Генералиссимус на берегах Седонны: «Властелин колец» в России
Непростая история переводов величайшей фэнтези-саги на русский
Опросы, проведенные агрегатором Rotten Tomatoes, показали: зрители считают «Властелин колец: Возвращение короля» лучшим фильмом среди всех победителей премии «Оскар» в категории «лучший фильм». Оригинальная трилогия Джона Толкина остается одним из самых популярных литературных произведений на планете. Однако история переводов «Властелина колец» на русский язык была непростой – однозначно признаваемого фанатами Толкина перевода не существует до сих пор. Почему так получилось, разбирался Владимир Афанасьев.
– Странно мне, – задумчиво произнес Колоброд.
(из перевода Н. Григорьевой и В. Грушецкого)
Если взять любого русского читателя, не понаслышке знакомого с творчеством Дж.Р.Р. Толкина, растолкать его среди ночи и страшным голосом вопросить: «Что не так в русских переводах «Властелина Колец»?», он не задумываясь выпалит: «Имена!», а затем перечислит десяток-другой «несуразно» переведённых фамилий (разных Сумниксов, Кролов, Скромби, Пескунсов и Охряков), прозвищ (Шатун, Шаркич), названий земель (Ристания, Бурятье), возможно, посетует на «неправильную» транслитерацию разнообразных наименований (мифрил, который на самом деле митрил), а под конец обязательно припомнит «злосчастного» Всеславура. Разумеется, список этот будет меняться в зависимости от того, к какому «лагерю» принадлежит читатель («КистяМур», «ГриГру», «КамКар» и так далее), но вердикт будет один: с именами в русских переводах «Властелина Колец» дела обстоят весьма… неоднозначно. Разберёмся, почему так сложилось и рассмотрим несколько интересных примеров. Однако для начала немного теории.
Откуда взялась отсебятина?
В любом художественном произведении роль собственных имён исключительно велика. Если в повседневной жизни смысл имени оказывается стёртым и лишь опосредованно связанным с носителем, то в литературе, как говорил Ю.Н. Тынянов, нет незначащих имён, и даже «нулевые» онимы наподобие гоголевских Ивана Иваныча и Ивана Никифорыча будут значимы уже одной своей типичностью.
Именно поэтому перевод имён собственных рассматривается как отдельная переводческая задача. Конечно, во многих случаях переводчику достаточно передать имя фонетически в соответствии с устоявшейся традицией транслитерации. Однако если произведение изобилует вымышленными именами на разных языках, образующими, к тому же, сложную, хорошо продуманную систему, – задача моментально перерастает в значительную, подчас даже устрашающую проблему.
Должно быть, ни для одного романа эта проблема так не насущна, как для «Властелина Колец».
Дж.Р.Р. Толкин будто бы специально старался возложить на переводчиков столь тяжкую ношу, видя в них не иначе как крепких хоббитов, способных на одном дыхании дойти до самой Роковой горы, ни разу не споткнувшись о камни, как подводные, так и наземные.
Впрочем, убедившись на примере первых переводов, что без хорошей провизии хоббитам далеко не уйти, Толкин даровал им спасительный лембас в виде «Руководства по переводу имён собственных из «Властелина Колец»[1]. В этом Руководстве приведён внушительный список тех имён, которые должны быть, по мнению Профессора, переведены по смыслу, для чего почти каждое из них истолковано этимологически.
Руководство отчасти достигло своей цели: во многих европейских переводах, выполненных с оглядкой на предписания Толкина, проблема имён была довольно успешно решена. Возникает в таком случае вопрос: откуда в русских переводах взялись все эти Беббинсы, Всеславуры и Колоброды? Ведь если добросовестно следовать Руководству можно избежать как откровенных ошибок, так и излишней «отсебятины»…
Ответ довольно прозаичен: в условиях цензуры и строго ограниченного потока зарубежной прозы первые русские переводчики[2] просто-напросто не имели доступа ни к Руководству, ни к другим источникам, без которых работа над переводом «Властелина Колец» теперь немыслима, то есть к письмам Толкина, «Сильмариллиону» и примыкающим к нему сказаниям, 12-ти томам «Истории Средиземья», содержащим, между прочим, черновики романа, и многому другому. Всё, что было у первопроходцев – приложения к эпопее, которые содержали лишь весьма краткие сведения об огромном мире, созданном Толкином.
Переводчик оставался наедине с текстом, за пределами которого существовала целая мифология, придававшая роману особенную смысловую глубину.
И поскольку восполнить её незнание было решительно нечем, оставалось одно – додумывать и переизобретать. В свете этого так называемые «отсебятины», которые принято усматривать в большинстве существующих переводов «Властелина Колец» оказываются неизбежны и отчасти оправданы.
Другое дело что некоторые переводчики не в силах были совладать с собственной творческой силой. Таковы, прежде всего, А.А. Кистяковский и В.С. Муравьёв («КистяМур», КМ), авторы самого читаемого и, как следствие, самого ругаемого русского перевода. Первая часть «Властелина Колец», изданная в 1982 году под названием «Хранители»[3], спровоцировала настоящий переводческий бум в перестроечные и в девяностые годы, когда переводы романа стали издаваться один за другим: перевод Н. Григорьевой и В. Грушецкого («ГриГру», ГГ), перевод В.А. Маториной (ВАМ), академический перевод В. Каррика и М. Каменкович («КамКар», КК), перевод В. Волковского и Д. Афиногенова (ВАТ), перевод А. Немировой (Н).
И всё же ни один из них не добился феноменального успеха «КистяМура» и не повлиял на лицо «русского Толкина» в такой степени. Перевод КМ написан чрезвычайно живым, не скупым на яркие детали языком. Переводчики основательно русифицировали имена и названия: в тексте можно встретить как «царевен» и «князей», так и Исправноры, Генералиссимуса и уже упомянутого Шаркича[4]. Не обошлось и без курьёзных ошибок. Например, не раз уже упомянутый Всеславур стал детищем неверного истолкования имени Glorfindel (glor-findel на сероэльфийском – «златовласый»): переводчики не распознали эльфийского имени и, по-видимому, прочитали его как схожее с glory-finder – «нашедший славу». Так легендарный эльфийский воитель Глорфиндел стал могучим богатырём Всеславуром.
Другой пример: транслитерация звука [θ] (th) в неанглийских именах и названиях осуществляется Кистяковским и Муравьёвым семью различными способами – Amroth, Minas Tirith, Luthien, Orthanc, Arathorn, athelas, mithril в их переводе читаются как Эмрос, Минас-Тирит, Лучиэнь, Отханк, Арахорн, ацелас, мифрил. Последнее слово, ошибочно транслитерированное, уже прочно вошло в русскую культуру именно в таком написании.
(Справедливости ради отметим, что в более поздних изданиях этого перевода Арахорн уже стал Араторном, что значительно ближе к оригиналу)
И всё же перевод «КистяМура» полон изобретательных находок и удачных решений, в том числе и в области ономастики. Трудно перевести Barrow-wights лучше и образнее, чем Умертвия, освободившись при этом от прямой привязки к русскому фольклору. Непросто вообразить Mount Doom иначе, чем Роковую гору, а Misty Mountains – не Мглистыми горами. В конце концов, даже фамилия Торбинс – привычный предмет читательского неудовольствия – отнюдь не преступна, её отторжение вызвано скорее сильным влиянием русской адаптации кинотрилогии П. Джексона, в которой исходное имя (Бэггинс) – транслитерировано.
[1] Датский перевод был выполнен в 1957 году, то есть всего спустя два года после первого англоязычного издания романа. Шведский перевод «Властелина Колец» увидел свет в 1960 году. Оба этих перевода пришлись Толкину (прекрасно знавшему оба этих языка, а также полтора десятка других), мягко говоря, не по душе и сподвигли его составить упомянутое Руководство (1966-1967). См.: Tolkien, J.R.R. Guide to the Names in The Lord of the Rings / Lobdell J. A Tolkien Compass. La Salle: The Open Court Publishing Company, 1975. P. 153-201.
[2] Драматическая история основных русских переводов «Властелина Колец» достаточно подробно изложена в книге американского исследователя М.Т. Хукера: Хукер, М.Т. Толкин русскими глазами / пер. с англ. А. Хананашвили. М.: ТТТ; ТО СПб, 2003. См. также: Семенова, Н.Г. К вопросу о генезисе русских переводов «Властелина Колец» Дж.Р.Р. Толкина // Палантир. СПб., 2003. №37. С. 20-31.
[3] Этот перевод стал первым изданным, но отнюдь не первым по времени создания. Ещё в 1966 году пересказ романа был выполнен З.А. Бобырь (издан в 1990 году под названием «Повесть о Кольце»), а первый полный перевод создан в 1975 году А.А. Грузбергом (издан в 2000 и 2003 годах в разных редакциях, в том числе под именем И.И. Мансурова).
[4] Шаркич – в оригинале Sharkey, прозвище Сарумана, на языке орков означает «старик» и имеет уменьшительное окончание (т.е. «старичок»). В таком переводе подозрительно напоминает Ильича, да и вся глава об освобождении Шира у КМ содержит неприкрытую сатиру на советский уклад, что почти не предусматривалось оригиналом.
Перевод Н. Григорьевой и В. Грушецкого (издан в 1991 году) принято противопоставлять «КистяМуру». Действительно, в отличие от красочного, лихого стиля КМ, «ГриГру» взяли куда более умеренный, нейтральный тон. При этом, однако, переводчики взяли на вооружение многие завоевания первопроходцев[1], а также продолжили экспериментировать с переводами имён. Так, вполне нейтральное слово Bree («холм» на бретонском, название большой деревни), которое Толкин рекомендовал оставить без перевода превратилось в Брыль, а река Hoarwell (букв. «седой источник») стала итальянкой-Седонной. Многострадальный же Бэггинс сделался Сумниксом – не иначе как верным соратником Астерикса и Обеликса из комиксов Рене Госкинни.
К сожалению, перевод ГГ – неполный. В нём отсутствует почти треть текста (в основном, описательные части), что сильно влияет на общее восприятие. Зато стихи в переводе И. Гриншпуна по праву можно назвать шедеврами.
[1] Тем более что перевод ГГ изначально задумывался как продолжение «Хранителей» – на момент его создания полный перевод Кистяковского и Муравьёва ещё не был издан.
Былых Прихвощней дороги
Ещё один наш герой – перевод В. Каррика и М. Каменкович. Это единственный «научный» перевод «Властелина Колец» на русский язык, снабжённый великим множеством разнородных комментариев. «КамКар» проделали беспримерную исследовательскую работу, желая познакомить читателя с миром Толкина и приоткрыть завесу над аллюзивным слоем романа. Некоторым образом это повлияло на сам текст перевода, сообщив ему излишнюю тяжеловесность (в обоих смыслах) и академическую шероховатость.
Зато – в немалой степени благодаря столь фундаментальному подходу – имена в переводе КК почти не вызывают нареканий среди почитателей творчества Профессора. Конечно, Навьи (те же Barrow-Wights) не могут не напомнить о славянской мифологии, а на Большие Смайлы (Great Smials) современный читатель едва ли взглянет без улыбки. Но чего стоит, скажем, такая хоббитская фамилия как Перестёгинс (Bracegirdles) – она очень близка к оригинальной по смыслу и при этом рождает яркий образ: обладатели этой фамилии столь склонны полнеть, что постоянно ослабляют (перестёгивают) пояса. Ну а Baggins у «КамКар» наконец-то (для всех негодующих) стал Бэггинсом. Словом, для продвинутого знакомства с творчеством Толкина этот перевод подойдёт как нельзя лучше.
Авторы ещё одного перевода, сравнительно позднего и незаслуженно малоизвестного – В. Волковский и Д. Афиногенов. Аббревиатура фамилий переводчиков (ВАТ[1]) заключает в себе вопрос, который некоторые из читателей задали после издания[2]. К сожалению, перевод был сильно недооценён и воспринят как вариации на тему «КистяМура». Если судить по одним только именам, как, увы, нередко поступают поборники переводческой «точности», такое впечатление составить нетрудно.
В чём-то ВАТ пошли даже дальше Кистяковского и Муравьёва: например, переведя Baggins как Беббинс, объяснив это тем, что «бебень» (сумка, торба) – якобы «старохоббитское» слово.
Вместе с тем, этот перевод также изобилует в своём роде гениальными находками. Так, например, для одного вредного типа, пособника Чёрных Всадников по фамилии Ferny (букв. «папоротниковый») ВАТ изобретают переводческий окказионализм Прихвощень, в котором заключён довольно прозрачный (может быть даже чрезмерно прозрачный) намёк на слово «прихвостень». Передача названия горы Cloudyhead как Тучеглав – очередной пример семантически верного и при этом на редкость ёмкого и образного перевода (тем более что в других переводах это имя представлено прилагательным, которое само по себе менее выразительно).
Кроме того, питая известное неравнодушие к переводу Волковского и Афиногенова, автор статьи не может не признать его (совершенно объективно!) наиболее «звучащим» – в том смысле, в котором он близок к «звукосмысловому» облику романа и музыкальности самой прозаической ткани. Поэтому для первого знакомства с русским Толкином осмелимся посоветовать именно этот перевод.
[1] Буква «Т» ставится потому, что перевод стихов принадлежит перу В.Г. Тихомирова (работавшего под псевдонимом В. Воседой). При этом перевод прозаического текста почти целиком выполнен одним Волковским.
[2] Показателен, например, такой критический отзыв: Митрилиан. «Опустите мне веки!» или Ни года без плохого перевода!
Не всяк, кто блуждает, забыт
Напоследок рассмотрим ещё один пример, наглядно показывающий различие переводов. В романе встречается такой эпизодический персонаж, как мельник Ted Sandyman, один из немногих по-настоящему неприятных хоббитов. Он обладает реально существующей фамилией, которая напоминает слово Sandman – вредного песочного человека из западноевропейских сказок. В Руководстве этого имени нет – возможно, Толкин не хотел, чтобы его переводили по смыслу. Однако «внутренняя форма» этой фамилии вполне может быть семантически активной и иметь негативные созначения – в конце концов, мельник производит муку (сыпучее вещество), но у мельника с такой фамилией мука неважная (как песок), потому что сам мельник – прощелыга.
Так или иначе, переводчики передали её следующим образом:
КМ: Пескунс, ГГ: Песошкинс, КК: Сэндиман, ВАТ: Охряк.
В первых двух случаях налицо семантическая передача с привнесением негативного смысла. У «КистяМура» получилось комичнейшнее имя, однозначно уничижающее своего носителя. Однако если вспомнить, что в Шире вряд ли водятся скунсы – фамилия сразу обретает излишнюю экзотичность. Вариант «ГриГру» более тонок и указывает скорее на ничтожность, незначительность персонажа (ср. «мелкая сошка»). «КамКар» пошли по наиболее безопасному пути и просто транслитерировали фамилию. Более прочих особенно выделился перевод ВАТ, буквально откопавших словарный архаизм «охряк» (по словарю Даля – «вохрянка, вохристая земля»). Однако «хряк» лезет из этой древности так настойчиво, что совершенно перекрывает предполагаемый смысл. Каков бы ни был замысел переводчиков относительно этого созвучия, хряки в Шире точно водятся, да ещё какие.
Завершая этот разговор о переводах «Властелина Колец», нужно признать, что путь романа к русскому читателю ещё не завершён. В этом суровом путешествии переводчик становится мудрым проводником – неким Гэндальфом, которому «ведомы все заклинания на языке людей, эльфов и орков», но который всё же может позабыть одно единственное слово, открывающее врата подлинного смысла. Порой он может упасть в Чёрную бездну, сражаясь с особенно ужасающей трудностью, будь то имена, пословицы или стихи, но потом, пройдя через огонь и воду, обязательно вернётся в новом обличье, ибо Not all those who wanders are lost – «Не всяк, кто блуждает – забыт».
Владимир Афанасьев