Каспар Давид Фридрих «Меловые скалы на острове Рюген», 1818

Дрезденский романтик Каспар Давид Фридрих практически во всех работах предлагает посмотреть на пейзаж глазами тех, кто нарисован на картине. На его полотнах практически не разглядеть лиц, обращенных к зрителю. Вряд ли Фридих хотя бы задумывался о существовании переноса и контрпереноса — Фрейд обозначил их почти на сотню лет позже — однако похоже, что-то провидческое витало над Дрезденом в ту пору.  

Картины Каспара Давида Фридриха выполнены в довольно мрачных тонах, но «Меловые скалы на острове Рюген», написанная в 1818 году во время путешествия художника на любимый им остров в Балтике, стоит особняком – это одна из самых красочных работ. Насыщенный зелёный, синий и контрастный красный – на платье героини, сверкающий белый – на скалах – и яркий солнечный свет на фоне «Креста над Балтикой» явно заслуживают особого внимания.

Как всегда в нашей художественной рубрике, искусствовед Алина Аксенова рассказывает об истории картины и заложенном в нее символизме, хотя о последнем у исследователей есть несколько разных точек зрения. Психоаналитик Светлана Федорова рассматривает яркие страсти на довольно статичном переднем плане. Проницательный взгляд юной художницы Кати Корзниковой, которая любит рисовать, лепить из пластилина и смотреть мультики, находит детали, о которых не сказали и слова профессионалы.

Алина Аксенова, искусствовед

Картины Каспара Давида Фридриха, немецкого живописца начала XIX века, узнать легко: если все изображенные стоят спиной к зрителю и смотрят вдаль, точно старалась его кисть. Тот факт, что невозможно толком разглядеть внешность героев, не имеет значения, главное, показать общую задумчивость и охватившее всех чувство вдохновения от созерцания моря, тумана, заката. Диалог с природой – важнейшая тема главного направления начала XIX столетия – романтизма, а «Меловые скалы на острове Рюген» называют его воплощением.

Возникший веком раньше тренд на путешествия по развалинам Италии, во времена наполеоновских войн преобразовался в развитие внутреннего туризма и позвал платежеспособных жителей Европы постигать родные просторы. Так на картинах многих романтиков всё чаще стали появляться не экзотические, а вполне знакомые среднеевропейские пейзажи. Исключением не стала и живопись Фридриха. По наиболее распространённой версии, картина создавалась после свадебного путешествия художника с женой Каролиной летом 1818 года, частью которого было посещение острова Рюген, известного своими скалами и открывающимися с них видами на Балтийское море. На одном из скалистых уступов и расположилась написанная Фридрихом троица: смотрящий вдаль юноша справа, вероятно, брат художника; супруга мастера слева у куста, и наклонившийся к земле и снявший шляпу сам мастер. Вспоминая о характерном для немецкого романтизма «принципе окна», когда сополагается далёкий, бесконечно-идеальный и понятный обывательский мир, понимаем, что функцию окна здесь выполняет рама из скал и деревьев.

Как всякое романтическое произведение, картина наполнена символизмом, и по этому поводу у исследователей есть несколько мнений. Самое очевидное проистекает из формального анализа: ветви деревьев первого плана образуют сердце и намекают на признание в любви художника молодой жене. Однако в этом случае непонятно, зачем здесь третий участник. На этот вопрос отвечает гипотеза о зашифрованных в картине трёх христианских чувствах. Женское платье красного цвета олицетворяет любовь, зелёный сюртук задумчивого юноши справа – надежду, а синий цвет костюма опустившегося на землю мужчины – веру. Шляпа, лежащая на земле, интерпретируется как знак важной добродетели – смирения. Возможно, что Фридрих рассуждает и о трёх различных формах взаимодействия с природой. Смотрящий на море мужчина – это вдохновение и желание слиться с ней; женщина, указывающая в пропасть, – страх перед её величием; изучающий травинки олицетворяет научный взгляд.

Наименее распространённая, но любопытная версия говорит о двойном автопортрете, в котором изображённые мужчины – две стороны одного героя, и одна – это независимый мечтатель, смотрящий вдаль, а второй – преданный и ласковый супруг.  Нельзя не вспомнить, как романтики любили истории о двойниках, отделившейся от героя тени и двоемирии как таковом.

Ползущий вдоль обрыва персонаж выглядит слегка нелепо, что даёт нам основание вспомнить и о «романтической иронии». Для склонного к «раздвоению личности» романтика, смотреть со снисходительной родительской улыбкой на свою собственную обывательскую сторону – важное дело. Одним словом, какую бы из интерпретаций мы не взяли, всё отвечает высоким стандартам романтизма.

Светлана Федорова, психоаналитик

С первого взгляда ничего непонятно: то ли девушка что-то потеряла, а ее спутник пытается обнаружить пропажу, то ли она собирается поднять его шляпу, то ли художник приготовил для нас символическое блюдо, ингридиенты которого бесмысленно интерпретировать по отдельности.

Представители школы романтизма – а автор «Белых скал Рюгена» Каспар Давид Фридрих таковым и является – любили вступать в диалог с природой и иллюстрировать символами возникающие ассоциации. Если так, то становятся понятны и два парусника, и два дерева, и мужчина и женщина, которые склоняются к скалам в поисках своего кусочка счастья, одновременно находясь в достаточно опасной ситуации.

Но стоп! Что здесь делает третий? Тот самый мужчина справа, спокойно созерцающий красоту скал и парусников? При этом, в отличие от персонажа в середине картины, не потерявший голову – ведь потеря шляпы может символизировать затуманенный в порыве чувств разум.

Возможно, художник сообщает зрителю, что мужчина, ослепленный желаниями, не способен здраво мыслить и действует на инстинктах. Действительно: в позе мужчины в центре есть что-то животное, при этом сосед, стоящий справа, способен выдерживать фантазию о красоте, безбрежности, опасности бездны и отдаленности двух парусников.

Возможен ли здесь треугольник? Как если бы отношения существовали между мужчиной справа и девушкой, а мужчина посередине распластан под чарами ее истерических уловок, как если бы она что-то уронила или потеряла, а он пытается отыскать пропажу и заслужить ее любовь.

Интересна флора: со стороны девушки растет хрупкое и нежное дерево, со стороны мужчины справа – могучее, раскидистое, будто его защищающее. У мужчины посередине ничего подобного нет – то есть нет тотема, своего фаллоса, основы, за которую он мог бы удержаться, чтобы не рухнуть в пропасть. Приходится льнуть к матери-земле, чтобы удержаться и не быть ослепленным желаниями, красотой, непостижимостью, страстью.

Цветовое решение как раз и предполагает последнее: красное платье буквально кричит о накале страстей. Но близко расположенные герои не спешат со сближением: девушка держится за дерево, мужчина – за землю, и в этом порыве есть и воссоединение, и желание упасть в бездну – возможно, страсти, как знать? – и одновременно много страха.

Страх, страсть и прочие человеческие эмоции художник раскрашивает в темные оттенки – человеческие фигуры значительно мрачнее ярчайше-белых скал и лазурного моря и как будто подчеркивают величие природы и скоротечность всего человеческого.

Катя Корзникова, 4 года. Любит заботиться о комнатных цветах и поливать их. Имеет острый взгляд на привычные вещи.

Вижу людей, деревья и закат. Люди сидят и что-то делают, не знаю, что. Думаю, что это добрая картина. Дядя посередине то ли упал, то ли сел, то ли просто лежит и смотрит на землю. Другой дядя стоит и смотрит вдаль. И какая-то вершина, и гора. Там просто земля, но какой-то пикник устроить можно. Что здесь самое красивое? Все! А некрасивого ничего нет. Но вот эти корни меня смущают. Потому что торчат. Как-то неправильно торчат. Если бы торчали, как вот эта веточка, было бы нормально. И еще кустик странный.