Географини и географессы
11 февраля международным сообществом отмечается День девочек и женщин в науке. Мы поговорили с тремя успешными женщинами-учеными и преподавательницами факультета – об их научных интересах и карьерной траектории, трудностях, с которыми они сталкивались, современных проблемах женщин-ученых и о том, какие личные качества нужны для того, чтобы добиться успеха на научном поприще.
Мария Сидорова, доцент факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ, научный сотрудник лаборатории гидрологии ИГ РАН
Чем Вы занимаетесь в рамках гидрологии?
Область моих интересов внутри гидрологии достаточно широкая, но в основном это изменение водных ресурсов под воздействием климатических и антропогенных изменений. И, мне кажется, <здесь, конечно, каждый кулик свое болото хвалит> что эта область является одной из жизненно важных. Вода – это что-то жизненно необходимое, без нее в принципе невозможна жизнь любых существ на Земле. К тому же невозможно назвать ни одного производственного процесса, где бы не была использована вода. Но при этом в нашей стране ситуации с водными ресурсами отведено какое-то ничтожное внимание, в то время как другие отрасли гораздо более развиты и получают больше финансирования. Моя задача в моей научной области, как я ее вижу, – это обеспечить знаниями процесс перехода к эффективному использованию воды для того, чтобы наше и будущие поколения могли иметь достаточное количество воды для комфортной жизни.
В 2020 году закончился проект по гранту, которым Вы руководили. Что вы исследовали и какие результаты получили?
Мы исследовали, как в будущем могут меняться водные ресурсы, если мы предположим, что климат будет меняться так же по какому-либо сценарию. Этому (прогнозированию сценариев климатических изменений) посвящен целый международный проект «IPCC» (прим. Intergovernmental Panel on Climate Change), который занимается сбором информации по моделированию будущего климата. Мы, гидрологи, в свою очередь, берем эти данные: какие будут осадки и температуры, и считаем с помощью различный схем то, как будет меняться водный режим, количество воды, внутригодовое распределение. Мы работали с Восточно-Европейской равниной и выяснили, что на юге, вероятно, будет продолжаться снижение количества водных ресурсов. Уже сейчас эти территории страдают от засух все чаще. Если раньше засуха была довольно редким явлением периодичностью раз в десять лет, то сейчас это происходит чаще. Из-за того, что зимой становится теплее и снег тает во время оттепелей, половодье как таковое пропадает, что мы и сейчас наблюдаем. В будущем, по нашим прогнозам, эта тенденция будет еще усиливаться. Юг Восточно-Европейской равнины — это то место, где надо уже сейчас очень эффективно и настойчиво внедрять новые водосберегающие технологии, менять структуру сельского хозяйства, потому что весьма велика вероятность того, что хозяйство не выдержит такого прессинга.
Как и когда Вы поняли, что хотите заниматься наукой?
Это было достаточно осознанное решение. Я поступила в МГУ довольно поздно – с третьей попытки. Когда я узнала, что есть такой факультет, я поняла, что больше мне никуда не надо, только в МГУ на географический. После университета я пошла в аспирантуру, съездила поучиться на Шпицберген, это был просто великолепный опыт. Потом я на время отошла от науки и порядка пяти лет занималась своими бизнесами. Когда меня позвали работать в институт географии, заниматься наукой было моим осознанным решением. Я поняла, что для меня важнее и интереснее заниматься какой-то интеллектуальной и полезной деятельностью, чем своим бизнесом. Хотя бизнес, конечно, приносил мне радость и деньги, но этого было недостаточно.
Были ли у Вас какие-то сложности в карьере ученого?
В этой карьере есть некоторая постоянная сложность – это зона постоянного дискомфорта. Наука всегда идет вперед, и чтобы от нее не отстать, нужно очень много работать. И все равно в какой-то момент сталкиваешься с тем, что что-то произошло, а ты не успел об этом прочитать. И это нормально, это тот дискомфорт, который мотивирует. Любой ученый – вечный студент. Мы всегда учимся, читаем какие-то статьи, учебники. Несмотря на то, что учим сами, мы постоянно потребляем информацию в огромном количестве, и это бывает тяжело, но, с другой стороны, это такая неотъемлемая часть работы. Если говорить непосредственно о проблемах женщин в науке то, наверное, это то, что если она становится мамой, то она не может оставить все свое внимание на работе. Это невозможно. Хотя, в отличие от многих других профессий, профессия ученого позволяет работать из дома в удобном графике.
Согласно ЮНЕСКО, гендерные стереотипы – это одно из основных препятствий для карьеры женщин-ученых. Сталкивались ли Вы когда-то с гендерными предрассудками на своем карьерном пути?
Если говорить о каких-то интеллектуальных вопросах, то гендерных стереотипов я не видела вообще. В науке нет такого, что один гендер умнее другого или что в этой проблеме лучше разбираются те, а в другой вот эти. Но я очень рада, что, когда едешь работать в поля, мужчины забирают тяжелые вещи, уступают место и при необходимости отгоняют диких зверей. Это какие-то такие простые вещи, которые исходят из здравого смысла, когда каждый человек берет на себя ту задачу, которая для него посильна. Исходя из этого, меня не затруднит в поле нарезать на всех бутерброды, любой из нас сделает это, если окажется свободен, без привязок к гендеру. Но опять же повторюсь, пусть тяжелые приборы лучше носят мужчины.
Как Вы считаете любой ли человек может заниматься наукой?
Я считаю, что не любой может стать ученым и не потому, что кто-то лучше или хуже, а потому, что у всех разные таланты. Если у человека талант быть художником, зачем ему быть ученым? Мне кажется, что занятие наукой это тоже вот такой определённый талант – некоторая способность к абстрактному мышлению, анализу данных. Но самое главное, чтобы к этому был интерес. Если интересно человеку заниматься наукой, то это и говорит о том, что туда ему как раз и дорога. С другой стороны, этот интерес может и не развиться, пока мы не знаем всего горизонта. Имеет смысл дать себе возможность и время, чтобы изучить много информации про области человеческой жизни, побыть дилетантом. Тогда всплывет что-то интересное, потому что наука настолько широка, что в ней есть огромное количество и прикладных, и методологических, и фундаментальных исследований. Нужно пробовать, не бояться бросать и пробовать снова, и в конце концов должно найтись что-то. Для меня всегда было критерием то, что, когда мне предлагали работу, я соглашалась, забывая спросить, сколько за это платят.
Мария Зотова, доцент факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник лаборатории геополитических исследований ИГ РАН
Какими именно проблемами в рамках общественной географии Вы занимаетесь?
В самом начале своей научной карьеры я занималась изучением городов, писала диссертацию на тему «Трансформация крупных городов РФ в центры межрегионального влияния». Потом мои научные интересы сместились в сторону «пограничных исследований» – исследований государственных границ или border studies. Сейчас мы с коллегами работаем над проектом, посвященным изучению непризнанных государств в рамках большого гранта РНФ. Основной фокус проекта направлен на изучение шести постсоветских непризнанных государств: Абхазии и Южной Осетии, Нагорного Карабаха и Приднестровской Молдавской Республики (ПМР), Луганской и Донецкой Народных Республик (Л/ДНР). Мой интерес в этом проекте – посмотреть на непризнанные государства через призму приграничных взаимодействий. Понять, как соседство с этими политиями влияет на жизнь российских приграничных регионов.
Вы работает в науке уже больше 15 лет, какие свои научные результаты Вы считаете самыми важными?
Бесспорно, мои первые важные научные результаты были связаны с диссертацией. Следующим важным этапом стал проект РНФ по исследованию границ, с которого я начала свою серьезную работу в науке. В 2018 году мы с коллегами выпустили книгу «Российское пограничье: вызовы соседства». Мы довольно долго ее готовили, в итоге у нас фактически получилась такая научная энциклопедия российских границ.
В целом я вижу, что наша научная деятельность способствует позитивным изменениям в региональном развитии. Когда мы приезжаем в приграничный регион, мы проводим серию интервью с представителями органов власти разных уровней, бюджетных и некоммерческих организаций, средств массовой информации, а также с простыми жителями и отдельными экспертами. В результате бесед наши исследования вызывают у них интерес и помогают взглянуть на регион с разных сторон. Помимо этого, до пандемии мы регулярно проводили конференцию «Трансграничная инфраструктура России». Это мероприятие стало площадкой для взаимодействия между учеными, практиками и сотрудниками федеральных и региональных ведомств в сфере инфраструктуры и транспорта. От участников я много раз слышала, что благодаря этой конференции намного быстрее удавалось решать разные насущные проблемы.
Что для Вас оказалось самым сложным в карьере ученого?
Поначалу было сложно втянуться в научную работу, потому что она очень сильно отличается от деятельности в любой коммерческой организации. В науке, как правило, ты сам придумываешь поле своего исследования и его основные идеи. Ты все время должен быть на волне: следить за статьями, исследованиями, открытиями, которые происходят в твоей области, читать иностранную литературу. И пока ты накопишь эту базу, включишься и поймешь, как это все работает, должно пройти какое-то время.
Но все-таки самое сложное в научной работе – это то, что она постоянная. Из-за того, что я занимаюсь общественной географией, все что происходит вокруг – это объект моего изучения, и я практически никогда не могу отключиться, стараюсь все впитывать и анализировать. В обычной жизни во мне включается эконом-географ и я часто начинаю исследовать людей из своего окружения и задавать им в повседневном общении разные профессиональные вопросы. Упустить шанс поговорить с человеком из Донецка, Луганска или Тирасполя, если он вдруг случайно оказался рядом с тобой, совершенно невозможно! Мне кажется, если ты действительно становишься ученым, то уже настолько погружаешься в науку, что она становится частью твоей жизнью.
По данным ЮНЕСКО, женщины составляют около 30% исследователей во всем мире. Часто женщинам сложно строить научную карьеру из-за со стереотипов и предубеждений. Насколько это характерно для женщин-ученых в Вашей области?
Я не могу сказать, что встречала какие-то препятствия или преграды из-за своего пола. Тем не менее, некоторые пережитки прошлого все равно остаются. Иногда в каких-то отдельных сообществах или регионах я чувствовала пренебрежительное отношение к женщинам. Но именно в географических сообществах я точно с таким не сталкивалась. Мне кажется, что, если женщина действительно глубоко занимается наукой, если она делает профессиональные исследования и получает интересные и важные результаты, она совершенно не уступает мужчине.С таким, чтобы мужчину двигали вперед, а женщине мешали, я не сталкивалась. У нас в институте очень много женщин, которые руководят отделами и лабораториями.
Конечно, женщина обременена домашними обязанностями, заботой о детях и о доме. Иногда с этим приходится довольно сложно. Но в силу особенностей работы и графика совмещать материнство с наукой в некотором роде легче, чем с работой в каких-то других сферах. Мобильность нашей профессии позволяет работать практически в любых местах. Например, пока я жду детей из кружков, я часто могу работать и не терять время. Но надо сказать, что у нас в институте довольно много пар, в которых домашние обязанности делегируются и делятся поровну.
Какие качества нужны для того, чтобы стать успешным ученым?
Однозначно целеустремленность. Если ты хочешь заниматься наукой, ты должен хорошо понимать свои цели и желания. И, конечно, необходима высокая степень организации. Специфика научной деятельности состоит в том, что нужно быть очень хорошо организованным, чтобы успевать балансировать между всеми сферами и выстраивать свое время так, чтобы успевать выполнять разные виды работ. Основная и классическая научная работа – проводить исследования и публиковать статьи. Но кроме нее есть еще очень много побочных задач: участие в экспертных и ученых советах, проведение публичных лекций, рецензирование статей и проектов, занятия с аспирантами, организация конференций и так далее. Все это дополнительная работа, но без нее никак нельзя. Любой ли может стать ученым? Да, нужно просто этого захотеть. Если человек захочет, как говорит пословица, «терпение и труд все перетрут».
Мария Гунько, доцент факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ, научный сотрудник отдела социально-экономической географии ИГ РАН
Мария, Вы куратор направления «Общественная география и пространственные решения» на бакалаврской программе в Вышке. На чем конкретно Вы специализируетесь в рамках этого широкого направления и какие проблемы решаете?
В фокусе моих исследований – малые города. В последнее время я занимаюсь проблемой городского сжатия – это процесс противоположный росту городов, для которого характерны потеря населения и структурный кризис. В России 70% городов – это малые города, 90% из которых теряют население. Сжатие в малых городах приводит к маргинализации пространства, деградации инфраструктур и сокращению государственных услуг. Классические подходы управления пространственным развитием разрабатывались, когда города росли. Но для управления сжимающимися городами нужны другие методы. Изучая и понимая процессы, происходящие в сжимающихся городах, наука может давать рекомендации к более эффективному их управлению, чтобы обеспечить людям комфортную среду в самом широком понимании этого слова.
Как долго Вы занимаетесь проблематикой сжимающихся городов и каких результатов Вам удалось добиться?
Я присоединилась к изучению сжимающихся городов в 2015 году, когда я познакомилась с архитектором и планировщиком Еленой Батуновой (Политехнический университет Милана). Вместе с ней мы начали активно разрабатывать тему городского сжатия в России. За последние 5 лет мы с коллегами выиграли три проекта, посвященных развитию малых, в том числе сжимающихся городов. Первый вывод: в официальных документах (генеральных планах и стратегиях), практически ни один сжимающийся город не признает, что он сжимается. Это означает, что планирование и управление происходит из расчета, что город будет дальше расти, даже если он потерял значительное количество население за последние годы. В практике я знаю на данный момент только три сжимающихся российских города, где администрации озаботились планированием и управлением на сжатие – Воркута (Респ. Коми), Кировск (Мурманская обл.) и Новошахтинск (Ростовская обл.). Второй важный вывод: в России на государственном уровне нет понимания как со сжимающимися городами работать. Позитивные изменения в них происходят не благодаря поддержке со стороны государства, а благодаря тому, что на локальном уровне происходит самостоятельное креативное переосмысление имеющихся ресурсов и возможностей. В целом, важно сказать, что мои последние исследования касаются темы агентности – того, как отдельные люди могут менять повестку. Как раз в январе у меня вышла статья на эту тему в журнале Geografiska Annaler. Series B : Human Geography. Сейчас я работаю в рамках международного консорциума Era.net +RUS с коллегами из Германией и Финляндии. Мы будем исследовать, как можно повысить качество жизни в малых сжимающихся городах на основе локальных инициатив и соучастия.
Что самое сложное в карьере ученого на Ваш взгляд?
Я могу часами говорить на эту тему. Во-первых, наука – это тяжело для любого перфекциониста. Здесь нет законченного и идеального “продукта”, никогда. Любой аспирант знает, что диссертация не может быть закончена, только сдана. Всегда можно сделать чуть лучше и чуть больше. Поэтому в какой-то момент нужно просто остановить себя, сказать: «ну все, подаем». Вторая сложность – это культура критики в академии. Любые исследования всегда будут критиковать, будь то во время выступления на семинаре или при подаче статьи. Нужно научиться не воспринимать критику в штыки, а скорее, как помощь для себя. Чаще критика конструктивна, но, к сожалению, бывает и деструктивная с переходом на личности. В российской научной среде это не редкость, увы. Поэтому уметь за себя постоять – крайне важно.
Последняя сложность, которую я обозначу – высокая конкурентность мировой академии (прим. международного научного сообщества). И в этой ситуации многозадачность воспринимается как обыденность. Параллельно писать статьи, подавать заявки на проекты, сдавать отчеты и ездить в поле. Еще желательно преподавать и издавать книги (лучше всего монографии, конечно). Иногда это сводит с ума. В моем представлении ученый – это поезд в огне с пьяным машинистом, который едет под откос. Нужно быть в высокой степени психологически устойчивым человеком, чтобы выдерживать постоянный стресс – жизнь в условиях критики, дедлайнов и незаконченных вещей, которые в принципе невозможно закончить. В этом плане полезной оказывается прокрастинация. Это такой защитный механизм от перегрева. Во время неспешных прогулок или размышлений за жизнь под душем иногда приходят вдохновение и прекрасные идеи. Как в легенде про Ньютона и яблоко.
Есть ли в российской научной среде проблемы, характерные именно для женщин-ученых?
Лично я редко сталкивалась в своей карьере с явной дискриминацией по гендерному признаку. Но это не значит, что ее нет, просто мне везет пока. Иногда бывают неуместные глупые шутки на тему женщин в какой-то сфере. Но этого становится вроде меньше. На мой взгляд, явные проблемы начинаются, когда женщина начинает претендовать на управляющую позицию в науке – заведовать лабораторией, кафедрой, быть директором, деканом или ректором. “Баба не может управлять коллективом”, – этот дискурс сплошь и рядом. Хотя, как, например, показал опыт Института географии РАН, женщина может управлять академическим институтом, причем весьма успешно. Высокий уровень управленческих компетенций Ольги Николаевны не вызывает сомнений.
Но, на мой взгляд, есть более серьезная проблема для женщин в науке, чем гендерная дискриминация. Эта проблема касается работающих матерей, которым нужно балансировать между семьей и профессиональной деятельностью, сохраняя при этом здравый рассудок хотя бы большую часть времени. Так как наука – это творчество (наукотворчество), то нередко ученый уносит работу домой. А женщину-ученого дома поджидает ее вторая работа, неоплачиваемая. Какой бы ни был понимающий партнер, значительная часть заботы о детях и доме все равно ложится на женщину. Поэтому для того, чтобы добиться тех же высот в науке, женщине нужно преодолевать больше барьеров и препятствий, чем мужчине. Так, если мужчина и женщина находятся на равных карьерных позициях, женщина, как правило, приложила к этому намного больше усилий.
Решение обозначенной проблемы должно быть комплексное. Во-первых, должен случиться сдвиг к более равноправному распределению домашних обязанностей. Например, чтобы мужчины не просто условно отводили в сад или сидели с детьми, а наравне с женщинами занимались планированием жизни ребенка. Также необходима институциональная поддержка. Сейчас в Москве можно определить ребенка в детский сад на полный день примерно в 2,5-3 года. Если нет денег на няню, то у женщины остается два варианта: либо временно выпасть из науки с потерей компетенций (и что-то уже не нагнать), либо жить в режиме загрузки 24/7. Институциональная поддержка со стороны государства тут явно бы не помешала, например, организация доступных яслей или субсидирование няни, привлекательные условия для мужского декретного отпуска.
Любой и человек может стать ученым?
Наукой могут заниматься люди, имеющие живой интерес к происходящему вокруг. Мне кажется, что ключевую роль в формировании этого качества играет семья и родители, которые подогревают у ребенка интерес к жизни и любопытство. Далее необходимы желание, мотивация и самодисциплина. С первого раза может не получиться поступить в аспирантуру или написать годную статью, но нужно просто садиться и делать заново. У всех бывают провалы. Ошибаться и быть неидеальным — это нормально.