Дневник зимней школы

За погружение в теоретический контекст отвечала заведующая Международной лабораторией исследований социальной интеграции НИУ ВШЭ Елена Ярская-Смирнова. Она познакомила слушателей с истоками и вызовами универсального дизайна.  Свое развитие он получил в 1970-80-е годы, когда на западе активизировалось движение за права людей с инвалидностью. Тогда универсальный дизайн предполагал лишь физические объекты, доступные всем индивидам без какой-либо адаптации и специализации. К 2000-м данное понятие было пересмотрено и стало также включать различные стороны жизни людей – социальную сферу, виртуальную среду и т. д.

Р. Мэйс сформулировал основные принципы универсального дизайна: равенство, гибкость, простота, наглядность, допустимость ошибки, небольшие усилия, соответствующие размер и пространство. Ключевой является справедливость – равными должны быть не только стартовые позиции, но и вероятность конечных результатов. Тем не менее, в постсовременном обществе, которое характеризуется текучестью и разнообразием, понятие «универсальный дизайн» подверглось критике. Ведь учет всех потребностей может быть затруднительным при разработке универсальных решений. То, что необходимо одним, может доставлять дискомфорт другим.

После теоретического погружения в тему выступили практики. Наталья Мазунина и Ксения Кирьянова рассказали о своем исследовательском проекте Easy to Visit. В нем участвуют люди с инвалидностью, которые на основании личного опыта оценивают удобство общественных мест Москвы и Подмосковья для маломобильных граждан.  Например, по результатам их исследования, Парк Горького доступен маломобильным гражданам на 55%. Среди проблем, которые сказываются на качестве досуга, они выделили скользкие деревянные пандусы без поручней, отсутствие обнижений, высокие бордюры и т. д.

После лекционной части участники лаборатории обсудили в малых группах возможность абсолютно универсального дизайна. Он предполагает открытую среду, которая готова услышать голоса людей с различными особенностями. Для этого важна коммуникация с социально уязвимыми группами и обеспечение их видимости в публичной сфере. Однако из этого вытекает другая проблема – будет ли включение одних индивидов приводить к исключению других? Поэтому в настоящий момент универсальный дизайн рассматривается как дискуссионное понятие, которое и в дальнейшем будет обсуждаться в рамках Лаборатории по исследованию разнообразия:

«Универсальный дизайн – это как святой грааль, который рыцари стремятся разыскать, достичь этого идеала, но миф ли это? Скорее, это не миф. Это идея, открытая критике и обновлениям» (Елена Ярская-Смирнова).

Директор Центра теоретической и прикладной политологии РАНХиГС Владимир Малахов рассказал о процессах, которые предшествовали критике политики мультикультурализма в Европе. В послевоенное время Европа столкнулась с нехваткой рабочей силы, но привлечение иммигрантов решило проблему. Во многих странах власти ошибочно рассматривали приток мигрантов как временное явление. Они не уделяли должного внимания интеграции мигрантов в общество с долгосрочной перспективой, что привело к обособленности сообществ мигрантов. На этом фоне Совет Европы в «Белой книге по межкультурному диалогу» 2008 года изменило риторику, введя в оборот термин «интеркультурализм».

Тем не менее, интеркультурализм не стоит рассматривать как альтернативу мультикультурализму. Эти термины слишком общие для того, чтобы определить, от каких практик нужно отказаться для решения существующих проблем. Малахов раскрыл уязвимость данных понятий. Они предполагают упрощенное представление о культуре как замкнутой системе и культурной принадлежности, которая определяется через соотнесение индивида с определенной группой. Однако сейчас человек может сам конструировать свою идентичность, а культура представляет собой сеть нарративов, которые находится в постоянном взаимодействии друг с другом.

Затем Артем Слета рассказал об автономной некоммерческой организации социально-культурных программ и проектов «Дети Петербурга». Она помогает детям мигрантов преодолеть барьеры доступа к образованию и медицине для успешной интеграции в российском обществе. Один из принципов ее работы– «рушим иерархии, а не наряжаемся в костюмы». Слета объяснил это тем, что заигрывания с фольклором вместо активных действий часто приводит к воспроизводству неравенства и замалчиванию проблем.

Тема получила свое развитие во время семинаров в малых группах. Участники признали необходимость равного диалога в публичной сфере. Нужно стремиться к тому, чтобы он велся между индивидами, а не культурами. Препятствиями для его развития могут стать отсутствие релевантных терминов, существование различных оптик на одни и те же события и политический контекст, который задает вертикаль. Открытым остается и вопрос о том, какими привилегиями и опытом должен обладать человек, чтобы представлять интересы мигрантов (и других социально уязвимых групп).

Индигенность – это свойство «быть коренным». В правовом контексте его носители определяются как «коренные народы». Их главная отличительная черта – отсутствие стремления к интеграции в современную цивилизацию. Существуют две модели понимания индигенности. Согласно экономико-культурной модели, коренные народы отличает традиционный образ жизни и присваивающая экономика – они занимаются охотой, собирательством, рыболовством. В основе хронотерриториальной модели лежит принцип первозаселения. Иными словами, речь идет о потомках самого раннего населения или народов, проживающих на определенной территории до появления колонистов.

В различных контекстах политика признания коренных народов реализуется по-разному. Например, ООН в качестве ключевого принципа выделяет самоотнесение – представители какого-либо народа должны сами идентифицировать себя в качестве «коренного». Однако они могут быть уже интегрированы в современное общество и не зависеть от ресурсов природной среды. В таком случае у них нет нужды в особых правах и гарантиях, которые дает статус «коренного народа». На практике политика признания часто бывает непоследовательной, в том числе, в России.

Соколовский вынес несколько тем для обсуждения на семинаре. Наиболее дискуссионным оказался вопрос о том, кто должен выступать субъектом признания в качестве коренного народа. Слушатели пришли к выводу, что на него нельзя ответить однозначно. Рассмотрение общины как субъекта признания на первый взгляд кажется наиболее перспективным, но может повлечь за собой конструирование замкнутых групп. Важно учитывать и разнообразие культур. Поэтому в первую очередь необходима разносторонняя репрезентация тех, кто претендует на статус «коренного народа». Уход от единой системы, которая формируется под влиянием лишь одной оптики, позволит учесть их специфические интересы.

Дискуссия о новой этике актуализировалась вместе с движением #MeToo против сексуального насилия и домогательств. Речь идет не столько об «обновлении» идей нравственности и морали, сколько о «новизне» самой ситуации. Возникает популярный разговор, в центре которого – переосмысление права на насилие и злоупотребление властью. Новую этику можно определить как изменение социальных норм в пространстве неопределенности и отсутствия ориентиров. Предпосылками для ее формирования стали глобальные тренды. Они связаны с гендерной и феминистской повесткой, новой чувствительностью, развитием интерсекционального подхода и др.

Вместе с тем наблюдается консервативный поворот, направленный против расширения сексуальных и репродуктивных прав женщин. Это дискурсивное давление в сторону возврата к «естественному порядку» и традиционным ценностям. Консервативные идеи выгодны государству, а те, кто обладает властью, отказываются принимать нормы, подрывающие их право на доминирование. Поэтому новая этика вызывает ожесточенные споры: и за рубежом, и в России.

В отличие от США, где понятие «харассмент» прописано в законодательстве, в России новая этика нигде не закреплена. Ее нормы формируются явочным порядком – через громкие скандалы и тихие истории. Более того, в разговоре о ней чаще всего используются англицизмы. Например, сталкеринг, газлайтинг и др. Отсутствие адаптированных терминов усложняет понимание процессов, которые стоят за ними.

Дарья Литвина поделилась тем, как в Европейском университете в Санкт-Петербурге разрабатывались механизмы решения конфликтов на почве злоупотребления властным положением. Потребность в них возникла в ответ на прецедент, который не удалось разрешить на основе существующего положения о работе конфликтной комиссии. В процессе создания новых документов рабочая группа стремилась уйти от непонятных юридических терминов и определить границы возможного вмешательства ВУЗа в ситуацию.

Разговор о формах контроля за злоупотреблением властью в различных контекстах продолжили на семинаре. Необходим прозрачный алгоритм регуляции, который будет понятен всем акторам. Однако просто принять регламент – недостаточно. Его могут не понять, не принять и даже просто не прочитать. Нужно также учитывать уникальность отдельных случаев. Так, например, в ЕУСПб помимо регулирующих документов утвердили должность омбудсмена. Он лично участвует в рассмотрении каждого конфликта. Создать документ, который бы полностью регулировал все возможные практики оказалось невозможно.

Социокультурные представления о жизненных этапах человека влияют на то, как индивиды выстраивают свою жизнь. Социальные институты обеспечивают регуляцию и контроль за данным процессом. Например, они определяют, в каком возрасте ребенок должен пойти в школу, и какие санкции ожидают его родителей, если этого не случится. В современной культуре «молодость» и «старость» имеют иерархичную организацию и часто становятся предметом академического осмысления. Но что же находится между ними?

Взрослость – это серединная и самая длительная часть жизни человека. Она связана с получением доступа к благам, которые недоступны представителям других возрастных категорий. Существует три основных подхода для ее определения:

1. Взрослость как достижение. Эта трактовка взрослости связана с прохождением определенных событий – получение образования, работа, сепарация от родителей, появление собственной семьи и рождение детей.
2. Взрослость как лично переживаемый статус. С точки зрения этой перспективы, предполагается обретение самостоятельности через финансовую независимость, принятие ответственности за свою жизнь и автономные решения.
3. Взрослость как признание, что выражается в коллективной оценке факта или процесса становления индивида «полноценной личностью». В таком случае ему даруется автономия и статус полноправного гражданина.

Условия взросления значительно изменились в современном мире. Границы взрослости стираются, как и меняются траектории ее достижения. Это подтвердил и семинар, на котором участники предприняли попытку рефлексии своего возрастного статуса.

Тем не менее, взрослость выступает как ориентир для детей, подростков и молодых людей. Однако следующая за ней старость часто паталогизируется, так как здоровое молодое тело кажется более ценным капиталом.

Александра Щеткина рассказала о фонде «Альцрус», который помогает людям с деменцией. Деменция - это синдром, влияющий на когнитивные функции человека (память, мышление, поведение, ориентация в пространстве, способность выполнять повседневные действия). Пожилые люди с деменцией часто вынуждены сидеть дома в одиночестве для собственной безопасности. Для того, чтобы они могли продолжать участвовать в социальной жизни, фонд создал альцгеймер-кафе «Незабудка». Для гостей организуются чаепития с мастер-классами и танцами. Этот кейс показывает, что при благоприятных условиях пожилые люди могут также социализироваться и развиваться, несмотря на телесные ограничения.

Первые определения инвалидности были связаны с религиозным контекстом. В различных культурах люди с видимыми физическими особенностями воспринимались в качестве угрозы или, напротив, как избранники богов. Однако в современном обществе преобладает медицинская модель, в которой инвалидность является биологически обусловленным, индивидуальным и статичным свойством. Заболевание связывается со всеми проблемами людей с ограниченными возможностями здоровья, поэтому вмешательство с целью их «лечения», «исправления» воспринимается как благо. Главный недостаток данной модели состоит в определении личности человека с ОВЗ через его диагноз, что приводит к социальным последствиям. Воспринимая индивида как «больного», общество исключает его из многих социальных практик и ролей.

Социальная модель инвалидности является альтернативой медицинскому подходу. В ее фокусе внимания находится не свойство, которое отличает одного индивида от других, а отношение между этим свойством и его восприятием обществом. Инвалидность определяется как характеристика, которая навязывается через практики исключения. Таким образом, вмешательство следует направить не на преобразование тела индивида, а на адаптацию среды. Она должна стать более доступной для людей с ОВЗ, чтобы они могли полноценно участвовать в социальных взаимодействиях.

Сегодня понимание инвалидности связано с общей идентичностью. Она объединяет людей с различными особенностями здоровья в решении общих проблем. Например, коллективные объединения позволяют бороться с эйблизмом – дискриминацией людей с особыми потребностями. Мария Румянцева поделилась своим опытом участия в театральных проектах «Инклюзиона». В их подготовку вовлекаются люди с разными видами инвалидности. Через творчество они получают новый опыт, социализируются и меняют общественное мнение о себе.

На семинаре участники Лаборатории обсудили другие стратегии борьбы с эйблизмом. В частности, был затронут вопрос трудоустройства людей с инвалидностью. Большинство организаций или не готовы адаптировать рабочие условия, или не знают, как это сделать. Возникает противоречие между декларируемой открытостью к инклюзии и реальной практикой. Для его разрешения необходимо услышать людей с особыми потребностями и перестать оценивать их с точки зрения затрат и выгоды.

Бедность – это понятие, которое связано с критерием уровня жизни. Он выражается в возможности индивидов удовлетворить материальные и духовные потребности. При этом существует несколько подходов, позволяющих провести черту между «бедными» и «небедными» людьми.

В оптике абсолютной бедности ключевую роль играют сторонние наблюдатели. Например, государство, международные организации или ученые-эксперты. Они определяют индикатор бедности, который соответствует актуальным целям и обстоятельствам. Он является абсолютным и ни с чем не соотносится, что отличает логику абсолютной бедности от логики относительной бедности, показатель которой вычисляется через сопоставление со средним уровнем жизни в определенной стране.

В свою очередь, субъективная бедность имеет кардинальные отличия. Ведь она определяется не по стандартизированным методикам, а по субъективным оценкам индивидами своих возможностей и границ бедности. Иными словами, человек может не считаться малоимущим в логике абсолютной или относительной бедности, но испытывать тревогу из-за своего текущего материального положения. Поэтому уровень субъективной бедности позволяет оценить социальное напряжение в обществе.

Разнообразие методик приводит к тому, что при разных подходах «бедные» – это не одни и те же люди. Они могут сталкиваться с отклонением от стандартного уровня жизни, но не испытывать нехватки в денежных средствах и наоборот. Различные методики нужно использовать с учетом задач реализуемой политики, которые не всегда решаются в рамках одной логики. Это касается и мер по решению проблем бедности. В одних случаях эффективной будет категориальная помощь, а в других – адресная.

По данным статистики, бедные все чаще стигматизируются обществом, что приводит к их социальному исключению. Ведущий научный сотрудник Центра социокультурных исследований НИУ ВШЭ Мария Ефремова рассказала, почему в обществе не так распространена помощь малоимущему населению. В ходе социально-психологического эксперимента выяснилось, что люди предпочитают помогать, если причины бедности являются внешними. Например, когда индивид попал под сокращения из-за банкротства компании. Если же он становится нуждающимся в силу внутренних причин, когда его увольняют, например, из-за системных опозданий, люди менее расположены к помогающему поведению. Это связано с потребностью веры в справедливый мир, где каждый получает то, что заслуживает.

На семинаре участники лаборатории обсудили, каким образом можно привлечь внимание людей к проблеме бедности. Важно показать, что оказываемая представителям малообеспеченных групп помощь имеет значение и может действительно привести к качественным изменениям. При этом с самой бедностью может столкнуться каждый вне зависимости от причин, внешних или внутренних. СМИ же должны ответственнее подходить к репрезентации малоимущих. Очень часто медиа способствуют формированию стереотипов, которые негативно сказываются на восприятии обществом представителей социально уязвимых категорий населения.