«Мечтаю, чтобы в вузах появились аккредитованные программы по исследованиям инвалидности»

Искусствовед, культуролог Александр Саленков в 2018 году окончил магистратуру «Визуальная культура» школы культурологии ВШЭ, а в сентябре возвращается в школу в качестве преподавателя. Об инклюзии и о том, почему важно сделать голос людей с инвалидностью слышимым, он рассказал в проекте «Ровесники Вышки».

Почему вы выбрали магистерскую программу «Визуальная культура» НИУ ВШЭ?

Я окончил факультет искусствоведения Суриковского института. Параллельно был вольнослушателем в МГУ на вечернем отделении кафедры всеобщей истории искусств. Когда познакомился с программой «Визуальная культура», понял, что обучение во многом расширит мои научные интересы. В то время занимался современной поэзией и московским концептуализмом, писал диплом о видеоперформансах Дмитрия Пригова, риторике и авторской декламации. Хотел и дальше заниматься современной поэзией в междисциплинарном соединении с современным искусством.

В Вышке тема моей магистерской диссертации звучала так: «Современный поэт как мультимедийная фигура: репрезентация поэта в контексте фестивальной культуры 2000-х годов». Мой научный руководитель Илья Владимирович Кукулин — известный филолог, литературовед, литературный критик — поддержал идею написать о формировании образа поэта в ситуации авторского чтения на фестивалях. Я пытался рассмотреть, как меняется фигура поэта в условиях, когда текст, авторская декламация и соприсутствие поэта и аудитории начинают взаимодействовать с новыми акторами поэтического высказывания: саунд-артом, перформансом, мультимедийной инсталляцией и иными вариациями сближения с современным искусством. Насыщенная и безмерно интересная культура поэтических фестивалей нулевых годов предложила новые форматы авторского чтения и обозначила новую социальную рамку фигуры поэта как медиатора события, имеющего эстетическую, общественную, а иногда и политическую значимость.

После обучения вы два года преподавали в Вышке?

Да, вел научно-исследовательский семинар «Методы искусствоведческого исследования: теория и практика». Вместе со студентами-искусствоведами школы исторических наук разбирали ключевые тексты и кейсы такого значимого направления современного искусства, как институциональная критика.

Институциональная критика сформировалась во второй половине 1960-х годов, выступив катализатором и эпицентром наиболее ярких и успешных художественных проектов и имен. Художники обозначили в фокусе своих интервенций и «атакующих» исследований проблемы границ институций и рынка искусства, а также агентности действующих субъектов (художника, зрителя, куратора, коллекционера, спонсора и т.д.). Институциональная критика обнаружила и сделала видимыми некогда скрытые механизмы совпадения живого и неживого, субъекта и объекта, сборки постоянного воспроизводства капитала и самоорганизации и частного/коллективного труда художников внутри и вне институций искусства. Эти и многие другие темы мы разбирали на семинаре.

Надеюсь, в будущем учебном году продолжу этот семинар уже в формате курса лекций в школе культурологии. Юлия Анатольевна Бедаш — философ, исследователь пространства и города, академический руководитель бакалаврской программы «Культурология» — пригласила меня преподавать. В бытность студентом Вышки посчастливилось слушать ее курсы, а теперь будем вместе работать. Очень приятно, что о бывших студентах помнят.

В рамках семинара предлагается рассмотреть различные биологические, политические, социальные и культурные трактовки инвалидности с позиции интерсекционального подхода, то есть в качестве пересекающихся тематических аспектов: инвалидности, гендера, детства, истории, сексуальности, травмы, насилия, образования, экологии, права и т.п.

Я сам являюсь человеком с инвалидностью — по зрению. Не будем говорить «с ограниченными возможностями здоровья» или «особенностями развития». Я склонен думать, что инвалидность — не ограничение, а феномен, который мы должны изучать в разных перспективах. В какой-то момент пришло понимание, что эта сфера мне ближе и физиологически, и психологически. Я могу об этом что-то рассказать с позиции носителя опыта, а не только в связи с освоенным материалом, профессиональными навыками и компетенциями.

Насколько тема инвалидности стигматизирована в академической среде?

Социальная и культурная политика государства, затрагивающая людей с инвалидностью в России, строится на патерналистском распределении знания и процедурах бюрократического контроля. Сектор, связанный с потребностями в уходе, лечении, медицинской реабилитации, начальном, среднем и среднеспециальном образовании людей с инвалидностью, развивается, но открытой повестки, поддерживаемой государством, нет. К сожалению, в этом информационном вакууме находятся как российские государственные вузы, так и академическая среда в целом. Льготы при поступлении и повышенная социальная стипендия есть, а, например, систематическое привлечение тьюторов, что куда важнее для образовательного процесса и академической мобильности, не предусмотрено. Поэтому это вопрос не столько стигматизации, сколько безразличия.

Тем не менее есть государственные и частные музеи России, которые активно развивают инклюзивные программы, занимаются популяризацией искусства людей с инвалидностью, обустраивают доступную среду собственных площадок, наконец, сотрудничают с экспертами, волонтерами, фондами. Все это делается для того, чтобы привлечь людей с инвалидностью в свое пространство. Сейчас любой уважающий себя музей обязан иметь отдел инклюзии. В этой области делается огромная и важная работа, хотя и здесь, конечно, есть свои проблемы. Их, на мой взгляд, можно обозначить тезисом о том, что маркетинговые стратегии того или иного художественного проекта, как правило, сводятся к форматам партисипаторного досуга.

Думаю, что важной задачей для музеев сегодня может стать пересмотр привычных для современного искусства интуиции и способов проведения различия, где ответственность за свое действие и квалификация действия будут проводиться не по линии только лишь интересов институции, но и в русле горизонтальных связей и инициатив носителей опыта.

Как было в Вышке с инклюзией, когда вы там учились?

У нас был очень неплохой семинар, посвященный проблематике реабилитации людей с инвалидностью. И это, пожалуй, все. Поэтому мне так важен мой курс: я мечтаю о том, чтобы в российских университетах появились полноценные аккредитованные программы по исследованиям инвалидности, которые помогут не только исследователям, но и носителям опыта развивать эту область совместно.

Например, после того как в США в 1994 году появилась первая профильная образовательная программа, в течение 10–15 лет уже сотни программ в разных странах мира получили аккредитацию, вес в академической среде и большое количество выпускников, связывающих свою жизнь с этим направлением. К сожалению, Россию эта волна пока не затронула.

А студентов с теми или иными видами инвалидности в ВШЭ вы во время учебы встречали?

Да. Но их было довольно мало. Возможно, по причине нагрузки, поскольку в магистратуре Вышки очень интенсивное обучение. Кроме того, магистерская программа «Визуальная культура» была преимущественно текстоцентричной. Мы писали по несколько текстов в месяц. По сравнению с другими программами это очень много. Но это замечательно, потому что в конечном счете для исследователей самым важным является текст и его публикация. Мы этим и занимались.

Из-за интенсивности программы мне было довольно трудно, в частности пришлось уйти в академический отпуск, чтобы дописать диссертацию. При этом воспоминания об учебе у меня самые счастливые. Вышка стала моей второй альма-матер. В университете я нашел преподавателей, среду, новых друзей и возможность двигаться к поставленным целям.

Сейчас какая у вас цель?

Помимо преподавания, мне бы хотелось изучать и рассказывать о культуре, искусстве и повседневности людей с инвалидностью. Я убежден, что они обладают самоценной культурой. Их индивидуальный опыт, связанный с инвалидностью, меняет восприятие жизни, искусства и его производства. Думаю, что условному большинству об этой культуре, повседневности и искусстве мало что известно.

К этому искусству следует относиться по-особому или нет?

Основная проблема состоит в том, что человека с инвалидностью нормализуют. Для него создают доступную среду, которая приводит к этой условной инклюзивной норме. Выстраивая комфортную среду различия без стремления распознать и уточнить интересы отдельного носителя опыта или социальной группы в более широком политическом горизонте, инклюзия, разумеется, не всегда, но все-таки нормализует инвалидность в качестве недуга. Рационализация инвалидности в категориях уязвимости, слабости и сбоя формирует заведомо маргинальное положение носителя опыта уже в качестве нормы для его существования. И это парадоксально, поскольку в эпоху, когда жизнь человека все больше измеряется по отношению к медицине и науке, понимание того, что является нормальным, вроде бы должно расширяться и получать все больше самоценных трактовок.

Самые разные платформы и площадки могли бы дать людям с инвалидностью пространство для высказывания, построенное на идее участия и солидарности, чтобы они, имея ресурс публичности, могли рассказать о том, что такое инвалидность. Вы, наверное, слышали известный политический лозунг американского исследователя, активиста и правозащитника Джеймса Чарльтона «Ничего о нас без нашего участия!».

Художественные институции не выделяют для подобных проектов какой-то особый статус, но скорее стараются адаптировать свои инклюзивные программы под наиболее успешные и знаковые работы художников. Мне видится в этом определенный выход: развитие социально и политически значимого искусства, которое претендует не только на развлечение зрителя или существование исключительно внутри собственных художественных границ и воспроизводства капитала, но и в конечном счете на переход от отчуждения инвалидности к ее автономии.

Кто из ваших коллег-ученых занимается темой инвалидности?

В Вышке на факультете социальных наук преподает Елена Ростиславовна Ярская-Смирнова. Это ведущий исследователь в областях социологии инвалидности, социологии профессий и социальной работы. Благодаря ее усилиям были опубликованы коллективные монографии, посвященные разным проблемам и аспектам инвалидности в России и странах СНГ.

Есть ли среди авторов люди с инвалидностью?

Да, безусловно.

Вы сами хотели бы в академической среде быть известным, в том числе в качестве ученого с инвалидностью?

Для меня принципиально признание того, что инвалидность — это не особенность или ограничение, а внутренняя возможность для изменения, феномен, с которым приходится взаимодействовать и сосуществовать. Уточнение и изучение инвалидности, публичность и открытость к диалогу, как мне кажется, позволят в результате противостоять неминуемому процессу нормализации.

Вы хотели бы исследовать эту тему в Вышке, а не только преподавать?

Конечно, мне бы хотелось, чтобы на базе Вышки появился такой центр, который мог бы привлекать людей из НКО, музеев, медицинских учреждений, научно-исследовательских центров и лабораторий.

Кто в вашем понимании человек Вышки?

Мне всегда казалось, что Вышка как бренд, как университет объединяет людей по принципу демократической среды. У нас нет бренда, за которым стоят люди, а есть люди, за которыми стоит бренд. Мне кажется, человек Вышки — это независимый ученый, который работает в Вышке и в ее многочисленных научных центрах и лабораториях, на кафедрах, выстраивая свою академическую карьеру, не опасаясь того, что его этот бренд поглотит. Человек Вышки — это высокообразованный, профессиональный специалист, который остается свободным, в том числе благодаря тем возможностям, которые ему дает университет.

Чего вы хотели бы пожелать Вышке на ее 30-летие?

Хотел бы пожелать восстановления академической мобильности и международного сотрудничества, появления новых востребованных программ, представляющих интерес для студентов, аспирантов, преподавателей и исследователей.