1941 году мы не учились, не было ни света, ни отопления. Все соорудили себе буржуйки. Если честно, чем мы питались, я абсолютно не помню, но спали мы втроем, не раздеваясь. Так как-то и пережили.
Конечно, карточек не хватало, поэтому все просто терпели, больше ничего не оставалось
Моей маме было 34 года и она весила 35 кг. Тогда же были карточки на еду. У меня была детская. Мама работала на заводе Ленина на Неве, а тетя, в прошлом довольно знаменитая портниха, тоже перешла на военное положение и шила одежду для армии, так что они получали военные карточки. Постепенно те, кто еще оставался, умирали. Нас в этом огромном доме с его гигантской территорией оставалось, наверное, детей 5. И мы очень дружили, встречались, гуляли. Родители старались каждую конфетку разделить, если что-то у кого-то появлялось. Так, мы оставались дружными до самого окончания войны. У нас были просто изумительные учителя, которые привили нам очень много хорошего, несмотря на все невзгоды. Нас всех объединили во Дворце Пионеров, где мы и учились.
В Ленинграде, конечно, все было ужасно, тут и говорить нечего. Даже воду набирали страшным способом: упадет бомба, и люди, да это были не люди, а тени, ходили и собирали все, что появлялось. Конечно, карточек не хватало, поэтому все просто терпели, больше ничего не оставалось.
На улицах на стенах были надписи: «Переходите на другую сторону, сейчас артобстрел на этой стороне». И вот я помню, ходили по Литейному, спокойно переходили. Ко всему привыкаешь. Первое время мы ходили в бомбоубежище, а потом перестали даже спускаться. Город был темный, центр весь был разбит. У нас там жило много знакомых в то время, но постепенно люди умирали. Очень много народу погибло.
Мое самое яркое воспоминание - это окончание войны. Это, конечно, было торжество. Все невероятно радовались. Мы жили в самом центре, и у нас повсюду были репродукторы. Люди тогда, как только вставали, сразу бежали к репродуктору, так что мы были очень информированные на самом деле, как и куда продвигаются войска. Каждую минуту с самого начала войны мы ждали освобождения. Но дети вообще очень выносливый народ, они могут радоваться и шоколаду, и кусочку хлеба, так и мы пережили те времена.
Практически сразу, как мы отошли, в эту подворотню попал снаряд. Второе рождение просто
А еще запоминающееся событие - возвращение папы, и вместе с ним его одногодников, человек 15. Они были еще молодые мужчины, и пока не разъехались, жили у нас. Несмотря на блокаду, жизнь все равно текла, она не останавливалась. Например, папин друг нашел себе на фронте молодую жену, и любовь у них была, и семья потом. Вообще, духом не падали, держались, стояли до конца. Я помогала маме с работой, мы дополнительно вязали защитные сетки вместе с соседкой, чтобы карточку дали.
Свой первый День Победы я, к сожалению, не помню, я же ребенком была, а тогда не принято было расспрашивать. Мой отец, например, прошел всю войну, но он никогда не говорил про нее. Он очень мало после этого прожил, потому что еще на фронте застудил легкие. Умер в 60 лет.
В целом, мало кто что-то рассказывал, а сама я помню какие-то детали, моменты, вспышки. Помню, как ходили за пшенкой, а сейчас даже представить не могу, как мы могли проходить такие расстояния туда-обратно. Помню еще момент, когда я гуляла, а за мной какой-то мужик побежал. Тогда ведь детей ели… Только такие эпизоды в основном и остались.
Надо ко всему относиться серьезно, конечно, но и совсем близко к сердцу тоже принимать не надо, судите обо всем здраво!
Конечно, было тяжело. Бомбили без конца, мы уже просто не обращали внимания. Помню, шли мы как-то по Литейному, и начался обстрел. Мы зашли в подворотню, а там что-то много народу было, и мне мама предложила зайти в булочную, которая была за углом, карточки отоварить. Практически сразу, как мы отошли, в эту подворотню попал снаряд. Второе рождение просто. А когда мы пришли первый раз в баню, разделись и вошли в мыльную, то увидели, что превратились в скелеты.
А так, жизнь шла: и хулиганили, и школы открывались, ребята из эвакуации возвращались, игр у нас много было. И мне в дневник постоянно писали замечания, чтобы мама пришла в школу. Вот такие моменты остались. Тяжело жили, ничего не хватало. Честно, сейчас просто не понимаю, как мы выжили.
Современной молодежи я желаю быть независимыми, чтобы стояли на ногах сами, чтобы ни на кого не рассчитывали, а самостоятельно шли к своим целям, к своему счастью. Не надо ни на кого обижаться, не надо никому завидовать, это ничем не поможет. Надо ко всему относиться серьезно, конечно, но и совсем близко к сердцу тоже принимать не надо, судите обо всем здраво! И ни на чем не останавливайтесь. Это все обязательно пригодится. Не надо никуда спешить, кому что суждено, оно и придет.