«Матфак научил нас быть предельно прозрачными и честными»

Елена Кулакова изучала в Вышке математику и компьютерную лингвистику, работала в банке, а сейчас преподает алгебру и геометрию в школе для одаренных детей «Летово». В интервью проекту «Ровесники Вышки» она рассказала о дипломной работе по теории узлов, пушке-дискриминанте и о том, почему в математике власть и деньги бессильны.

— Почему вы решили поступать в Вышку и как выбрали факультет?

— Когда я училась в школе, мне нравились все предметы. И только к 11-му классу я стала понимать, что мои одноклассники уже знают, куда поступать, а я об этом не задумывалась. В итоге я поступала почти во все театральные вузы, на физфак, биофак, психфак и мехмат МГУ, а также на матфак и психфак Вышки. Поступила везде, кроме театральных и мехмата МГУ.

На мехмате в год моего поступления впервые требовались только результаты ЕГЭ, а в Вышке были дополнительные вступительные испытания: давали лист с задачками, надо было решать, а потом рассказывать преподавателям. Мне это понравилось, можно было познакомиться с преподавателями, и они тоже вживую видели студентов.

40 бюджетных мест на матфаке почти сразу заняли крутые олимпиадники, и набор закрылся. А потом часть олимпиадников отнесли оригиналы документов на мехмат, места освободились, и по листу ожидания позвонили мне.

Я в это время стояла с оригиналами документов в приемной комиссии психфака МГУ на Моховой. Посоветовалась с родителями, прозвучала фраза, которую я потом часто слышала: «После матфака ты можешь работать где угодно». Это, конечно, преувеличение, но мне было только 16 лет, я ни в чем не была уверена и пошла на матфак. В итоге в Вышке оказалось гораздо лучше, чем на мехмате. Программа гораздо сильнее, и преподавательский состав уделял нам очень много внимания. За четыре года, что я училась, матфак Вышки стал известным, конкурс вырос, и олимпиадники стали сначала подавать в Вышку, а потом на всякий случай на мехмат.

— Как проходила учеба?

— Первые два курса были для всех одинаковые, потом начались курсы по выбору — их в основном советовал научный руководитель диплома. Помню, что на 3-м курсе набрала математических курсов и решила для общего развития взять макроэкономику. Сходила на несколько занятий и передумала: они взяли одну формулу, причем простую, линейную, и из нее какую-то теорию строят. Перезаписалась на алгебры и группы Ли, сложный специализированный курс, и ни разу не пожалела, гораздо интереснее.

— На какую тему вы писали дипломную работу?

— По теории узлов, я делала ее с Сергеем Константиновичем Ландо. Тема была очень хорошая, наглядная. Для маленьких размерностей все можно было нарисовать на бумажке, построить, посчитать. Берется веревочка, из нее делается замкнутая петелька. И вопрос: ее можно размотать обратно в окружность? В дипломе я изучала инвариант узла — это выражение, которое мы приписываем узлу, и оно не должно меняться для всех узлов, которые ему эквивалентны.

Моя работа стала частью научной статьи для European Journal of Combinatorics. Мы придумали инвариант, доказывали его инвариантность, что при всех перестановках он остается на месте, он совпадал с некоторым коэффициентом в некоторой алгебре.

Над статьей работали четыре человека. Ландо все это придумал, я проверяла руками малые размерности (у меня весь диплом был в рисунках), девочка-магистрантка писала программу, которая проверяет большие размерности, и еще один преподаватель участвовал идейно. И нашу гипотезу в статье, что эта штука совпадает с некоторым коэффициентом некоторой алгебры, через три месяца чисто алгебраическими методами доказали два канадских математика.

— Почему вы выбрали для магистратуры компьютерную лингвистику?

— На 4-м курсе можно было брать курсы в Школе анализа данных «Яндекса». Я взяла курс программирования С++ и стала туда ходить на занятия. Однажды я пришла не в тот день и попала на занятия по лингвистике для программистов, которые вел Борис Иомдин. Меня так они впечатлили, что я решила поступать в эту магистратуру.

После матфака учеба там мне давалась очень легко. Со мной училась только одна девочка-программист из Томского университета, а все остальные были филологи. Помню, что я устраивала самоорганизованные семинары по теории вероятности: всем желающим однокурсникам объясняла, что нам рассказывал лектор. Потому что им было тяжело.

Зато наконец сбылась моя мечта поехать на стажировку. На матфаке сделать это было нереально, потому что восстанавливать пропущенные полгода математических курсов очень сложно. А в магистратуре последний семестр был довольно расслабленным, я поехала на стажировку в Южную Корею, в город Тэджон. Это был прекрасный опыт, целый семестр я там провела. Поскольку в моей магистратуре оставался только проектный семинар и сдача диплома, я могла ходить в корейском университете на любые курсы. Поэтому я ходила на все, что мне нравится, даже на теорию музыки. И писала диплом.

— Какие впечатления остались у вас от Вышки?

— Когда я училась, матфак был отдельно от всего, мы учились в здании на Вавилова. Мне казалось, что вышкинцы из большой Вышки все амбициозные, целеустремленные, борются за рейтинг, у них огромные планы на будущее, почти все хотят на MBA или делать свой бизнес. Но зато матфак при всей его тогдашней отдельности научил нас быть предельно прозрачными, честными. Наверное, это специфика математики.

Невозможно прийти и сказать: «Я крутой математик, поэтому теперь 2 + 2 = 5». Мог прийти звездный лектор, а студент мог его поправить, ошибку показать. Это было нормально. Это не про не уважать авторитет, это про не бояться высказать свое мнение. Это свободный дух Вышки.

— Чего вам не хватало во время учебы?

— Бассейна. Он был на «Электрозаводской», далеко от нас. А еще обычной студенческой жизни: я жила в Троицке и каждый день добиралась на занятия часа по три. Хотя на 1-м курсе я ходила полгода в театр, мне очень нравилось. Просто с матфаком практически все было несовместимо. Учеба шла тяжело. У нас треть курса была из 57-й школы, все друзья, все друг другу помогали. Они программу матанализа прошли в 10–11-м классах, а я была не из матшколы, для меня это было новое.

— Какая у вас была первая работа?

— Сначала я занималась со школьниками, репетиторствовала. В офис вышла, когда училась в магистратуре. Я писала диалоги для робота. Например, человек хочет узнать погоду. Робот должен понять запросы «Какая погода сегодня?», «Какая погода в Архангельске?», «Скажи погоду?», «Сегодня будет дождь?». Я писала скрипты на Python, меня научили ему в магистратуре.

На следующей работе я тоже занималась компьютерной лингвистикой. И там же постепенно начала работать переводчиком между программистами и аналитиками. Аналитики делали инфографику, писали прикольные аналитические заметки, но в технических терминах понимали не очень. И я объясняла программистам, что аналитики от них хотят.

Примерно с этим рассказом я пришла на собеседование в «Тинькофф». Выяснилось, что у них под это есть целая должность, называется «бизнес-аналитик». Я туда устроилась и поняла, что работа может быть совершенно иной. На предыдущем месте была напряженная обстановка, начальница много давила, кричала. Это не очень приятно. А поскольку у меня было немного опыта, я думала, на работе у всех примерно так. В «Тинькофф» люди тоже спорили, но использовали при этом логичные доводы, а не просто «я начальник, я так сказал». Там я почувствовала себя в своей среде, потому что все были выпускники мехмата, физфака, физтеха, все примерно моего возраста. Все играли в ЧГК, интеллектуальные игры. И очень много работали.

Я провела там полтора года и уходила, потому что перегорела. Хотя терять все это было жалко. У меня был хороший проект, но я делала очень много технической работы, где результат не виден сразу. Мне дали проект «Кредит на покупку онлайн». В 2017 году не все понимали, что это такое. Вот кредит на покупку в офлайне ни у кого не вызывал вопросов, этим проектом занималась большая команда разработчиков. А мои задачи у программистов всегда оставались в низком приоритете из-за маленького объема выдачи кредитов. Я занималась странными скромными магазинчиками. Например, магазин детских бассейнов с шариками. Конечно, кто-то брал на них кредит, но их изначальная цена 5 тысяч рублей с кредитом превращалась в 9 тысяч.

Я потратила очень много сил на то, чтобы слить воедино онлайн- и офлайн-работу с одними и теми же партнерами. Сделать один крутой продукт. Потратила полтора года. Наконец настал момент, когда техническая работа была почти закончена и появилась возможность делать что-то новое, фантазировать. Очень перспективной казалась интеграция с одной соцсетью, где были магазинчики, и можно было сделать кнопочку «Купи в кредит в “Тинькофф”». Но меня на это не хватило. По-хорошему, стоило взять длинный отпуск, но я решила, что ухожу. У меня был творческий перерыв.

Все свои наработки я передала подопечной. В пандемию она написала мне: «Первый миллион выдач в месяц». А раньше миллион в месяц был только в декабре, когда люди покупают подарки. Потом пишет: «Первые десять миллионов в месяц». Потом были первые 100 миллионов, потом миллиард. В итоге у нее своя команда разработки, есть разработчики, которые только ее задачи делают. Проект переживает свое лучшее время из-за того, что все ушли в онлайн. Но это все было бы невозможно, если бы технически мы тогда не перевели все на новые рельсы.

— Почему после банка вы решили пойти работать в школу?

— Подруга, которая работает в «Новой школе», предложила мне принять зачет по геометрии. Я пришла, посмотрела, как выглядит школа. Очень удивилась: у них там аквариумы с рыбками, кабинет игры на флейте, в холле барабаны стоят. И мне очень понравилось принимать зачет, я была так рада общению с детьми: ты им что-то объясняешь, они чему-то удивляются, для себя что-то открываешь. Мне всегда хотелось сделать что-то хорошее для мира, в банке мне этого не хватало.

С «Новой школой» не сложилось, и я отправила заявку в «Летово». Учительницей я до этого не была, но всю жизнь я кому-то что-то объясняла. Работала репетитором, потом в Вышке учебным ассистентом, объясняла студентам факультета политологии теорию игр. Когда началась пандемия, мне написали письмо из «Летово» и позвали на собеседование. Оно прошло в самом лучшем для меня виде: надо было сидеть и решать задачи для 9-го класса. Я готовилась, но много чего забыла. Завкафедрой мне одну штуку напомнил, я из нее вывела что-то другое. Он сказал: «Не переживайте, что что-то не помните, видно, что вы обучаемая». Мне дали 8-й и 9-й классы, и я все лето готовилась к урокам.

В начале года мы договариваемся на кафедре, какая будет программа и порядок тем. Например, есть принципиальный вопрос, что давать в 8-м классе раньше — дискриминант или теорему Виета. Обычно детям дают сразу дискриминант, а это такая пушка, любое уравнение им решается, но надо долго считать. А мы в «Летово» откладываем это до последнего и учим альтернативным способам, которыми можно решить уравнение быстрее.

— Вы больше не планируете менять профессию?

— Мне нравится в школе, нравятся дети, мои коллеги, нравится вести уроки. Мои однокурсники были очень сфокусированы на одном предмете, особенно те, кто после бакалавриата уехал на PhD за границу, в основном в Америку, и дальше занимался математикой. А у меня всегда были разносторонние интересы, и как учитель я чувствую себя в своей тарелке. Я веду не только у сильных детей, но и у тех, у кого с математикой очень плохо, им надо все через песни, сказки. Потому что на любой новой теме они просто начинают плакать, маленькие особенно, да и постарше тоже бывает.

Я точно выпущу свой 11-й класс. Хочу, чтобы все хорошо сдали ЕГЭ и поступили в Вышку. Мне очень приятно, что у нас в «Летово» Высшая школа экономики давно обогнала все другие вузы по целям поступления детей. Когда меня дети спросили, где я училась, они оживились: «Круто, мы тоже пойдем в Вышку». Приятно, что это твоя альма-матер и к ней так относятся.