• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Бакалаврская программа «Юриспруденция»

«Нет ничего сильнее идеи, время которой пришло» // Обзор VI воркшопа «Читаем Конституцию. Конституция – это модно»

10 апреля 2019 года в стенах Вышки прошел воркшоп «Принцип добросовестности и Конституция». Это уже шестая встреча в рамках проекта «Читаем Конституцию. Конституция – это модно» под руководством Дмитрия Степанова. Недавно на YouTube-канале проекта была опубликована видеозапись воркшопа. Рассказываем, как это было и почему это стоит посмотреть.

«Нет ничего сильнее идеи, время которой пришло» // Обзор VI воркшопа «Читаем Конституцию. Конституция – это модно»

437 заявок на участие в мероприятии. Наверное, это много. По крайней мере, случается такое не часто. Аудитория была забита под завязку, и мы брали стулья из соседней аудитории. Кто-то с удобством устроился на полу. Душно, тесно, но так хорошо. Душевно даже.

Но самое важное – это не сколько людей собралось, а для чего все собрались. Принцип добросовестности – тема громкая и горячая. Понятен интерес к ней. Но принцип добросовестности и Конституция... А она здесь при чем? Добросовестность обычно не обсуждается как общеправовой принцип, но рассматривается исключительно в русле частного права.

Но обо всем по порядку.

Многое объясняет повод встречи – «дело Дубовца». Постановление Конституционного Суда РФ, которым положения п. 1 ст. 302 ГК РФ были признаны не соответствующими Конституции в той мере, в которой они допускают истребование выморочного имущества по искам публичной власти без учёта факта государственной регистрации права собственности на жилое помещение и без оценки действий публичного собственника в лице уполномоченных органов.

Один из вопросов, поднятых в этом деле, – влияет ли регистрация перехода права на недвижимое имущество на право публично-правового образования истребовать названное имущество у добросовестного приобретателя? Есть ли охраняемый интерес у государства, неоднократно подтвердившего законность перехода права собственности на выморочное недвижимое имущество фактом регистрации перехода права? Конституционный Суд дал вполне определенный ответ:

«В правовом демократическом государстве, каковым является Российская Федерация, пренебрежение требованиями разумности и осмотрительности при контроле над выморочным имуществом со стороны собственника – публично-правового образования в лице компетентных органов не должно влиять на имущественные и неимущественные права граждан, в частности добросовестных приобретателей жилых помещений.

<…>

Возможность истребования жилого помещения, являвшегося выморочным имуществом, не должна предоставляться публично-правовому образованию – собственнику данного имущества на тех же условиях, что и гражданам и юридическим лицам. При разрешении соответствующих споров существенное значение следует придавать как факту государственной регистрации права собственности на данное жилое помещение за лицом, не имевшим права его отчуждать, так и оценке действий (бездействия) публичного собственника в лице уполномоченных органов, на которые возложена компетенция по оформлению выморочного имущества и распоряжению им.

При этом действия (бездействие) публичного собственника подлежат оценке при определении того, выбыло спорное жилое помещение из его владения фактически помимо его воли или по его воле. Иное означало бы неправомерное ограничение и умаление права добросовестных приобретателей и тем самым – нарушение конституционных гарантий права собственности и права на жилище».

Интересно получается: неосмотрительность государства при осуществлении им публично-правовых функций (читай – регистрации перехода права) негативно влияет на его права и обязанности в области гражданско-правовых отношений. Нормы права, допускающие иное положение вещей, видимо, противоречат Конституции. Чем больше власти, тем больше ответственности, если перефразировать классика.

Разве это не требование добросовестного поведения к публично-правовым образованиям не только в сфере гражданского оборота, но и при осуществлении ими публично-правовых функций?

Получается, что Конституционный Суд РФ возвел принцип добросовестности в статус конституционного принципа. Дело за малым – понять, что это значит и чем наполнен этот принцип.

Естественно, ответить на поставленный вопрос проще при поддержке столпов современной науки права – спикеров воркшопа. Да, спикеры. Собственно, ради отражения их мыслей этот текст и пишется.

Состав спикеров встречи был легендарный – А.Г. Карапетов, А.М. Ширвиндт, Г.А. Гаджиев, Е.А. Лукьянова, К.И. Скловский. Модератор – Д.И. Степанов. Перечислять их регалии было бы моветоном по отношению к читателям – слишком много места на это уйдет. Да и как будто вы сами не знаете.

Дабы не скатываться в стиль стенограммы – посмотреть видеозапись воркшопа вы и так сможете – попробую изложить материал переработанным и осмысленным.


Получилось два тематических блока – обсуждение заданной темы и обсуждение темы традиционной, т.е. добросовестности как конституционно-правового принципа и добросовестности как принципа гражданско-правового соответственно.

Начнем с хронологической середины обсуждения во имя тематической стройности текста.

Второй блок представляли Константин Ильич Скловский и Андрей Михайлович Ширвиндт. Общая черта их позиций – абстрактность заявленного принципа и уверенность в его использовании для ситуаций, не охваченных нормами права.

Как отметил Константин Ильич, двумя чертами принципа добросовестности в гражданском праве (как и любого принципа) являются его (1) абстрактность и (2) общеобязательность. Реши то, не знаю чего, тем, не знаю чем. При этом нарушить принцип добросовестности можно только правомерным поведением, когда у вас есть субъективное право, которое вы используете вопреки…требованиям добросовестности? Замкнутый круг получается, давайте к примерам.

Вы – розничная сеть, продающая электронику. У вас есть контрагент, поставляющий смартфоны. Вы нерадивый покупатель, регулярно опаздывающий с оплатой. Но поставщик не против – ему важнее хорошие отношения с вами, поэтому он закрывает глаза на пропуск сроков. Но вот он поднимает цены на смартфоны и заявляет, что если откажетесь покупать – взыскание неустоек за все пропуски. Право требовать оплатить неустойки есть? Есть. Нарушение права видишь? Нет. А оно есть.

Получается, говорит К.И. Скловский, добросовестность – это про факты. Это когда ты видишь, что фактические обстоятельства дела рождают ситуацию, в которой обеспечение исполнения требований истца приводит к несправедливому результату. Вот суды и должны набивать руку, создавая прецеденты и определяя границы применимости нормы.

Но раскрывает ли сказанное содержание принципа? По-моему, нисколько. Константин Ильич дает нам лишь методологию применения принципа, притом принципа любого, но не само его содержание. Его распыленность по частным примерам не дает, кажется, ничего, кроме прямого указания на источник, где содержание принципа можно найти, – в голове у судьи. С учетом количества голов – содержание слишком широкое может получиться.

На это и обращает внимание Андрей Михайлович, ссылаясь на интересное исследование. Судьям из разных европейских правопорядков предложили решить один набор задач, которые немецкие судьи решают при помощи принципа добросовестности. Итог – многие из этих задач судьи конкретных правопорядков решают при помощи норм национальных правопорядков, не обращаясь к принципу добросовестности вообще.

Идя в весьма функционалистском русле, Андрей Михайлович подчеркивает, что добросовестность – это один из способов решения проблемы, стоящей перед всеми правопорядками. Проблема эта уже поставлена нами – следование норме права не дает справедливого решения. Естественно, здесь возникает вопрос с пониманием того, что есть справедливое решение?

И тут в интересный диалектический синтез со сказанным вступает первый обозначенный тематический блок, открыть который, наверное, было бы логично с его хронологического конца – с выступления Артема Георгиевича. Это выступление теоретико-правовое, а потому связывающее Конституцию с гражданским правом, подводящее их под общий знаменатель.

А логика здесь интереснейшая. Принцип добросовестности, по мнению Артема Георгиевича Карапетова, есть первичная норма по Г. Харту, т.е. норма управомачивающая суды творить право. Притом важна она именно для гражданского права. Почему? А потому что политикам нерационально тратить свои ресурсы для оттачивания гражданско-правовых механизмов. Реформы в этой области дают мало политических очков, лучше потратить силы на решение вопросов в сфере права социального обеспечения, на административные реформы и т.п.

Вот и приходится судам, а не политикам, работать с оборотом. Творить право там, где оно нужно, но работать над которым политикам невыгодно. И принцип добросовестности открывает ворота во «во взрослую жизнь», где приходится мириться с судейским усмотрением. Оно там не плохое и не хорошее, оно необходимое для судебной системы. И в таком случае, кажется, важным становится не содержание принципа, но его управмочаивающая сила, дающая правопорядку шанс на развитие.

И тут принцип добросовестности может получить конституционно-правовое звучание. Правильнее даже сказать, конституционно-правовое двухголосье.

Первый голос – прямое развитие логики, что принцип добросовестности есть некоторая формализация правотворческой компетенции суда. Недаром об этой его стороне заговорил Гадис Абдулаевич Гаджиев – судья Конституционного Суда РФ, докладчик по «делу Дубовца».


Разделяя все судебные дела на ординарные и сложные, Гадис Абдулаевич разделяет и методологию их решения. Первые решаются посредством простого юридического силлогизма: факты – норма – решение. Назовите эту методологию IRAC, ничего существенно не поменяется. Здесь есть четко выраженная норма. Ее конкуренция с другими нормами решается по известному всем алгоритму – поздняя убивает раннюю, специальная убивает общую и т.д. Сама эта методология также не лишена проблем, но сейчас не о них.

Но настоящая эквилибристика начинается, когда решать приходится сложные кейсы – дела, где нет нормы, либо норма неадекватно отражает балансировку конституционных прав или интересов сторон спора. Тогда, говорит Гадис Абдулаевич, нужно применять методологию взвешивания конкурирующих абстрактных прав. Вообще, очень все это напоминает методологию работы с принципами права, предложенную Рональдом Дворкиным в его работе «О правах всерьез».

Так, сложным делом является «дело Дубовца». Таким же считает Гадис Абдулаевич недавнее постановление Конституционного Суда РФ по параллельному импорту. В последнем Конституционный Суд признал допустимым отказ в защите прав обладателя исключительного права против параллельного импортера, в случае недобросовестности первого, например, при завышении им цены для продажи параллельно импортируемых товаров.

Описанное Гадисом Абдулаевичем наталкивает на интересные размышления. А не получается ли, что содержание принципа добросовестности предопределяет его методологическую функцию? Содержание же получается действительно конституционно-правовым – субъекты правоотношений должны действовать так, чтобы соблюдать баланс прав и интересов всех остальных его участников. Слишком абстрактно? Так ведь так и должно быть, по-другому нельзя, смотри сказанное выше. Абстрактность есть суть правового принципа.

И такое содержание уже конституционного принципа добросовестности носит чисто методологический характер. Обычным судам он позволяет находить решение, уточняя границы применения нормы в частной ситуации. Конституционному Суду – выявлять конституционно правовой смысл нормы и определять баланс прав или интересов сторон правоотношений. А точнее, создавать новую норму права, потенциально создавая новую по содержанию модель правоотношений, уточненную для описанных фактических обстоятельств.

Это четко видно в «деле Дубовца». Да, ст. 302 ГК РФ прямо указывает: если вещь выбыла из владения собственникам помимо воли, всегда защищаем собственника. Но норма не выдерживает проверку на баланс прав и интересов в конкретной ситуации, когда собственник – нерачительное государство, не способное наладить адекватно функционирующую систему регистрации прав на недвижимость. Вот мы и создаем новую норму, сохраняющую вещь у добросовестного приобретателя в описанной ситуации.

Получается, что конституционно-правовая добросовестность в «деле Дубовца» не в субъективной добросовестности добросовестного приобретателя, нет. Она в методологии принятия решения посредством прямого взвешивания прав и интересов г-на Дубовца и прав и интересов публично-правового образования, из владения которого вещь выбыла помимо его воли.

В контексте сказанного понятней звучит высказанное Еленой Анатольевной Лукьяновой – идея добросовестности государства при его участии не только в гражданско-правовых, но и в публично-правовых отношениях. При осуществлении своих полномочий, государственные органы, государственные служащие, лица, занимающие должности государственной службы и т.д., обязаны действовать с учетом требований баланса прав или интересов других субъектов права.

Тут список широкий: вносить вовремя изменения в нормы, признанные неконституционными, ясно и недвусмысленно формулировать нормы, не создавать себе пространство для хитрости, соблюдать внутреннюю мораль права по Лону Фуллеру, если угодно. При вольном толковании, принцип добросовестности есть необходимое продолжение идеи правового государства, которое не просто подчиняется праву, оно не совершает формально законных, но выхолащивающих содержание нормы действий.

А контроль за добросовестным поведение государства все там же, у судов. Они могут и должны следить за тем, как государство во всех его ипостасях соблюдает баланс прав и интересов. Следить за тем, чтобы многоликое государство не жульничало, действуя в строгом согласии с нормам права.

И не беда, что наши правила кажутся сложными и непонятными. Право растет вместе с обществом, и как в детстве уже не будет. Да, добросовестность, тем более в таком разрезе, это сложный инструмент, сложная идея. Но нет ничего сильнее идеи, время которой пришло.


Текст: Алексей Акужинов