«Мне нужно измениться, но я не способен на это»

В своей работе «Я-кожа» французский психоаналитик Дидье Анзьё рассматривает несколько клинических примеров. Один из них — случай Марсия. Мужчина считал себя опустошенным, покинутым и отвергнутым, отношения с окружающими не складывались, долгие годы он наблюдался у психоаналитика. На одном из сеансов Марсий рассказал эпизод из раннего детства, который придал новый вектор всему психоаналитическому процессу. Сегодня в рубрике «Практика» рассказываем фрагменты этой истории.

Безрадостный отпуск

Несмотря на длительную работу с психоаналитиком, Марсий сложно переносил перерывы в терапии. На одном из сеансов, который состоялся после коротких весенних выходных, он чувствовал себя как будто отсутствующим и заметил, что обе затяжные депрессии, которые он пережил в ходе своей терапии, пришлись на период летних каникул.

Когда в очередной раз он ушел на каникулы, то решил уехать на юг, в комфортабельную гостиницу с бассейном на берегу моря. Несмотря на то, что Марсий любил плавание и экскурсии, его каникулы прошли плохо: отношения с другими туристами не сложились, отношения с друзьями и коллегами также были плохие. Жена осталась дома с больным ребенком. Пациент считал, что им пренебрегают.

«Меня осенила мысль, что Марсий приходит на мои сеансы не столько для того, чтобы я подпитывал его, — вспоминает Анзъе. — Но для того, чтобы получить доступ ко мне, мое тепло, чтобы я производил над ним какие-то действия и посредством сеансов возвращал ему его телесные и мыслительные способности».

Под присмотром без внимания

Марсий был пятым ребенком в семье. Спустя совсем немного времени после его рождения заболела его годовалая сестра. Мать буквально разрывалась между ними и мальчика «перепоручили» служанке. Мать навещала сына лишь для того, чтобы покормить его грудью, для малыша это были моменты настоящей радости.

Мать кормила его грудью обильно, но второпях, и как только кормление заканчивалось, спешила к сестре Марсия, — продолжает Анзъе. — Между этими быстрыми порциями материнского молока, которые малыш жадно поглощал, он одновременно находился под присмотром и без внимания со стороны служанки — незамужней суровой пожилой женщины со своими принципами, трудолюбивой, но исполняющей свои обязанности по долгу службы, а не для того, чтобы получать или доставлять удовольствие.

Мальчик для нее был лишь объектом, требующим механического ухода, она не играла с ним.

Спустя несколько месяцев обнаружилось, что реакции малыша не совсем нормальны. Служанка решила, что он плохо слышит и родился с задержкой в развитии. 

«Мать, пришедшая в ужас от этого заявления, хватает Марсия, встряхивает его, тормошит, стимулирует, говорит с ним, и ребенок смотрит, улыбается, лепечет, ликует, — продолжает психоаналитик. — Женщина убеждается в его нормальности, многократно производит эту проверку и некоторое время спустя приходит к решению поменять сиделку».

Тело как пищеварительный тракт

Благодаря этому эпизоду Дидье Анзъе проводит многочисленные аналогии. Так, он отмечает, что пациент ждет сеансов так же, как ждал визитов-кормлений своей матери: боится опоздания со стороны психоаналитика, отмены сеанса или что «мать» вовсе не придет, а сам он зачахнет подобно своей сестре, за чью жизнь так опасались.

Второе сравнение пришло ко мне уже в начале сеанса и в настоящий момент подтвердилось, — пишет Анзье. — Марсий был достаточно подпитан, он ожидает от меня именно того, чего не получал от служанки, он ждет, чтобы я стимулировал его и работал с его психикой (у него были моменты внутренней опустошенности, придававшие ему ощущение психической смерти).

В-третьих, психоаналитик лучше уловил образ тела Марсия. Для матери он был «пищеварительным трактом», а тело также не было достаточно хорошо инвестировано служанкой. Отсюда его страх пустоты. 

Психоаналитик поделился своими наблюдениями с Марсием. «Мой контрперенос подчинился чувству удовлетворения от проделанной работы», — пишет Анзье.

Страх потерять ум

На следующий сеанс Марсий пришел подавленный и, к удивлению аналитика, сразу сказал о недовольстве прошлой встречей. 

Я думаю, что после шага вперед он делает два шага назад, отказываясь от совершенного прогресса, — делится своими размышлениями аналитик. — Я понимаю, что, когда он выигрывает в одном, он опасается потерять в другом. Я говорю ему об этом, и у меня всплывает в памяти закон “всё или ничего”, о котором я ему уже говорил как о законе, управляющим его внутренними реакциями.

В прошлый раз пациент и аналитик нашли контакт, которого Марсию не хватало с няней. И тут же у пациента возникло чувство потери другого контакта — краткого и интенсивного кормления матерью.

В ответ на предположение аналитика пациент говорит о страхе, который раньше он никак не мог выразить: он боится того, что психоанализ заберет у него что-то, лишит умственных способностей.

Пустота в голове

Со временем Марсий отмечает, что он получает больше удовольствия от жизни и говорит о том, что терапия дает ему многое, и он никогда бы и ни за что не пропустил свои сеансы.

Но между нами существует значительная трудность: часто он не понимает того, что я ему говорю, — замечает Дидье Анзье. — Это было особенно остро в последний раз, он ни о чем не вспомнил, он меня даже не “слышал” в акустическом значении этого слова. К тому же, если он обдумывает проблемы вне наших сеансов и вдруг у него возникает интересная идея, он не может изложить ее передо мной. Внезапно он становится молчаливым, у него пустота в голове.

Это сопротивление поначалу заставало аналитика врасплох. Но затем в сознании Анзье возник образ матери Марсия: как она с ним разговаривала, когда он был маленьким? Однажды пациент рассказал историю, о которой ни разу до этого не обмолвился, несмотря на долгие годы психоанализа.

Материнская абракадабра

«С одной стороны, его мать имела рычащие и жесткие интонации, соответствующие внезапным, неожиданным и частым приступам плохого настроения, — пишет Анзье. — Отношение Марсия-младенца к материнской мелодии как носительнице глобального смысла, стало быть, приостановилось и оборвалось, точно так же как отношения интенсивного и удовлетворительного телесного обмена с матерью во время кормлений обрывались вторжением механических забот со стороны служанки».

С другой стороны, мать пациента и не умела говорить о своих чувствах и желаниях. И это раздражало окружающих, порой они даже иронизировали над ней. 

Она не умела общаться со своим младшим сыном на понятном для него языке. Отсюда впечатление Марсия о том, что его мать (как, впрочем, и психоаналитик) общается с ним на иностранном языке.

Завершить нельзя прервать

По мнению Дидье Анзье, несмотря на очевидные прогрессы во внутренней и внешней жизни, Марсий находился в новом кризисе. Ему никак не удавалось измениться настолько, насколько ему бы хотелось, он чувствовал, что слишком отличается от других. Он думал, что для своего аналитика он — тот пациент, который не способен завершить психоанализ, а потому его следует прервать…

Марсий не различал с уверенностью, что происходило в его самости и что происходило в его окружении, — поясняет Дидье Анзье. — Часто аффекты его близких вторгались в него и дезорганизовывали; он, конечно же, старался дистанцироваться от этого вторжения, но в силу самокритики отказывал себе во всех практических способах достижения этого дистанцирования.

То, что он испытывал сам, он либо держал глубоко внутри (и говорил, что окружающие даже не догадываются о его намерениях), либо выражал это настолько живо, что оно возвращалось к нему же вспышками насилия.

Он постоянно делал один и тот же вывод: мне нужно измениться, но я не способен на это.

__________

В разделе «ТЕХНИКА ПСИХОАНАЛИЗА» вы можете найти клинические примеры из практики известных психоаналитиков прошлого и современности.

__________

Присоединяйтесь к нам в соцсетях ВКОНТАКТЕ или ТЕЛЕГРАМ.

Подробнее о программе можно узнать здесь – О ПРОГРАММЕ и ПАСПОРТ ПРОГРАММЫ.

Вы также можете посмотреть ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКИЙ СОСТАВ, подать ЗАЯВКУ НА ОБУЧЕНИЕ или ЗАДАТЬ НАМ ВОПРОС.