Занятие в мастерской скульптора Н.Б. Никогосяна
Нас часто спрашивают, как проходят занятия по истории искусства? Конечно есть лекции и семинары, но знакомство с искусством происходит не только в классах — семинары проходят на улицах, в музеях, и в мастерских художников. В первом модуле студенты были в мастерской у скульптора Николая Багратовича Никогосяна, работы которого многим хорошо знакомы — в Москве, например, — это скульптуры на здании высотки на Красной Пресне. В мастерской студенты смогли не только увидеть его живописные и скульптурные работы, но и поговорить с художником. По просьбе мастера студенты написали о своих впечатлениях в репортажах, которые были переданы затем художнику. Как сказал Николай Багратович, ему было интересно прочитать все впечатления. Но так мы не можем привести все репортажи, то отобрали два — эссе Ксении Новак и эссе Евгении Фокичевой.
Ксения Новак, группа ИИ 141-1
Дом-мастерская Николая Багратовича Никогосяна затерялся между огромным польским культурным центром и обычными высотками. И это удивительный дом: возле него, во дворике, стоят скульптуры Никогосяна, а на последнем этаже находится очень светлый и просторный выставочный зал. Все это совершенно не вяжется с нашим представлением о мастерской, как о маленькой и тесной каморке, заваленной красками, полотнами, кисточками и какими-то совсем немыслимыми вещами. Совершенно прекрасно, что у Никогосяна такой чудесный дом, и последний этаж с белыми стенами, на фоне которых так хорошо смотрятся скульптуры и картины. Большинство знает Никогосяна как скульптора, а не живописца. Сам Никогосян очень любит писать картины, ему не хватает в скульптуре возможности работать с цветом. Так удивительно сразу видеть и художника с семьей и любимым псом Гогеном, и его скульптуры и картины. Очень жалко, что редко выпадает такая возможность, потому что при таком просмотре понимаешь намного больше. Никогосян удивительный рассказчик. Он говорит с армянским акцентом, который делает его речь еще более выразительной. Ему сейчас уже 95 лет, но у него сохранилась харизматичность и темпераментность. О чем бы он нам ни рассказывал: о детстве в Армении, балете, скульптуре и живописи — все было одинаково интересно слушать. А еще он рассказывал о своих друзьях, учителях и любимых художниках. Никогосян дружил с Сарьяном. Николай Багратович сказал, что боялся перенять стиль Сарьяна, как это сделали многие армянские художники. Тем не менее, работы Сарьяна и Никогосяна похожи по цветовой гамме и какому-то общему настроению. Но сходства эти возникают из-за того, что они оба выросли в Армении, здесь речь не идет о каких-то заимствованиях. Они видели одни и те же горы, одно и то же небо. Мне еще очень хочется добавить к этим двум художникам Минаса Аветисяна с его яркими и экспрессивными картинами. Когда рассматриваешь картины Никогосяна, видишь его уважение и любовь к Сезанну, Гогену и Ван Гогу. А в портретах, изображающих его первую жену есть что-то от Пикассо. Может быть, так кажется из-за глубокого синего цвета или настроения картины. О Пикассо же мы вспоминаем, когда видим целую серию работ, посвященную арлекинам и цирку. Чувствуется в его картинах и то, что он скульптор. Мы замечаем это по позам людей, по тому, что фигуры эти не плоские, а объемные. Из скульптуры мне больше всего запомнился ослик, он очень трогательный. И еще проект памятника Лермонтову. Мне кажется, что скульптура, изображающая Лермонтова, должна быть именно такой. Никогосян удивительно передает характер людей и их мимику в скульптуре. После этого посещения мастерской мне очень хочется поехать в Армению и своими глазами увидеть небо и горы, и пообщаться там с людьми, а потом вернуться и еще раз прийти в мастерскую Никогосяна, и с большим пониманием рассматривать его картины и скульптуры, и еще раз послушать его удивительные рассказы.
Женя Фокичева, группа ИИ 141-2
В один холодный октябрьский день группа юных искусствоведов отправилась в мастерскую художника-скульптора Николая Багратовича Никогосяна. Я никогда не была в мастерской художника, поэтому не имела ни малейшего понятия о том, что меня там ожидает.. "Скорее всего, мы просто окажемся в квартире, где под мастерскую выделена обычная комната"—кружилось в моей голове. Из-за своей рассеянности я совсем забыла, что художник, которому мы наносим визит, - в первую очередь, скульптор. Логично предположить, что ему необходимо просторное помещение для работы. И вот, мы подходим к большому современному дому нестандартной формы, ярко выделяющемуся на фоне окружающего пространства. Один внешний вид уже заставил меня отказаться от всех напридуманных мною скромных фантазий относительно интерьера мастерской. Поднимаемся по винтовой лестнице, должно быть, на четвертый этаж и оказываемся в просторной светлой галерее со множеством картин, скульптур и комнатных растений. Стеклянная крыша и сплошные оконные полосы на боковых стенах пропускают много света, и от этого пол молочно-бежевого оттенка становится глянцевым. Пожалуй, только царивший творческий беспорядок убедил меня в том, что это на самом деле мастерская, а не выставочный зал. Какая-то часть картин висела на стенах, как и полагается, остальным творениям художника приходилось ютиться где угодно, но только не в предназначенном для этого месте: кто-то из персонажей в одиночестве стоял на полу, облокотившись на столб, стену или даже на подставку под скульптуру, кто-то теснился вместе, прижавшись друг к дружке, а кто-то вообще прятался от глаз зрителей, обернувшись в полиэтилен. Большинству скульптур тоже пришлось не сладко: лишь не многим из них удалось овладеть территорией «с запасом по периметру» и обратить все взгляды посетителей на себя. Уделом остальных было совместное проживание с картинами, которые, как я уже сказала, расположились, где пришлось. Но именно такой антураж создавал атмосферу домашнего уюта, тепла и душевного спокойствия.
Признаюсь, картинам я уделила больше времени, чем скульптурам. Но не потому что их число вдвое превышало число последних. Я прогулялась по всей галерее несколько раз. Первый круг я посвятила знакомству с жанром, образами и почерком художника, не углубляясь в детали. Изображение людей всегда были мне по душе, которых там как раз преобладающее количество, поэтому я их рассматривала с особым удовольствием. Начиная со второго круга, я более детально изучала каждую картину: персонажи, выражения их лиц и положение тел, фоновый план. Картины были "молчаливые", персонажи не пытались заговорить со зрителем, зато их чувства и эмоции прекрасно читались по выражениям лиц и по телодвижениям. Я не могла оторваться от этой немой беседы, за что очень признательна автору. В третий раз проходя галерею, я старалась заглядывать в каждое труднодоступное место, чтобы посмотреть на "играюших в прятки". И хорошо, что многие персонажи стояли "спиной" к зрителю: всегда было любопытно, пустая ли оборотная сторона? Нет, на ней автор дает краткую информацию о картине: название, размер, год создания и т.п.
Рядом с одной из таких картин, я увидела портрет женщины. Смуглая, темноволосая, со строгими чертами лица и большими темными глазами она смотрела вперед невероятно проницательным взглядом. Положение бровей и ярко-выраженные скулы придавали ей еще большую серьезность. Я долго не могла оторвать от нее взгляд, пытаясь понять, как ей удается меня гипнотизировать. Вот уже прошло несколько дней после посещения мастерской, а я до сих пор не могу забыть эту картину. Ни на месте нашей встречи, ни наедине с самой собой мне не удавалось разгадать ее мысли и эмоции. Кажется, что автор одновременно сумел изобразить в ее лице несовместимые настроения. Это могут быть и страх, и ревность, и суровость, и холодность, и требовательность, и злость и простота единовременно. Удивительно и завораживающе!
Я безумно рада, что нам представилась возможность побывать «в закулисье» у художника. Полученные эмоции совершенно не похожи на те, что испытываешь в музее. Пока картины находятся в мастерской – они стоят на одной ступени со зрителем. Но как только покидают свой родной дом и оказываются в на стенах галереи – сразу же поднимаются на ступень выше, а зритель остается на месте, поэтому атмосфера уюта и взаимности может легко ускользнуть.