Терапия длиною в жизнь

Сегодня в рубрике «Практика» расскажем историю пациента известного французского психоаналитика Жильбера Дяткина. Жорж был в терапии в общей сложности 43 года, он пришел по рекомендации своих преподавателей из духовной семинарии. Обеспокоенные его чрезмерной резкостью и агрессивностью, они попросили его прервать обучение и пройти психоанализ.

Ключевые моменты терапии и выводы, которые сделал мсье Дяткин по итогам своей многолетней работы с пациентом пограничного уровня функционирования, читайте в нашей публикации. 

Юный семинарист

Жорж обратился к психоаналитику во время своей учебы в семинарии. Его вера и религиозное призвание были несокрушимы, он восхищался своими наставниками, но вместе с этим крайне злобно и язвительно их критиковал. 

Наиболее очевидной чертой «личного безумия» Жоржа была его чрезмерная резкость и агрессивность, которые привели его к тому, что он перестал сдерживаться и начал нападать на священников, которые его обучали. Преподаватели попросили его прервать обучение и посоветовали пройти курс психоанализа, если он хочет в дальнейшем вернуться к учебе.

«Жорж беспокоил меня начиная с первичных интервью, — пишет Жильбер Дяткин. — Я согласился взять его в анализ при условии, что он параллельно будет наблюдаться у психиатра, который был также психоаналитиком».

Пациент с воодушевлением принял предложение аналитика и решил найти временную подработку в администрации, чтобы оплачивать свой анализ.

Первый сеанс

«Во время первого сеанса он прыгнул на кушетку с энтузиазмом ребенка, который находит материнские объятия, — вспоминал психоаналитик. — Но, поскольку Жорж весил не 10, а 80 килограммов, зловещий шум дал мне понять, что он повредил рейки кушетки. Казалось, что он не испытывал никаких сложностей, когда говорил со мной, и при этом меня не видел, тем не менее, одним пальцем он нервно царапал стену. Через шесть месяцев я заметил, что он расковырял в стене дыру глубиной 2 сантиметра!».

Спустя время выяснилось, что для пациента (в его психической реальности) работа на кушетке представляется опасной: молодой человек боялся соблазнения со стороны аналитика. Тогда было принято решение перейти к психотерапии лицом к лицу.

Груз ответственности

Со временем пациент начал подниматься по карьерной лестнице, принимая на себя все больше и больше ответственности. Из-за своего непростого характера Жорж был вынужден регулярно переходить из одного отдела в другой и, тем не менее, на работе его ценили.

Кроме того, в достаточно раннем возрасте он принял на себя и груз семейной ответственности. После смерти бабушки по материнской линии, он и его младшая сестра остались единственными, кто отвечал за мать (в результате инсульта она стала инвалидом). Отец, который после развода жил в провинции, умер от рака пищевода.

Жорж очень быстро распорядился наследством, полученным от материнской родни, купил квартиру и себе, и сестре, регулярно навещал мать (при этом часто и яростно спорил с ней). Через несколько лет ее состояние ухудшилось, и он нашел для нее хороший дом престарелых.

Он больше никогда не пытался вернуться к духовной карьере, но всю жизнь был активным прихожанином: каждую неделю ходил в церковь, сохранял очень важные для него отношения с духовником и заказывал молебны для своих умерших родственников. С увлечением занимался политикой, вступил в оппозиционную партию и играл активную роль в штабе лидера партии во время президентских выборов.

Агрессивность Жоржа, которая во внешней жизни проявлялась в презрительном отношении к друзьям, коллегам, товарищам по партии, стала причиной его нарастающей социальной изоляции. Со временем он полностью порвал отношения со своей сестрой, позволил похоронить бабушку по отцовской линии в общей могиле, поскольку считал ее ответственной за развод родителей.

Как-то раз, выведенный из себя неловкостью матери-инвалида, к которой он проявлял любовь и терпение, Жорж дал ей пощечину, за что впоследствии ему было очень стыдно.

«Казалось, злой рок вынуждал Жоржа нападать на людей, которых он любил, и обвинять их в том, что они желают Жоржу зла, — пишет Жильбер Дяткин. — Любовь и ненависть были у Жоржа слабо дифференцированы, и границы между ним и объектами постоянно находились под угрозой».

Отто Кернберг называет это «синдромом диффузной идентичности», при котором образ своего Я и близких людей недостаточно интегрированы.

Пациенты с синдромом диффузной идентичности противоречивы: с одной стороны, они хотят быть с теми, кого боятся потерять, а с другой, бросают тех, с кем уже построены отношения, так как бессознательно боятся быть поглощенными ими.

«Постепенно я пришел к пониманию того, что Жорж воспроизводил подобный способ отношений во всех областях своей жизни, — поясняет мсье Дяткин. — Он нападал на священников, которые приняли его в семинарию, находясь под воздействием чрезмерно восторженной веры, так же как сломал мою кушетку из-за своего энтузиазма по отношению к анализу».

Перед тем как поступить в семинарию, Жорж свернул горы для того, чтобы найти исповедника, который сыграл важную роль в его подростковые годы, а затем начал обвинять его в тайной сексуальной жизни и вынужден был покинуть группу.

Во время работы в администрации, в каждом из отделов, где работал Жорж, находился начальник, которого он настолько идеализировал и ненавидел, что всякий раз это приводило к разрыву и переходу в другой отдел.

Жорж всякий раз поражался реакции других на свою агрессию, для него они были недоступны для понимания (пограничный пациент воспринимает других очень поверхностно). Он так и не смог понять свою сестру, которая в конце концов стала держаться от него на расстоянии, поскольку он никогда не упускал случая, чтобы продемонстрировать ей свое презрение, и сделал все возможное, чтобы отстранить ее от ухода за матерью.

Нарушения мышления

Эти нарушения эмпатии передаются и аналитику, которому часто бывает сложно представить, о чем говорит пациент, поскольку его рассказ спутан и противоречив.

Жильбер Дяткин пишет о том, как во время сеансов Жорж смешивал вызывающие удивление события из повседневной жизни с дневными фантазиями, снами и детскими воспоминаниями.

«Мы вместе восстанавливали историю его детства и подросткового возраста, связывая личную историю с историей семьи, переплетенную с историей Франции: родители Жоржа познакомились на корабле, который увозил их в колонии, поскольку оба они были осуждены за сотрудничество с немцами во время оккупации Франции», — вспоминает психоаналитик.

Пара коллаборационистов

Степень участия в коллаборационизме отца и матери была неравной. Жорж всегда думал, что его мать лично не совершала никаких преступлений. Но в глазах родителей отца Жоржа его мать была виновной в гораздо худшем «преступлении»: у нее был внебрачный ребенок — старшая сестра Жоржа, которая родилась в тюрьме от офицера французской дивизии СС.

Родители отца Жоржа дали согласие на брак только при условии, что мать откажется от своей дочери — она была вынуждена принять это условие, но никогда не простила своего мужа и особенно свою свекровь.

Рождение Жоржа стало знаком того, что страница прежней жизни перевернута, что мать забыла своего любовника из СС и для семьи начинается новая жизнь. Когда родилась младшая сестра Жоржа, старшая сестра заболела эпилепсией, которую никак не удавалось вылечить.

Во время деколонизации родители потеряли всё свое имущество и вернулись во Францию разоренными. Отец начал пить и однажды ударил мать на глазах у Жоржа. На следующий день мать выставила отца за дверь...

На протяжении нескольких лет Жорж и его сестра жили с матерью и навещали отца раз в две недели. Но отец пил все больше и больше, ситуация ухудшалась, он был вынужден переехать к своим родителям в провинцию, где и нашел себе работу.

Когда Жорж и его сестра навещали отца во время каникул, мальчик находил пустые винные бутылки — отец прятал их в ящиках письменного стола. Мальчик рассказал о своей находке бабушке, но в ответ она отправила его домой, в Париж, на ближайшем поезде. Жорж никогда не простил ей этот поступок и отомстил ужасным для христианина способом: лишил ее похоронного обряда и отдельного места на кладбище.

Со временем старшую сестру Жоржа поместили в специальное заведение для больных эпилепсией, где она и умерла (возможно, из-за несчастного случая или самоубийства). Вскоре после этого у матери Жоржа случился инсульт, в результате которого она стала инвалидом.

Сияющий лик влечения к смерти

По мнению Андре Грина и Отто Кернберга, главную роль в пограничных состояниях играет деструктивность. Деструктивность Жоржа проявлялась через его агрессию по отношению к аналитику в переносе, и по отношению к близким в его повседневной жизни.

Это сияющий лик влечения к смерти, которое прежде всего бессловесно проявляется в виде дезинвестирования. У таких пациентов нет связности Я, противоположные мысли и фантазмы сосуществуют, не противореча друг другу. Это приводит к недостатку жизненных сил, человек чувствует, что он не существует, и всё вокруг лишено смысла. Появляются длительные периоды апатии, «бездонной безнадежности», которые проявляются в виде психопатологического поведения, перверсий и зависимостей. Так психика пытается защититься от угрозы потери объекта или его чрезмерного внедрения.

Взаимное уничтожение

Постепенно Жорж практически полностью отказался от социальной жизни. Он еще мог ходить в церковь, но только не в воскресенье, поскольку там было слишком много людей, и еще потому, что у верующих появилась привычка жать друг другу руку в конце службы. Он оставался политически активным, но только в интернете.

В процессе анализа отношение Жоржа к образам родителей изменилось на глубинном уровне. Образ отца как грубого алкоголика, вызывающего презрение, мало-помалу смягчился. Жорж вспомнил, что отец был очень компетентным в своей области специалистом, способным передать сыну свои знания. Символически это проявилось в том, что в честь двадцатой годовщины смерти отца Жорж смог впервые организовать церковную службу.

Подобным же образом стыд, который мальчик испытывал из-за участия матери в пронацистской организации, постепенно смягчился, он смог увидеть мать как романтичную девушку, которая могла быть влюблена в мужчину, которого она считала не военным преступником, а героем. 

Несмотря на изменение родительских образов,  никакое другое представление об отношении родителей, кроме как взаимное уничтожение, так и не стало для Жоржа  возможным. Первичная отцовская фигура была обесценена в материнских глазах, и в его собственных глазах реальный отец также был обесценен, что было относительно часто встречающейся ситуацией. Но первичная отцовская фигура дублировалась второй идеализированной и невыносимой отцовской фигурой, образованной первым объектом материнской любви — ее любовником из СС.

Негативный поворот

В первые годы анализа, несмотря на психотические эпизоды, развитие Жоржа происходило, скорее, за счёт всё более сильного поворота к внешнему миру. Негативный поворот случился через несколько лет.

Жорж успешно прошел административный конкурс и мог пойти на серьезное повышение. Однако это предполагало переезд в провинцию – он был бы вынужден закончить анализ и уехать от матери. Вскоре после этого мать умерла, а Жорж попытался покончить с собой. Психиатр отправил его на несколько дней в больницу, после чего внешне он вернулся в нормальное состояние.

«Начиная с этого момента торможение стало все больше и больше усиливаться. Друзья, разозленные вспышками агрессии Жоржа, постепенно перестали поддерживать с ним контакт. В администрации его перевели в архив, где он работал практически в полном одиночестве, видел только начальницу, которую презирал», — описывает ситуацию Жильбер Дяткин.

Жорж стал жертвой серьезных побочных эффектов нейролептиков, у него начался рабдомиолиз (разрушение клеток мышечной ткани), ставший причиной острой почечной недостаточности, в результате чего он чуть не умер. Психиатр прекратил выписывать нейролептики, но Жорж находился в состоянии невыносимого напряжения. Было принято решение вернуться к приему нейролептиков в рамках специализированного учреждения, но у Жоржа случился еще один приступ, на этот раз со смертельным исходом. До самой смерти он поддерживал связь с психоаналитиком через письма.

В общей сложности Жорж находился в терапии на протяжении 43-х лет. 

«Несмотря на печальный конец этой долгой терапевтической истории, я могу утверждать, что благодаря терапии Жорж мог жить у себя дома, работать, вести практически нормальную жизнь, — уверен мсье Дяткин. — В других обстоятельствах он мог бы практически всю свою жизнь провести в психиатрической больнице с диагнозом “паранойя”, поставленным раз и навсегда».

* Полная версия этого клинического случая опубликована в нашем «Журнале клинического и прикладного психоанализа».

** Жильбер Дяткин — психоаналитик, член Международной психоаналитической ассоциации (IPA), обучающий аналитик и титулярный член Парижского психоаналитического общества, бывший президент Парижского психоаналитического общества, ассоциированный директор восточноевропейского образовательного направления Парижского института психоанализа.