• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Бакалаврская программа «Юриспруденция»

«Под лежачий камень вода не течёт»: интервью с Алисой Образцовой, выпускницей факультета права НИУ ВШЭ 2010 года

Алиса Образцова — яркий пример адвоката с гражданской позицией. Среди её клиентов — фигуранты громких уголовных дел в России. Ей удалось отстоять интересы депутата Государственной думы Дмитрия Гудкова в процессе против вошедшего в «Список Магнитского» генерала Карпова. Факультетский пресс-центр поговорил с Алисой об учёбе в университете, трудностях поиска работы и, конечно, о непростой работе адвоката в современной России.

«Под лежачий камень вода не течёт»: интервью с Алисой Образцовой, выпускницей факультета права НИУ ВШЭ 2010 года

Алиса, как вы определялись с вузом, когда были ещё абитуриентом? Почему выбрали юриспруденцию?

Пожалуй, это прозвучит банально, но я собиралась стать адвокатом. Надо признать, голливудские сериалы сильно мотивируют, в них женщина-адвокат – почти всегда положительный герой. Богатство, красота и ум: кого эти качества не привлекут в профессию? Кроме того, университет доказал, что успех адвоката лежит через тяжелую учёбу и труд. Будучи студенткой, я училась, работала и снова училась. Поэтому теперь, когда я стала тем, кем предполагала стать ещё на пороге подготовительных курсов в ВШЭ, могу с уверенностью сказать, что мой адвокатский статус – результат бесконечного чтения учебников и монографий (оттуда мои -5 по зрению) и труда официантки в ресторане.

Чем вы руководствовались при поступлении на факультет права в Высшую школу экономики? Были ли какие-то особые критерии выбора юридических факультетов?

Я действительно выбирала между юридическим факультетом МГУ и Вышкой, но недолго. Моя уверенность в удачности выбора последнего подкрепилась убеждением, что упор на теоретические дисциплины в МГУ мне претит. Я бы умерла со скуки. МГУ – это классическое образование, «для очкариков», а я тяготела к практике. На момент поступления Вышка была для меня новым, динамичным и весёлым ВУЗом. И надо сказать, я не ошиблась в своих ожиданиях.

Как проходило обучение на факультете права? Кто из преподавателей больше всего запомнился?

С удовольствием вспоминаю Гарри Минха – профессора по конституционному праву. Благодарна преподавателю по криминалистике Александру Семеновичу Шаталову. Знания, преподнесённые мне в студенческие годы Эдуардом Петровичем Гавриловым, который читал нам лекции по праву интеллектуальной собственности, сегодня меня тоже «кормят».

Помню, как на первом курсе Гарри Владимирович принёс нам на семинар два приглашения на вручение юридической премии «Фемида». Семинары у него всегда проходили по субботам, и в тот день после университета я собиралась в поездку загород. В нашей группе было двадцать пять человек, и билеты мы разыгрывали с помощью маленьких нарезанных бумажек, на двух из которых было написано слово «да». В конечном итоге я вытащила ту самую бумажку со словом «да», которая давала возможность присутствовать на премии. То, что происходило там я особенно не помню, но вот ровно тогда я познакомилась с Генри Резником. Он, кстати, не советовал мне заниматься адвокатурой. Однако, я сделала всё наоборот и теперь у меня есть заветное удостоверение.

 

Вы поддерживаете связь с теми людьми, с которыми познакомились во время своего обучения в университете?

Ну, разве что с некоторыми. Круг моего общения скорее профессиональный, чем дружеский. У меня просто нет времени.

Вы, как и многие выпускники Вышки, начали работать раньше, чем закончили вуз. Каким было Ваше первое место работы? Многих студентов интересует вопрос: какие требования к соискателю предъявляются, когда он устраивается на работу в первый раз, второй и т.д.?

Если не считать короткого опыта официантки в ресторане, то я работала исключительно по специальности. Впервые я официально трудоустраивалась на третьем курсе через известный сайт вакансий. Работодателем стал телеканал «ДТВ», где был небольшой юридический отдел. Мой руководитель (юрист телеканала) взяла меня на должность помощника юриста. Это была отрасль, которая представлялась мне интересной, – право интеллектуальной собственности. После работы на ДТВ я приобретала опыт практической юриспруденции в компании Viasat, оттуда перешла в компанию Давида Яна ABBYY, а затем стала возглавлять юридический отдел в компании Telco Media. И когда во время работы в Telco возникла необходимость в ещё одном юристе для отдельных каналов, я специально стала искать на эту должность студента. Для меня было очень важно дать человеку шанс точно также, как когда-то его дали мне. Мой совет студенчеству: учитесь искать работу, сама она вас не найдёт…

Алиса, вы проработали 6 лет корпоративным юристом на телевидении и в IT-компаниях, стали руководителем юридического отдела. Но затем решили заниматься самостоятельной юридической практикой и получили статус адвоката. С чем связано такое решение?

Мое желание стать адвокатом совпало с политическими протестами 2012 года в Москве, поэтому мне ли не знать, как политика государства оказывает влияние на право. Тогда, будучи человеком увлекающимся, я была вдохновлена идеей перемен. В результате участия в политических митингах и акциях протеста я познакомилась с адвокатами, которые представляли интересы группы PussyRiot. Процесс так увлекал! Сейчас я уже далека от всего этого и однозначного ответа о ценности такого опыта у меня нет. Однако именно тому времени я обязана окончательным переходом в адвокатуру. К прежней корпоративной работе юриста я не вернусь. Адвокат – это свободная профессия: ни начальников, ни подчинённых. Я сама теперь защитник общества против произвола, и это куда важнее, чем быть частью чужой политики – хоть власти, хоть оппозиции.

Сравните работу юристом in-house с работой адвоката. Что существенно полностью поменялось?

Адвокат работает несравнимо больше. Несмотря на то, что его график свободный, обязанностей от этого не меньше. Причём, ты сам за них и отвечаешь: переложить ответственность не на кого. Мне нравится выступать в судах, и этого мне определенно не хватало в период работы в in-house.  Да, там были судебные процессы, но не в таком количестве, как у меня сейчас. Конечно, мы обязаны принципу состязательности в процессе, благодаря которому суд напоминает рестлинг. Хотя выходит, что главный противник не сторона обвинения, а сам суд.

Легко ли вы восприняли переход из одной юридической профессии в другую?

Так само получилось. Меня вовлекло в водоворот общественных событий, из которых я вышла в новом профессиональном качестве. Я не жалею: моя прошлая корпоративная жизнь утонула без сожалений с моей стороны. До адвокатуры у меня была понятная работа с относительно неплохой перспективой карьерного роста и предсказуемой заработной платой. Адвокатура – это всегда авантюра, а это отражает существо моего характера. Умереть от офисной скуки мне теперь не грозит.

По данным, которые предоставил своим студентам преподаватель дисциплины «Уголовное процессуальное право» и федеральный судья в отставке Сергей Анатольевич Пашин, на сегодняшний день мы имеем 0,67% оправдательных приговоров по уголовным делам в России. Не пугает ли Вас это как адвоката? Довольно печальная статистика.

Этот процент никогда не поднимался выше 1%. Когда это рассказываешь обычным людям, они очень удивляются. Сознание обывателя весьма далёко от реальных представлений о состоянии нынешней судебной системы. Сограждане зачастую пребывают в счастливом неведении о состоянии судебной системы в России. В ней оправдание – это системный сбой, а не процессуальная необходимость.

Алиса, какие недостатки есть у работы адвоката по уголовным делам?

Главная – это процессуальная незащищённость. Адвокат в российской системе правосудия самим своим процессуальным существованием вызывает желание его принудить к чему-либо или игнорировать. Уголовный Кодекс заботливо оберегает всех участников процесса кроме одной фигуры – адвоката. Он пария в нынешней судебной системе. Согласно ст. 294 УК РФ, у нас есть ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования. Это означает, что в уголовном порядке вмешательство в деятельность прокурора, следователя или лица, производящего дознание в какой-либо форме, наказывается. При этом, аналогичной ответственности за воспрепятствование деятельности адвоката не существует. Вообще, пенитенциарная система заслуживает особого внимания. По своей работе мне часто приходится бывать в СИЗО, и, говоря об уголовно-исполнительной системе в целом, тюрьма оставляет далеко позади других конкурентов (следствие и суд) в хамском и неуважительном отношении к адвокату. Некоторые адвокаты вынуждены стоять ночами в очереди, чтобы получить возможность попасть в изолятор к своему подзащитному. Помимо этого, сила адвокатских запросов равна нулю, ведь за их неисполнение предусмотрена административная ответственность в виде смешного штрафа. В последнее время адвокатское сообщество, под давлением власти, само себе навязывает очередные правила и регламенты, в том числе и поведения в Интернете. С моей точки зрения, это напоминает товарищеский суд заключённых в колонии.

 

Есть ли какое-то запоминающееся судебное дело для вас?

Да, были такие. Совсем необязательно выигранные. Хотя о каждом своём деле я могу сказать – делала всё, что было в моих силах. Работала добросовестно. Когда я выигрываю процессы, то особенно радуюсь за клиентов. Есть дела, которые близки мне принципиально, по убеждениям. Так моим доверителем был политик и общественный деятель, депутат Государственной Думы Дмитрий Гудков, с ним судился бывший следователь МВД Павел Карпов, фигурант всем известного «списка Магнитского». У последнего выиграть процесс было сплошным удовольствием.

В область вашей практики входят уголовное, семейное право, право интеллектуальной собственности. Почему вы выбрали для себя именно эти отрасли?

Я выбрала для своей практики те отрасли, которые представляют для меня наибольший интерес. Интеллектуальное право – следствие моей работы юриста в корпоративном секторе. Первые мои доверители были связаны с делами по защите авторских прав. Кстати, веду сейчас дело бывшего участника группы «Агата Кристи» Глеба Самойлова по защите его прав. Что касается уголовного права, это главная для адвоката отрасль, кто бы что ни говорил.

А ведь многие адвокаты-мужчины считают, что их профессия не предназначена для девушек. Каково ваше отношение к данной позиции?

Я бы не обобщала. Тут гендерная логика сильно прихрамывает. У нас судейский корпус подавляюще женский, из этого же не следует, что судья не мужская профессия. Это просто тяжелая работа: ты сидишь в судах, ходишь по тюрьмам, проводишь допросы. Это отнимает много сил. Здесь вопрос в складе характера, а не в половой принадлежности.

А нет какого-то предвзятого отношения к женщинам-адвокатам со стороны работников СИЗО?

Предвзятого отношения нет. Бывает, когда ты как женщина можешь лучше расположить к себе человека. Но если речь идёт о следователе, не стоит забывать, что он всё равно относится к адвокату, как к врагу. И адвокат должен относиться к следователю аналогично. Не может быть такого, чтобы адвокат со следователем о чём-то договорились – мы не в одной лодке. Компромисс достижим, но всегда за счёт кого-то. Чаще всего за счёт обвиняемого.

Введение адвокатской монополии, идею о которой активно продвигали в последние годы Минюст и сама адвокатура, затормозилось. Теперь сторонники реформы сменили риторику и говорят уже о необходимости объединения юридических профессий для оказания квалифицированной помощи по единым стандартам, которые еще предстоит разработать, но дискуссии продолжаются. Нужна ли в России адвокатская монополия? Каково ваше к этому отношение? 

Я за монополию. Прежде всего потому, что адвокатура как институт заслуживает куда больших полномочий, чем она располагает сейчас. Адвокаты – всегда профессиональные участники в судах, а не дилетанты с купленными дипломами.

Какие основные проблемы, на ваш взгляд, стоят сегодня перед отечественной адвокатурой, и каковы способы их разрешения?

Если не повторять суждения о процессуальных проблемах статуса адвоката, то институту адвокатуры ещё только предстоит дорасти до высокого уровня аналогичных институтов в Европе и Америке. В нынешней России адвокатура находится в перманентном переходном состоянии. Она ещё не часть общества и уже не часть государства. Возможно, именно адвокатуре суждено изменить нашу судебную систему. Во всяком случае, будем на это надеяться.   

Интервью: Екатерина Дубинина