• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Усадьба Остерманов – Тютчевых – Мясницкий полицейский дом

Малый Трехсвятительский переулок, 8/2, и Хитровский переулок, 4


Малый Трехсвятительский переулок, 8/2, и Хитровский переулок, 4

Владение принадлежало Похвисневым, затем Остерманам, после которых перешло к супругам Тютчевым — здесь прошло детство знаменитого поэта Ф.И. Тютчева. В дальнейшем во владении расположилась Мясницкая полицейская часть с пожарной каланчей, тюрьмой и квартирой врача. После революции здания были серьезно перестроены.

XVIII век

Бывшая территория Мясницкой полицейской части занимает северо-западную часть квартала у пересечения Малого Трехсвятительского и Хитровского переулков. В разное время здесь находились: городская усадьба Ф.А. Остермана, Мясницкая полицейская часть, а затем и Мясницкая тюрьма, Военно-инженерная академия РККА.

Впервые застройка владения подробно изображена на плане квартала 1797 года. Городская усадьба Ф.А. Остермана была ориентирована в сторону «проезжего переулка» (современный Малый Трехсвятительский). Сюда выходил парадный двор усадьбы с двумя деревянными флигелями, стоявшими торцом к красной линии переулка, и каменным двухэтажным главным домом, располагавшимся в глубине участка (корпус 10). Хозяйственный двор с деревянными корпусами размещался в восточной части владения. Центральную часть квартала занимал обширный сад с прудом.

Трехэтажный каменный дом был построен во второй половине XVIII века в бывшем владении Голицыных. Усадебный дом разделил участок на две части — парадный двор и сад, как это было принято в то время. Торец здания был обращен к алтарям храма Трех Святителей. Наиболее вероятным владельцем дома называется Михаил Семенович Похвиснев — сторонник Екатерины II, тайный советник, первый опекун Московского воспитательного дома, ближайший друг и помощник И.И. Бецкого в первоначальном устройстве этого учреждения.

В 1766 году вдова Похвиснева Анна Игнатьевна продала владение влиятельному екатерининскому вельможе графу Федору Андреевичу Остерману (1723–1804). Федор Андреевич в возрасте 18 лет стал капитаном лейб-гвардии. После опалы отца был переведен капитаном в Троицкий пехотный полк в Башкирию, где прослужил 20 лет. В чине подполковника участвовал в Прусской войне, в 1759 году был ранен под Франкфуртом. В 1752-м за боевые заслуги произведен в генерал-майоры и назначен шефом Нарвского пехотного полка. Екатерина II назначила его командиром Московской дивизии. В 1771 году — генерал-поручик. С 1773 года в течение нескольких лет был главнокомандующим Москвы (так тогда назывался генералгубернатор). С 1782 года — действительный тайный советник.

Рубеж XVIII–XIX веков

У Федора Андреевича Остермана и у его брата не было детей. Поэтому они попросили Екатерину II передать их фамилию двоюродному племяннику — графу Александру Ивановичу Толстому (будущему герою Бородинской битвы), что и было утверждено указом в 1796 году. Однако Александр Иванович также не имел потомства, и фамилия Остерманов-Толстых прекратилась с его смертью.

Бездетные супруги Остерманы воспитали Екатерину (дочь брата Анны Васильевны, Льва Васильевича Толстого). В 1798 году она вышла замуж за друга семьи, поручика Ивана Николаевича Тютчева, и в 1803 году родила сына Федора, будущего поэта. В 1804 году, после смерти Федора Андреевича, молодая семья Тютчевых переехала в Москву. Здесь прошли первые детские годы Федора Тютчева, родились его братья, сестра Дарья. В исповедальной книге Трехсвятительской церкви сохранилась запись о «бытии у исповеди» и причащении всего семейства Тютчевых.

В январе 1810 года Е.Л. Тютчева продала дом Франсуа Жозеф д’Изарн Вилльфору, который позже стал известен благодаря своим воспоминаниям о пребывании в Москве французов в 1812 году. Затем с 1816 по 1818 год владение принадлежало Сусанне Григорьевне Калустовой, коммерции советнице, которая потом продала его городу для устройства дома Московского господина оберполицмейстера.

XIX век

Вся застройка владения, кроме сильно обгоревшего главного дома, была утрачена в пожаре 1812 года, и в 1820-х годах участок приобрела городская казна. Первоначально, после передачи городу, бывшую усадьбу на углу Хитровского переулка (это название он получил в 1824 году) и Малого Трехсвятительского приспособили под московский обер-полицмейстерский дом. Несколько позже в ее главном доме разместили Мясницкую полицейскую часть. С 1825 года при полицейских частях стали располагать и пожарное депо. У них было общее здание, и для пожарных целей над домом построили высокую деревянную каланчу, с которой открывался вид на всю округу.

На смотровой площадке каланчи день и ночь дежурили караульные, высматривая признаки пожара. Когда пожар был замечен, на высокий шпиль, венчающий каланчу, поднимали черные кожаные или брезентовые шары — условный сигнал для пожарных других частей. Три шара означали, что пожар в Мясницкой части. Ночью вместо шаров использовали белые фонари. Если к шарам добавляли красный флаг, то это означало пожар высшей категории и сбор всех пожарных команд.

Шары обозначали лишь район пожара, поэтому после полученного сигнала вестовой на лошади мчался в указанный район узнать точное место бедствия. Вернувшись, он докладывал пожарной команде, которая уже через 2,5 минуты была готова выехать, а еще через максимум девять минут быть на месте.

Главным транспортным средством пожарных частей были специально отобранные по масти и росту лошади, содержащиеся здесь же в специализированных конюшнях. Каждой части принадлежали лошади определенной масти. У Мясницкой они были рыжие. Блестящий выезд пожарной команды неизменно привлекал внимание, собирая толпы москвичей. И каждый из них знал и условные сигналы, передаваемые с помощью шаров, и конскую масть всех пожарных частей. С наступлением XX века лошадей стали заменять автомобилями. Первый пожарный автомобиль появился в Мясницкой части в 1908 году.

Полицейский дом привлекал внимание горожан не только пожарными выездами. Вокруг него часто собиралась любопытная публика. Например, посмотреть на то, как отбывают наказание местные воришки.

В XIX веке в Москве существовала особая практика наказания за нарушение общественного порядка и мелкие преступления. Например, пойманные на месте преступления воры, как мужчины, так и женщины, получали в руки метлу, на их спине мелом рисовали крест и в таком виде заставляли мести улицу возле места преступления. Ночь они проводили в полицейской части, а наутро в том же виде подметали территорию возле нее. Затем их имена заносились в список воров, а их самих отпускали домой.

Рядом с воришками в Полицейском доме могли ночевать люди, получившие по суду наказание розгами. Это была распространенная практика. Вместе с запиской от судьи о количестве ударов (обычно от 10 до 20) человек доставлялся в часть, где и осуществлялась эта экзекуция. Если его доставляли вечером, то ночь он проводил в камере, а наказание назначалось на утро.

В квартире под пожарной каланчой проживал врач Дмитрий Павлович Кувшинников с женой Софьей Петровной, хорошо знавшие А.П. Чехова. Позднее Михаил Чехов, брат писателя, вспоминал: «Дмитрий Павлович с утра до вечера исполнял свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью. Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети».

У Кувшинниковых со временем сформировался собственный литературно-художественный салон, который посещали писатели, поэты, художники и артисты. В.Г. Перов, работая над своей знаменитой картиной «Охотники на привале», сделал Кувшинникова прототипом одного из своих героев — пожилого охотника, красочно описывающего свои подвиги. Это было недалеко от истины: Дмитрий Павлович был известен не только как профессионал в медицине, но и как заядлый охотник.

В доме помимо братьев Чеховых бывали Т.Л. Щепкина-Куперник, М.Н. Ермолова, А.И. Сумбатов-Южин, В.Г. Перов, И.Е. Репин. Чеховы приводили с собой все новых гостей, среди которых оказался и художник Исаак Левитан. Встреча с хозяйкой дома переросла в длительные отношения, связанные со страстью Софьи Петровны к живописи: они вместе путешествовали по России, плавали по рекам, жили некоторое время в Плёсе. Кувшинникова оказалась способной ученицей: некоторые ее картины даже попали в Третьяковскую галерею.

История о романе Кувшинниковой с Левитаном стала широко известна в творческой среде Москвы и окончилась скандалом: А.П.Чехов, бывший свидетелем разворачивавшейся драмы, на основе событий создал рассказ «Попрыгунья», характеры героев которого были списаны с Кувшинниковых и Левитана. Последний весьма оскорбился и даже пытался вызвать Чехова на дуэль — их едва удалось примирить писательнице Щепкиной-Куперник. С Кувшинниковыми же Чехов навсегда испортил отношения и в квартире их более не появлялся.

Интересно, что Чехов отчасти напророчил Кувшинниковым их судьбу: в рассказе доктор Дымов умирает, заразившись тифом от больного. В жизни же такая судьба постигла Софью Петровну, которая скончалась в 1907 году

XIX век – I половина ХХ века

В Мясницком полицейском доме по разным причинам сидели весьма известные люди, например поэт Владимир Маяковский, юность которого отмечена несколькими арестами. В июле 1909 года в возрасте пятнадцати лет его арестовали в третий раз за участие в подготовке побега политических заключенных из женской Новинской тюрьмы. Побывав в Басманной части, Маяковский был переведен в Мещанскую и, наконец, в Мясницкую полицейскую часть.

Другим именитым арестантом Мясницкой части был писатель Илья Эренбург. Он тоже был весьма юн, ему было семнадцать лет, когда за участие в революционной деятельности он попал в здешнюю камеру. В первой книге своих воспоминаний «Люди, годы, жизни» Эренбург оставил свидетельства этого времени: «Меня отвезли в Мясницкую часть. Режим там был сносный. В крохотных камерах стояло по две койки. Некоторые надзиратели были добродушными, позволяли походить по коридору, другие ругались. Помню одного — когда я просил выпустить меня в отхожее место, он неизменно отвечал: «Ничего, подождешь…»

Смотритель был человеком малограмотным; когда заключенным приносили книги для передачи, он сердился — не мог отличить, какие из них крамольные. В Государственном архиве я увидел его донесение, он сообщал в охранку, что отобрал принесенные мне книги — альманах «Земля» и сочинения Ибсена. Один раз он вышел из себя: «Черт знает что! Книгу для вас принесли про кнут. Не полагается! Не получите!» (Как я потом узнал, книга, его испугавшая, была романом Кнута Гамсуна.)

В Мясницкой части сидел большевик В. Радус-Зенькович; мне он казался ветераном — ему было тридцать лет; сидел он не впервые, побывал в эмиграции. Моим соседом был тоже «старик» — человек с проседью. Разговаривая с ним, я старался не выдать, что мне семнадцать лет. Однажды начальник принес мне литературный альманах; я его дал соседу, который час спустя сказал: «А здесь для вас письмо». Под некоторыми буквами стояли едва заметные точки: книгу передала Ася. Я покраснел от счастья и от позора; в течение нескольких дней я боялся поглядеть соседу в глаза — чувства мне казались недопустимой слабостью.

Гуляли мы в крохотном дворике, среди огромных сугробов. Потом неожиданно снег посерел, стал оседать — близилась весна. Иногда нас водили в баню, это были чудесные дни. Вели нас по мостовой; прохожие глядели на преступников — кто с удивлением, кто с жалостью. Одна старушка перекрестилась и сунула мне пятачок: я шел крайним. В бане мы долго мылись, парились и чувствовали себя как на воле.

Наружную охрану несли солдаты жандармского корпуса; они заговаривали с нами, говорили, что они нас уважают — мы ведь не воры, а «политики». Некоторые соглашались передавать письма на волю».

Полицейская часть рубежа XIX–ХХ веков представляла собой сложное учреждение: здесь располагались служебные помещения полицейской и пожарной части, камеры заключения, квартиры, казармы и кухни служащих, приемные помещения и квартиры врача и повивальной бабки, бесплатно обслуживавших неимущее население, а также конюшни, кузница и прочие хозяйственные постройки. Изменения в застройке Мясницкой части ограничились строительством нового двухэтажного каменного здания казарм, расположенного на том же месте, что и постройка I половины XIX века (корпус 8).

В 1912 году незастроенный участок земли у пересечения Малого Трехсвятительского переулка и Покровского бульвара, на котором располагался хозяйственный двор, был продан потомственному почетному гражданину А.А. Карзинкину, хозяину смежного владения.

Сложившаяся к началу ХХ века объемно-пространственная структура владения оставалась неизменной до 1930-х годов. После 1917 года в помещениях полицейской части было размещено 40-е отделение милиции, исправительный дом, здесь же оставалась пожарная часть.

В 1932 году северная часть владения была отдана под застройку Военно-инженерной академии РККА, основные учебные помещения которой располагались по адресу: Покровский бульвар, 11 (бывшее владение Практической академии). В квартале на Хитровке в 1934– 1935 годах были построены два пятиэтажных жилых дома для слушателей академии — корпуса 7 и 8, один из которых (корпус 8) вклю - чил объем казарм рубежа XIX–ХХ веков и здание санитарной части (строение 1), совместившей функции поликлиники и госпиталя. Авторами проекта были архитекторы Г.Я. Мовчан, К.С. Толоконников и Л.Н. Мейльман, консультировал профессор В.Д. Кокорин. Новые корпуса строились хозяйственным способом силами военно-строительного управления РККА. Застройка велась по новой красной линии Хитровского переулка, трассу которого предполагалось расширить за счет четной стороны.

II половина XX века и современность

После Великой Отечественной войны вся территория владения перешла в ведение Военно-инженерной академии им. Куйбышева. Таким образом, на протяжении практически двух веков владение было «казенным»: здесь размещались общественные учреждения. В 1950-х годах со строительством по красной линии Хитровского переулка жилых домов (часть корпуса 7 и корпус 11) и учебного корпуса для работы с иностранными слушателями (корпус 5) была окончательно сформирована объемно-пространственная структура владения, сохраняющаяся до настоящего времени. При строительстве восьмиэтажного жилого дома была разобрана часть объема Мясницкого частного дома (корпус 10), здание было реконструировано и приспособлено под административные помещения академии. На внутриквартальной территории владения был расположен подземный гараж, въезд в который осуществлялся с цокольного этажа корпуса 5. В связи со значительным понижением рельефа в сторону Подколокольного переулка конструкции гаража со стороны южной границы владения выступают над уровнем земли. Для дополнительного входа в помещения гаража со стороны внутреннего двора предназначалась небольшая двухэтажная постройка (корпус 6). Еще один гараж был устроен в хозяйственном корпусе I половины XIX века (строение 2). Для обслуживания обширного автопарка на территории владения была также устроена бензозаправочная станция.

В настоящее время строения 1, 2, корпуса 5, 6, 10 находятся в ведении Высшей школы экономики.

 


 

Хитровская площадь
(Подколокольный переулок, 11А)

Дом Ярошенко — трактир «Каторга»
(Подколокольный переулок, 11)

Храм Трех Святителей на Кулишках
(Малый Трехсвятительский переулок, 4–6)

Крутицкое подворье
(Подколокольный переулок, 12/1)

«Дом с фигурами»
(Подколокольный переулок, 16/2, стр. 1)

«Дом-утюг»
(Певческий переулок, 1/2)

Доходный дом Александрийского подворья
(Подколокольный переулок, 10)