Рассказывают ветераны. Историю рассказала Тюленева Майя Николаевна

В июне 1941 года нас, детсадовцев, отвезли на дачи под Ярославлем. Это был запланированный выезд, чтобы мы отдохнули и погуляли на свежем воздухе. Рядом с нами тренировались бойцы, солдаты. Это был призыв, и они проходили военную подготовку. Как-то мы решили их угостить: набрали в лесу землянику и расфасовали ее с печеньем по пакетикам. Командир выстроил солдат в ровную линию. Все уже были в форме. Именно я вручала им эти подарочки. Случайно заметила справа стоявших солдат, у которых на поясе висели три деревянные гранаты. Они сильно отличались от других, поэтому я спросила у мамы, нужно ли им давать угощения. Так я и узнала, что началась война. В город мы возвращались уже в конце августа. Ехали на открытых грузовиках, а вокруг видели один темный лес и мрак. А еще прошел слух, что в Ярославской области немцы выбросили десант, поэтому страшно было вдвойне. 

В школу я пошла 1-го сентября 1941 года. Это была нестандартная линейка: вместо цветов нам выдали противогазы, так как опасались, что немцы могут применить ядовитый газ. Чтобы проверить исправность противогазов, нас построили и повели в амбар. Так и началось мое обучение в школе. 

Жила я в Ярославле недалеко от Волги. Уже к октябрю немцы приближались к нам, поэтому встал вопрос об эвакуации. Мои родители были членами партии, папа работал в КГБ. Людей подобных профессий немцы уничтожали в первую очередь.

Сначала мы эвакуировались на дебаркадере. Нас было четверо: моя мама, 8-летняя я, 10-летний брат и соседка. Папа остался для защиты города от немцев. Никаких условий не было. Я не помню, где мы спали и что ели. Есть вообще было нечего. Пока плыли, ввели карточки, и, когда в городе Горький соседка пошла за хлебом, его уже не осталось. Дорога по воде заняла две недели. В Ульяновске нам предстояла пересадка на поезд. Стояла поздняя осень, было очень грязно и я помню, что потеряла калоши. По приезде на вокзал нас посадили в теплушки, и в вагоне уже на тот момент ехали две семьи. Они были с отцами, везли с собой крупы и подсолнечное масло. У нас ничего не было, а мама была беременна третьим. На поезде тоже ехали две недели. Добрались до села в Челябинской области. Самая глубинка. Поселили нас в дом с хозяйкой. Мужчина в деревне был только один—бригадир-инвалид.

Нас с братом сразу же определили в 1-ый и 3-ий классы, но сидели мы в одном помещении. Доска была всего одна,  она досталась старшим, а первоклассникам учительница писала на печной трубе. В этом селе мы провели 1.5 года. Нам нравилось лазить по высоким деревьям, собирать вороньи яйца. За это время немцев отогнали от Ярославля и за нами приехал папа.

Мой дядя тоже ушел на фронт. Его звали Иван. В 1935 году он пошел служить в армию, где стал контрразведчиком. К началу войны 1941 года его часть стояла в Литве. Когда началась война, он был в 4 км от границы.  Семья Ивана оставалась в доме. Он прибежал к ним, надел шинель, поднял воротник и велел никому не открывать. Иван ушел на сборный пункт. В это время проезжал грузовик с его сослуживцами. Они крикнули жене моего дяди: «Ты что сидишь?! Немцы уже в городе!». Она с сынишкой прыгнула в грузовик, они успели сесть в поезд, который шел на восток. В дороге мальчик умер, а его жена вернулась в Иваново. А о дяде ничего не известно. Только пришло сообщение, что он пропал без вести.

Когда началась война, рябина долго оставалась нашим самым вкусным лакомством. По карточкам мы получали хлеб, а еще вместо него можно было получить коврижку. Мама разрешил ее взять, и я побежала. Коврижка оказалась малюсенькой, а нас было четверо. Такой сладкой и пахучей она выглядела, что я не выдержала и попробовала кусочек. Коврижка была необыкновенной для меня! В итоге я отрезала по небольшому шматочку и не заметила, как съела всю. Мне сильно тогда досталось от старшего брата. До сих пор стыдно.

Чтобы хоть как-то добыть еду, мама с братом вычищали выгребные ямы. За это им давали паек. А моя тетя работала в ТАСС и периодически присылала посылки с едой. Там был и сыр с плесенью. Мы думали, что продукт испортился и вырезали и выбрасывали плесень. А еще как-то я гуляла на улице и увидела девочку, которая ела мороженое. Ее родители работали в иностранных консульствах, поэтому могли себе позволить такую роскошь. Мне так хотелось мороженое, но у нас не было денег. Потому мне просто оставалось смотреть, как она его кушает. 

В Ярославле мы жили в коммунальной квартире. В одну из комнат поселили семью из блокадного Ленинграда. Помню, как они питались: покупали картошку, мыли ее, но не чистили. Вместе со шкуркой проворачивали через мясорубку, а потом варили, съедали и облизывали тарелки, чтобы ни крошки не пропало. Это было настолько страшно…За короткое время они быстро поправились, потому что с жадностью набрасывались на еду. Такой вот ленинградский голод.

Одним из ярких впечатлений со времен войны до сих пор остается немец на Волге. Наши мальчишки донесли, что у реки пленные немцы, и мы побежали смотреть. Весь берег был занят военнопленными. Настолько нас это потрясло, что даже дышать переставали.

А еще мы много играли. Особенно в казаки-разбойники. Это спасало от плохих мыслей. В квартале от нас находился театр имени Волкова. Во время войны там был госпиталь, где я в 9 лет в синем платьице пела для раненых. Они слушали с удовольствием. Я исполняла трогательную песню про парня с завода «Металлист», который играл на гармошке. А один раненый сказал мне: «Вот это настоящая русская красавица!».

Во время бомбежек становилось жутко. У нас не было бомбоубежища. Мы жили на 4 этаже и все время спускались на первый и просто стояли, слушали грохот. Так делали все жильцы.

В 1944 году моего папу перевели в Сумы. Мы жили в области, и она находилась в оккупации. Я не собиралась бросать обучение, поэтому пришлось учить украинский язык. Помню, что наша учительница танцевала перед немцами, а потом в школе учила нас грамоте. 

Известие об окончании войны я встретила в Сумах, но значительно позже, потому что в наше село информация плохо доходила. Нашей радости не было предела. Мы ликовали. Сейчас я с огромной болью вспоминаю то время. Удивляюсь невероятному терпению и силе духа всех переживших войну.