Владимир Пропп «Исторические корни волшебной сказки»

Как у вас с предвкушением новогодней сказки? Надеемся, оно уже приобрело былинные масштабы, а потому и финальный литературный пост уходящего года посвящаем сказкам. Точнее, грандиозному труду Владимира Яковлевича Проппа под названием «Исторические корни волшебной сказки», который позволит совсем иначе взглянуть на знакомые с детства мотивы, сюжеты и героев.

Сразу скажем: книга именно научная – как-никак, докторская диссертация, написанная одним из величайших фольклористов и филологов не только Советского Союза, но и всего мира. Профессор Пропп провел масштабное исследование сотен русских волшебных сказок, чтобы найти в них отражение реальной исторической действительности: не только и не столько конкретных событий, сколько традиций, укладов, ритуалов – словом, всего, что окружало наших предков.

Не пугайтесь – научный подход совершенно не мешает «Историческим корням…» быть интереснейшим чтивом, ведь открытия вам предстоят нетривиальные, а подчас и шокирующие. Первое издание книги опубликовано аж в 1946 году, но ее продолжают активно изучать даже современные фольклористы, филологи, литературоведы и… психологи, а как же без нас!

Что такое сказка? Пропп наглядно показывает: это четко структурированная история инициации и перерождения героя, которая при всей разности форм опирается на одни и те же «контрольные точки» развития сюжета и персонажей. А раз мы все на сказках выросли, они так или иначе влияют на нас всю жизнь. Зная, как они на самом деле устроены, мы можем лучше понимать себя и окружающих.

В конце концов, неужели вам никогда не было интересно, что такое Тридесятое Царство, почему избушке на курьих ножках нужно куда-то поворачиваться – и кем были прототипы Бабы-Яги, Иванушки-дурачка, Змея Горыныча и прочих персонажей? Это и многое другое Пропп рассказывает на почти 500 страницах удивительного исследования. Так что давайте-ка еще пару цитат – и в сказку:

«В этой книге жанр волшебной сказки выделен достаточно точно. Здесь будет изучаться тот жанр сказок, который начинается с нанесения какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание и др.) или с желания иметь что-либо (царь посылает сына за жар-птицей) и развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или помощника, при помощи которого предмет поисков находится. В дальнейшем сказка дает поединок с противником (важнейшая форма его — змееборство), возвращение и погоню. Часто эта композиция дает осложнение. Герой уже возвращается домой, братья сбрасывают его в пропасть. В дальнейшем он вновь прибывает, подвергается испытанию через трудные задачи и воцаряется и женится или в своем царстве, или в царстве своего тестя. Это — краткое схематическое изложение композиционного стержня, лежащего в основе очень многих и разнообразных сюжетов».

«Большинство поступков персонажей середины сказки естественно мотивированы ходом действия, и только нанесение вреда, как первая основная функция сказки, требует некоторой дополнительной мотивировки. Здесь можно наблюдать, что совершенно одинаковые или сходные поступки мотивируются самым различным образом. Изгнание и высаживание на воду мотивируется: ненавистью мачехи, спором о наследстве братьев, завистью, боязнью конкуренции (Иван-купец), неравным браком (Иван – крестьянский сын и царевна), подозрением в супружеской неверности, пророчеством об унижении сына перед родителями. Во всех этих случаях изгнание мотивируется жадным, злым, завистливым, подозрительным характером вредителя».

«Страх этот так велик, что родители иногда не только запрещают детям выходить, но даже запирают их. Запирают они их тоже не совсем обыкновенным образом. Они сажают их в высокие башни, «в столп», заключают их в подземелье, а подземелье это тщательно уравнивают с землей. «Выкопали преглубокую яму, убрали ее, разукрасили словно палаты, навезли туда всяких запасов, чтобы было что и пить, и есть; после посадили в ту яму своих детей, и поверх сделали потолок, закидали землей и заровняли гладко-нагладко». Сказка здесь сохранила память о мероприятиях, которые когда-то действительно применялись к царским детям, причем сохранила их с поразительной полнотой и точностью».