Мы не знаем, что делать с любовью / Колонка социального психолога
Об этом «Профиль» беседует с Надеждой Лебедевой, доктором психологических наук, профессором ГУ ВШЭ, завсектором кросскультурной психологии Института этнологии и антропологии РАН.
— Когда мы говорим об этностереотипах, то в первую очередь думаем о мигрантах. Наверное, это неправильно. Нужно расширить рамки понятия?
— У нас проблема миграции тесно связана с проблемой межэтнических отношений. Потому так и получается. Несмотря на то, что в Москве основной миграционный обмен идет с городами из российской глубинки. На их долю приходится 80%, и только 20% — инокультурные мигранты. Это они приезжают к нам со своей культурой, своими ценностями, нормами и установками. И именно по этим 20% мы судим и об остальных. Это они больше всех нам «мешают и нарушают нашу культуру». Но это неудивительно. Подобные этнофобии существуют во всех больших поликультурных городах, и Москва — не исключение. Просто в крупнейших городах Европы и Америки есть устоявшаяся миграционная политика и представление, что такому городу без дешевой рабочей силы не выжить. ТАМ люди научились бороться со своими этностереотипами и находить в миграции плюсы.
— Стереотип — это плохо или хорошо?
— Этностереотипы присутствуют в сознании любого народа. У этностереотипа несколько функций. Первая — познавательная. Вот, к примеру, собираетесь вы поехать в Италию или в Англию. Чем руководствуетесь первым делом? Стереотипом. Итальянцы — импульсивны, англичане — чопорны. Тут стереотип помогает подготовиться к реальности, которую мы ожидаем увидеть в той или иной стране.
Строй организованных
— Так ведь обидно, когда о русских думают, что они каждый день пьют водку и таскают медведя на поводке...
— Любой этнический стереотип содержит в себе зерно истины, как бы обидно ни выглядел. Они обостряются в периоды межнациональных конфликтов. И тогда принимают резко отрицательную окраску. Если, к примеру, мы дружим с немцами, то говорим, что они очень организованная нация. Не дружим — скажем, что это нация, способная лишь ходить строем.
— Но стереотип, рожденный в конфликте наций, стандартен, неконкретен. Конфликт закончился — негативный стереотип исчез. Толку от него мало. Он не несет информации.
— Верно. Но у него есть еще одна важная роль. Он в таких случаях защищает позитивную идентичность нации. Возможно, даже сохраняет ее целостность. Для того чтобы ощущать себя хорошими, для противовеса надо иметь «под боком» кого-то плохого. Это называется этноцентризмом. Такое явление существовало во все времена.
Чем богаче, тем спокойнее
— Кто, по-вашему, более подвержен этностереотипам?
— На эту тему мы недавно проводили исследование среди молодежи. Оказывается, чем более молодой человек экономически самостоятелен, тем толерантнее. Потому что экономическое развитие не признает границ. Это лежит на поверхности. И чем выше экономическая активность молодежи, тем ниже ее политическая активность.
— Интересно, почему именно сегодня мы заговорили о проблемах стереотипов? Ведь все мы такие интернационалисты…
— …Часто внешне. Наследие из СССР. Это там нам внушали, что многокультурность — хорошо; что в стране живут «дети разных народов». Хотя уже сегодня многие соглашаются, что вступать в межэтнические браки — не очень удачная идея. Получается, что на познавательном уровне мы приветствуем многокультурность, а на эмоциональном — от нее страдаем.
Нам проще обидеть
— Это лечится?
— Мы проводим специальные тренинги. Учим людей из разных культур говорить друг другу добрые слова.
— Так просто?!
— Сложно! Русскому человеку вообще мучительно говорить и слушать о себе хорошее. Нам гораздо проще оскорбить, обидеть. Мы не знаем, что делать с любовью. Не умеем ее выражать. Не умеем ее принимать. Как только человек научится говорить соседу добрые слова, это сразу повышает его самооценку, делает его добрее и щедрее, более открытым. И помогает избавиться от ненужных стереотипов. Но это не значит, повторюсь, что этнический стереотип — сугубо отрицательное явление. Он может быть как оружием обоюдоострым, так и лекарством от собственной самонадеянности и этноцентризма. Может и ранить, и лечить.
— Что вообще делать с этностереотипом? Любить? Казнить?
— Как с любым недостаточно изученным явлением, с этностереотипом надо быть очень аккуратным. Если истребить его, это место займет нечто более ужасное и неуправляемое вроде этнических предубеждений, огульно негативная характеристика «иных», «не наших». Это как в природе: истребим волков — на их место придут агрессивные дикие собаки, которых никакими флажками не испугаешь. Вообще нормальным считается, если 70% стереотипов одной нации о другой позитивны, 30% — негативны. Если наоборот — сигнал: что-то не ладится внутри самого оценивающего народа, а не у того, который подвергается оценке.
— Что случится, если нам запретят пользоваться милыми сердцу этностереотипами?
— Вспомните СССР. Татарин ничем не отличался от русского, а узбек от белоруса. Полный запрет на этнические различия. Стерильная дружба народов. И что мы получили, когда СССР развалился и негласный запрет на этностереотипы был снят? Мы получили возникающие на пустом месте негативные межэтнические установки. Не были готовы к другой, многообразной этнической реальности. И удивились, что кто-то не хочет с нами, русскими, жить под одной крышей. Почему? Ведь мы же такие хорошие! Мы так всех любим! Какие неблагодарные эти эстонцы-литовцы! Какие, оказывается, коварные мусульмане! Тогда мы этнические различия не изучали и не знали. Отсюда многие наши современные проблемы.
Европейцы ошибаются
— Как работают этностереотипы в бизнесе?
— О, здесь есть масса интересных ситуаций! Русские внешне похожи на европейцев. Поэтому европейцы подходят к нам со своими мерками, не так как к туркам или китайцам. И… ошибаются. Потому что оценивают нас внешне. По одежке. Первоначальные ожидания европейцев по отношению к русским были весьма позитивными. И вдруг… мы, так похожие на них, начали проявлять признаки своей культуры. Причем не русской (которую на Западе все уважают и ценят), а постсоветской. Вспомните эпоху малиновых пиджаков. Европейцы отмечали у внешне похожего на них человека совершенно другие нормы и правила поведения, и их негативизм к нам стал большим, чем к тем же азиатам или неграм. Потому что мы обманываем их ожидания. Это ставит в тупик. В том и ошибка европейцев, что они подходят к русским со своим культурным «лекалом». А у нас нет приобретенных социальных навыков, которые необходимы в западной культуре. Поэтому мы часто «прокалываемся».
— К какой модели бизнеса мы ближе? К западной или восточной?
— Внешне — к западной. Но механизмы нашего бизнеса — восточные. Мы — «отношенческая» культура, а бизнес — это отношения. Русские часто и в бизнесе строят отношения на эмоциях, симпатиях и антипатиях, а не на выгоде. Для русских в бизнесе важны вещи, на которые западные бизнесмены не обращают внимания: как на вас посмотрели, как одет партнер, какие у него ботинки и часы. А западный бизнесмен будет вести переговоры и с туземцем, если ему это выгодно. И не обидится на его сморкания, чихания и ковыряние в носу. Русские внимательно относятся к культурным различиям, не умеют торговаться, не выдерживают напора, когда их «разводят» на снижение цены (китайцы в этом плане мастера).
— А в чем плюсы русского бизнесмена?
— Мы не боимся потерять лицо. В этом нам нет равных (плюй в глаза — все божья роса). А вот китайцы своим лицом очень дорожат. Задели китайца — он обязательно отомстит, приложит, расстроит сделку. Русские гибче. У нас уникальная культурная позиция между Востоком и Западом, и ее необходимо использовать в бизнесе. Благодаря этой позиции из русских получаются успешные посредники и переговорщики. Мы проводили исследование: в чем русские более близки к Европе, а в чем — к Востоку. Оказалось, по ценностям индивидуальным, личностным мы тяготеем к Западу (Швейцарии), а по ценностям коллективистским (иерархии, консерватизму) — близки к Востоку (Китаю). Если не поленимся и будем, как японцы, учиться всему у всех, цены русскому посреднику в бизнесе не будет!
«Община» — теневой кабинет
— С какими проблемами сталкиваются западные топ-менеджеры, приезжающие работать в Россию?
— Вот что рассказал мне один француз. Он приглашен в Россию возглавить огромный холдинг в добывающей промышленности и пытается ввести свои, западные методы в наш «монастырь». Первое, что увидел: низкую продуктивность наших рабочих. Второе: непрофессионализм владельцев и менеджеров. Но еще более иностранца поразил факт: рабочие знают задачу, умеют ее выполнять, но… почему-то бездействуют. Долго думают, обсуждают… и все. Его ввело в недоумение, что подчиненные большую часть времени обсуждают действия и решения начальства.
А потом иностранец сделал грандиозное открытие русского характера! У нас на каждом производстве, в коллективе, есть своя неформальная «община». Только она может мотивировать работника выполнить свою работу, а не формальное руководство негибких «топов». «Община» внутри себя осуществляет перераспределение обязанностей. В «общине», например, понимают: задание, данное Сидорову, лучше выполнит Петров, а за Петрова поработает (в случае чего) Иванов. Причем если на западном производстве во главе угла стоит конкуренция, то русская «община» внутри себя абсолютно неконкурентна: если ты не справляешься с заданием, товарищи тебе помогут, не претендуя на долю твоей зарплаты (что невозможно представить на Западе).
— Ну… с чем невозможно бороться, то надо возглавить…
— Если иностранец поймет принцип действия нашей «общины», проблем с бизнесом у него не будет. «Теневой кабинет» все расставит по местам, выработает общее мнение, заткнет выскочку, выдрессирует новичка. И вообще: чем дурнее руководство в компании, тем больше дел у «общины». Чем умнее руководство — тем у «общины» меньше дел.
Коллективизм — наше все
— А опасности у такой «общины» есть?
— Она может препятствовать инновациям. Потому что они несут угрозу для статус-кво.
— Как поступил со своей «общиной» ваш иностранец?
— Заставил ее работать на конкуренцию, на развитие. Ввел систему бонусов, поручил «общине» обучать новичков, стимулировал инновации. Постепенно люди поняли: хочешь хорошую зарплату — не ратуй за уравниловку. Постепенно каждый член его «общины» нашел себе место по душе и по способностям. Принцип взаимопомощи, так любимый русскими, остался, но приобрел конкурентную направленность. В таком виде «община» становится прогрессивным явлением, уникальным для Запада. Там никто не заботится о справедливости. А русским надо знать все! Этот француз от своего открытия «общины» пришел в восторг. Он говорит, что в ней заложен уникальный механизм учета интересов ВСЕХ.
В русской «общине» изначально нет лузеров. В то же время француза потрясло, что сами русские менеджеры в упор не видят своей «общины».
Чукчей будешь, я сказал
— Как и когда лучше объяснять ребенку, что есть разные нации, что мы живем в многонациональном городе?
— К сожалению, образовательные программы по этнопсихологии предназначены для среднего и старшего школьного возраста, а объяснять ситуацию ребенку нужно гораздо раньше. Этнические предубеждения появляются годам к 5—6. Педагоги боятся «этнических» программ, не умеют с ними работать. К тому же среди них очень много скрытых расистов и этнически предубежденных людей. Педагоги сталкиваются с детскими этническими стереотипами и тут же ставят «диагноз»: мол, это «из семьи». Не так. Это из окружения.
Часто дети перебарщивают в использовании этих самых стереотипов. Например, ребенок услышал анекдот, где евреи — жадные, а чукчи — глупые. Он тут же назовет соседа по парте, который не дал списать, евреем, а двоечника — чукчей. А кого-то несимпатичного по понятным причинам «назначают» на роль чеченца или грузина. Это жестоко, но дети не понимают, что говорят. Дело в том, что когда у ребенка развивается эмоциональная сфера, любое незнакомое (незнакомый) вызывает у него много эмоций. Чаще — негативных. Поэтому дети склонны выделять этнических чужаков.
— Что делать взрослым?
— Нужно детскую агрессию перекроить в любопытство. Например, услышал ребенок песню на незнакомом языке — предложите ему разузнать, о чем в ней поется. Читайте с ребенком сказки других народов. Выучите иностранный танец. Таким образом, вы сделаете своему наследнику необычайный подарок: научите его быть более гибким, готовым к принятию разных жизненных сценариев. А потом ребенок узнает, что у него одни увлечения с китайским мальчиком, и что негритянский мальчишка так же, как он, любит футбол. Со временем ваш ребенок перестанет воспринимать мир в жестких этнических рамках. И мир для него — расширится.