Как поведенческая экономика меняет представление о человеке

В 2017 году Ричард Талер получил Нобелевскую премию за исследования в области поведенческой экономики. В Вышке этим направлением с 2009 года занимается Научно-учебная лаборатория экспериментальной и поведенческой экономики ВШЭ. О том, почему классические экономические модели не работают и что нужно сделать, чтобы заставить человека вести себя определенным образом, мы поговорили с заведующим лабораторией и заместителем директора Международного института экономики и финансов Алексеем Беляниным и сотрудниками лаборатории.

Алексей Белянин, заведующий лабораторией

Что такое поведенческая экономика

Нобелевская премия 2017 года за исследования в области поведенческой экономики — это первая премия именно с такой формулировкой, но едва ли первая по сути. Можно сказать, что среди лауреатов по экономике первым поведенческим экономистом стал Герберт Саймон еще в 1978 году за исследование принятия решений в бизнес-организациях. За ним последовало еще несколько человек, получивших Нобелевскую премию в разные годы, которые так или иначе внесли свой вклад в эту дисциплину — это Морис Алле, Райнхард Зельтен, Джордж Акерлоф, Даниел Канеман и Вернон Смит, Роберт Шиллер, Элвин Рот,  Жан Тироль, и некоторые другие.

В традиционной экономической науке было не принято уделять внимание психологии принятия решений: считалось, что это преходящие, случайные факторы, которые меркнут перед величием экономических стимулов. Психологи интересуются решениями, которые эмоциональны, случайны, движимы какими-то культурными представлениями, нормами, правилами и может быть даже фобиями, а экономика — это серьезная наука о рациональном поведении. Неоклассические экономисты второй половины XX века в массе своей разрабатывали рациональные модели принятия решений, которые исходят из довольно жесткого представления о том, что такое рациональность. Но уже довольно давно стало понятно, что это представление неверно, и Ричард Талер был одним из первых экономистов, который не только это признал, но и сделал поведенческую экономику своей профессией, что в условиях либеральной Чикагской школы 70-х годов, пропитанной духом Милтона Фридмана и его коллег, было даже несколько удивительно.

И в наши дни большинство экспериментальных статей начинается с неоклассической модели принятия решений, хотя с самого начала понятно, что ничего не будет делаться по этой модели и данные ее не подтвердят

Behavioral economics как отраслевая дисциплина сложилась на рубеже веков, хотя первые работы, которые сейчас принято к ней относить, появились несколько раньше (в ряде случаев — существенно раньше). Однако именно в начале нынешнего века экономисты пришли к пониманию того, что можно совместить психологию и классическую экономическую теорию и посмотреть на поведение реальных людей с экономической точки зрения.

Конечно, сейчас уже накоплено большое количество знаний, результатов и информации. Например, в 2016 году вышел учебник по поведенческой экономике Санжита Дхами из Лестерского университета толщиной 1800 страниц, который, по словам автора, стал самой толстой книгой из когда-либо изданных в Oxford University Press. Результатов в этой области действительно накоплено немало: это и объяснения поведения в условиях риска, и межвременные предпочтения, и экспериментальные игры двух и более игроков (aka социальные дилеммы), и коллективное взаимодействие, и исследования рыночных и нерыночных механизмов координации. Все это интересные и содержательные исследования, проливающие новый свет на то, как мы принимаем решения, причем это знание, в отличие от многих других направлений экономического анализа, уже давно успешно применяется на практике.

Такой бурный рост, конечно, не обходится без издержек. Так, экономические модели поведенческой экономики до сих пор основываются на методологии позитивной экономики Милтона Фридмена, которая явным образом гласит, что реализм предпосылок в моделях не имеет никакого значения, если модель хорошо предсказывает поведение. Вместе с тем все без исключения поведенческие модели основаны как раз на психологическом реализме — но кстати, при этом далеко не всегда обладают однозначно лучшей предсказательной силой, нежели их неоклассические предшественницы.

Экономическая теория vs реальность

Чисто методологически, поведенческая экономика — это та же неоклассическая теория, только со своей особой областью исследований. Есть у нее и своя миссия в экономике — классическое куновское развитие парадигмы и создание некого защитного пояса вокруг неоклассической экономики, которое несколько пошатнулось под давлением экспериментальных результатов, разрушающих ее представления о том, как люди принимают решения и как реагируют на стимулы. Тем не менее и в наши дни большинство экспериментальных статей начинается с неоклассической модели принятия решений, хотя с самого начала понятно, что ничего не будет делаться по этой модели и данные ее не подтвердят. Экономисты пока не пришли к полному пониманию того, какими должны быть поведенческие экономические теории, соразмерные и союзные тому поведению, которое они призваны объяснять. Попытки создания таких теорий предпринимались, но ни одна из них пока не стала общепризнанной. А отсутствие такой единой парадигмы, конечно, мешает правильно понять, почему люди ведут себя так или иначе, и почему они делают то, что делают.

К примеру, когда мы ставим экономический эксперимент, то обычно исходим из того, что мы как экспериментаторы успешно задали нашим испытуемым систему стимулов и интересов, которую они понимают так же, как и сами экспериментаторы. Человек должен стремиться максимизировать количество заработанных им денег — из этого исходит экономическая наука, а с ней и экспериментальная парадигма. Значит, и вознаграждение участника должно быть таким, чтобы оно стимулировало его принимать те решения, которые оптимальны с точки зрения его вознаграждения. Но это не всегда возможно на практике.

Например, средний выигрыш участника эксперимента в нашей лаборатории сейчас составляет 500-700 рублей за 1,5 часа работы — и некоторые из участников действительно приходят и принимают решения, которые максимизируют их выигрыш. Но я знаю, что среди испытуемых есть люди, месячный бюджет которых измеряется в тысячах евро. Для них, конечно, 500 рублей не могу быть стимулом, они приходят не ради того, чтобы что-то заработать, а из-за интереса и любопытства. И я как экспериментатор, вообще говоря, не вижу, кто из них кто. Как в этой ситуации можно внятно интерпретировать их поведение? На самом деле, это серьезная проблема, и, осознавая ее, мы должны не только проверять, насколько наши данные вписываются в теоретические предсказания, но и анализировать, чего реально хотят добиться люди и как они рассуждают, принимая свои решения.

Поведение и эксперимент

В своих исследованиях по поведенческой экономике новый нобелевский лауреат Ричард Талер утверждал, что мы можем посмотреть на поведение человека как экономисты, то есть с точки зрения его стимулов и интересов, сделать некоторые выводы о том, как люди вообще себя ведут, и предсказать их поведение при конкретном изменении условий принятия решений. Одна из его простых канонических задачек звучит так: представьте себе, что вы идете покупать калькулятор, который стоит 20 долларов. Вам говорят, что в другом месте в десяти минутах ходьбы отсюда продается такой же калькулятор, но стоит он 15 долларов. Пойдете ли вы за ним в другой магазин? Большинство людей в этом случае скажет, что да. А теперь представьте, что вы покупаете компьютер, который стоит 1000 долларов, и вам говорят, что в другом магазине такой же стоит 995 долларов. Пойдете ли вы туда покупать компьютер? Большинство людей отвечает отрицательно, хотя это те же самые деньги. В чем разница? В том, что у вас в голове есть разный масштаб цен и разные экономические точки отсчета. Это понятие теории перспектив, базовой вещи в современной поведенческой экономике, которая говорит, что мы принимаем любое решение, опираясь не только на абсолютное значение выигрыш/проигрыш, но и на контекст.

Когда вы принимаете какое-то решение, то исходите не из объективной картины мира, а из той психологической реальности, которая сложилась у вас в голове 

Это пример того, что называется mental accounting или «мысленной бухгалтерией». Когда вы принимаете какое-то решение, то исходите не из объективной картины мира, а из той психологической реальности, которая сложилась у вас в голове. Конечно, она связана с объективной реальностью, но не является ее точной копией. Есть довольно много расхождений между реальной картиной мира и тем, как мы ее воспринимаем. Это один из инсайтов, полученных от психологов, и Талер был первым экономистом, который взял все это на вооружение для своей работы.

Кроме того, именно его исследования показали, как эти знания можно использовать для проведения конкретных решений в области экономической политики. Поскольку в массе своей люди реагируют одинаково, это дает возможность «подталкивать» людей к определенному типу решений, влиять на его поведение, подстраивая контекст так, чтобы он вел себя «правильно» с точки зрения как общественных, так и своих собственных интересов. Такой подход по сути является дирижистским и антилибертарианским, поскольку он решает за самих людей что им нужно и как им следует себя вести. Талер и его последователи, однако, не видят в этом проблему, и называют свой подход «либертарианским патернализмом».

Представьте, что вы едете по извилистой горной дороге. Вы русский человек, а какой же русский не любит быстрой езды! Езда по горной дороге на большой скорости — это смертельно опасно, но как побудить вас снизить скорость? Есть разные способы, например, можно через каждые 50 метров положить лежачего полицейского, развесить знаки или угрозы, можно штрафовать — но все эти меры будут иметь лишь маргинальный эффект. Кроме того, из поведенческих измерений известно, что, например, в США 80% водителей считают себя более умелыми, чем средний водитель — чего быть, конечно, не может. Талер предложил очень простое решение для этой ситуации: на дороге белой краской рисуется полоса движения, которая по ширине меньше, чем вся дорога. Человек за рулем инстинктивно пытается вписаться в полосу, где бы он не ехал, поэтому поневоле снижает скорость. Это не требует никаких запретов и штрафов: система работает благодаря тому, что у нас есть некие выработанные инстинкты, которые поставлены на благо человека и побуждают его принять правильное решение.

Понимание, что все работает именно так, легло в основу Behavioural Insights Units (aka Nudge unit) — государственных организаций, которые существуют во многих странах. В их задачи входит изучение и разработка механизмов, которые позволят людям принимать правильные решения без давления законов, запретов или наказаний. Это касается транспортного поведения, здравоохранения, пенсионных сбережений, образовательных стратегий и много чего еще. Они не дискриминируют людей по полу, возрасту, доходу и так далее, это касается всех и это очень популярная сейчас тема. Видимо, именно поэтому Ричард Талер именно сейчас и получил Нобелевскую премию.

Два классических эксперимента, которые опровергают то, что предсказывает экономическая теория

Игра «Ультиматум»

В игре принимают участие два игрока, один из них обладает неким ресурсом и делит его в определенной пропорции с другим. Узнав эту пропорцию, второй игрок может согласиться с решение, и тогда оно реализуется, или отказаться, и тогда оба не получат ничего. Эту игру в 1982 году придумал экономист Вернер Гут с соавторами, она очень популярна в экспериментальной экономике как способ измерения просоциальных намерений игроков, и как один из канонических примеров того, как теория расходится с практикой. Предсказание теории игр  гласит, что первый игрок должен оставить себе практически все, а второй получить минимум возможной доли и согласиться с этим. В реальности оказывается, что первый игрок отдает второму в среднем 45-50%, то есть оставляет себе немного больше, чем половину, и второй с этим соглашается. Если же первый игрок оставляет второму 20% или менее, то второй, скорее всего, скажет нет, и оба получат по нулям. Это происходит из-за того, что ощущение справедливости и несправедливости дележа оказывается более важным, чем та скромная сумма, которую второй игрок может получить. Его не устраивает слишком маленькая доля, потому что это означает неуважение, и в этом случае самым логичным ему кажется лишить прибыли и себя, и первого игрока. Первый хорошо это понимает, поэтому предложение в районе 50% встречается чаще всего, и оно обычно принимается.

Игра «Диктатор»

Игра является вариацией «Ультиматума», но с еще более жесткими условиями. Первый игрок просто предлагает дележ, а второй обязан принять предложение первого и не может не согласиться со своей долей. В этой ситуации оказывается, что первые игроки становятся чуть более жадными, но почти всегда они отдают вторым в среднем порядка 25%, хотя в отличие от «Ультиматума» тут не существует угрозы того, что предложение может быть отвергнуто. Эта игра проводилась тысячи раз в разных странах мира, и общемировые тенденции таковы. Распределение предложений первых игроков оказывается тримодальным: есть те, кто берет все себе и не делится с другим, есть пик в районе 50%, который составляет большинство, и, как ни странно, есть первые игроки, которые отдают все вторым (очевидно, не самое популярное решение, но и оно встречается). Такое распределение, разумеется, не согласуется со стандартным теоретическим предсказанием, гласящим, что первый игрок должен забрать все себе.

Сотрудники лаборатории использовали эту игру для сравнения поведения двух групп московских учащихся: студентов Вышки младших курсов и курсантов Суворовского училища. В ходе эксперимента оказалось, что у курсантов средний уровень кооперативности оказался более высоким: модальным решением было передать не 0, а 50%, тогда как студенты ВШЭ ведут себя так же, как люди из мета-исследования по всем странам. Интересным также оказалось отличие во взаимодействии курсантов с членами своей группы (другими суворовцами) и другой группы (студентами). Выяснилось, что со студентами Вышки они ведут себя так же, как студенты при игре друг с другом, и отдают им в среднем 25%, а вот курсантам они отдают примерно 50%. У этого есть вполне понятная профессиональная причина, так как чувство групповой солидарности должно быть высоким в любом военном подразделении.

О лаборатории экспериментальной и поведенческой экономики ВШЭ

Наша лаборатория занимается и проверкой экономических теорий, и социокультурными и полевыми экспериментами. У экономиста вообще есть масса причин любить лабораторию: здесь он может и оценить параметры поведения, ненаблюдаемые в естественной среде, и выяснить, как те или иные правила и институты влияют на принятие решений, и изучить свойства этой среды, которые подталкивают людей к равновесным решениям. Основанное на хорошей теории понимание того, как люди себя ведут и чем они на самом деле руководствуются, когда принимают свои решения — это правильный способ организовывать общественные институты.

Студенты, которые приходят работать в лабораторию — это в большинстве экономисты, но есть и психологи, и математики, и ребята с государственного управления, политологии и социологии. Мы — междисциплинарная и общеуниверситетская лаборатория, хотя базируемся в МИЭФ, поэтому открыты всем, кому это интересно. У нас работали очень интересные ребята:  выпускники лаборатории учились и учатся в таких университетах, как Чикагский, Колумбийский, Гарвардский, Калифорнийский технологический и ряде других, известных на весь мир.

Информацию о всех проектах исследованиях можно найти на странице лаборатории.

Стажеры-исследователи Лаборатории экспериментальной и поведенческой экономики рассказали о сфере своих интересов и о том, над чем они сейчас работают.

Григорий Чернов, аспирант, стажер-исследователь лаборатории

Я окончил Новосибирской государственный университет, сначала изучал менеджмент, потом финансы, и потому все время держу в голове тот самый «человеческий фактор», особенно когда имею дело с экономическими моделями. Во время учебы я сделал несколько работ о рисках, и к выпуску в моих руках закономерно оказалась книга Канемана: «Думай медленно, решай быстро». Сегодня я не вижу себя в экономической науке без экспериментов. Я специально приехал в Москву, чтобы работать именно в этой лаборатории, и думаю, что будущее экономического развития за поведенческой экономикой.

Это молодая наука, сейчас там только-только накапливают фактологический материал, хотя есть и серьезные результаты для воплощения теории в экономическую политику, о чем свидетельствует недавняя Нобелевская премия.

Экономисты традиционно относились к лабораторным экспериментам с немалым скепсисом, и поэтому методология проведения экспериментов отличается жесткими требованиями: перед каждым исследованием со всей строгостью проверяется и перепроверяется каждая мелочь. Планирование эксперимента отнимает много сил, но в то же время это позволяет добиваться высокой воспроизводимости результатов, сопоставимой с  результатами в нейронауках.

Работа в лаборатории для меня — это не только возможность создавать новые экономические механизмы, но и шанс разобраться в том, что действительно влияет на человеческие поступки, мотивы и решения. Ко всему прочему, работая с отклонениями от традиционного рационального поведением объясняющими его моделями, можно корректировать и собственные суждения, разрешать противоречия в поведении, а самое главное — избегать ловушек мышления в повседневной жизни.

Алексей Гузей, 4 курс МИЭФ, стажер-исследователь лаборатории

Я познакомился с лабораторией и с Алексеем Владимировичем ещё на первом курсе, случайно разговорившись с ним в коридорах корпуса на Шаболовке. После этого он иногда давал мне небольшие проекты, а полтора года назад я стал официальным сотрудником лаборатории. Я все еще не знаю, чем хочу заниматься после бакалавриата, но скорее всего это будет больше связано с компьютерными или когнитивными науками, а не с экономикой, но в этом и есть причина того, почему мне интересна лаборатория. За время, проведенное здесь, я исследовал механизмы работы пропаганды и программировал игры для экономических экспериментов, которые проводит лаборатория, а сейчас я изучаю топологию и когнитивную психологию. Это связано с тем, что в попытке ответить на вопрос «как люди принимают решения?», мы затрагиваем и экономику, и психологию, и когнитивные науки, и другие смежные области науки (этим же объясняется наличие совместного семинара психологов Вышки и нашей лаборатории по нейроэкономике).

Сейчас мы с Григорием Черновым занимаемся разработкой нового способа измерения отношения людей к риску. Нужно это потому, что существующие способы, во-первых, нестабильны, то есть в разных исследованиях получаются совершенно разные оценки, а, во-вторых, не очень экологически валидны из-за того, что меряются искусственно, в ситуациях, которые совершенно непохожи на те, которые мы встречаем в реальной жизни. Мы стремимся сделать дизайн экспериментов интуитивно понятным всем от инвест-банкиров и студентов Вышки до уборщиц и лесорубов, и надеемся, что мера, которую мы разработаем, будет если и не полностью лишена перечисленных выше недостатков, то по крайней мере позволит в значительной степени избежать их.

Анастасия Купцова, 4 курс факультета экономических наук, стажер-исследователь лаборатории

Я работаю в лаборатории меньше месяца, и поэтому только пытаюсь понять, как организован процесс.

Поведенческая экономика, как я ее вижу — это междисциплинарная сфера, которая объединяет классическую экономическую теорию и наблюдения за поведением людей. И это очень в ногу со временем. Мне кажется, это то, чего сейчас не хватает экономической науке — приближения к реальному миру.

Сейчас я заканчиваю бакалавриат факультета экономических наук, так что, прежде чем прийти в лабораторию, я долго искала свою нишу в экономике, где было по-настоящему интересно. Конечно, есть стройные и проверенные временем микро- и макроэкономика, где, безусловно, много места отводится поведению человека, но это все-таки крайне математизированные теории с очень строгими предпосылками и не всегда рабочими выводами. Для начала я немного научилась управляться с этими столпами экономической науки, а потом случилось так, что я попала на курс поведенческой и экспериментальной экономики, который читала Ксения Андреевна Паниди. И вот тогда оказалось, что это очень интересно — провести эксперимент и понять, что строгая математизировнная модель крайне плохо описывает поведение реальных людей. Я поняла, что это для меня интереснее всего. Теперь я думаю об академической карьере, а лаборатория помогает понять, действительно ли это мне подходит и что я вообще могу.