«Здесь я не нужна, там — невозможна»
Писала Марина Цветаева о своих внутренних противоречиях в период эмиграции. Все ее творчество проникнуто идеями двойственности — жизнь/смерть, оставаться на родине/жить в чужой стране, мужское/женское, мать/поэт. Один из ее глубочайших внутренних конфликтов — борьба Эроса и Танатоса, влечения к жизни и влечения к смерти. Эта дихотомия и побуждала женщину-поэта писать и стихи, и прозу. И именно баланс этих двух мощнейших сил и заинтересовал нашу выпускницу — Марию Бодрягину.
Сегодня в нашей рубрике «Прикладной психоанализ» мы познакомим вас с основными тезисами из ее дипломной работы. В ней Мария рассказывает о том, как видит психоанализ жизнь и творчество одной из самых противоречивых фигур русской литературы — женщины-поэта Марины Цветаевой.
Жизнь и смерть как ключевые темы
«Явилось ли самоубийство Марины Цветаевой следствием не только непереносимых условий жизни, но и исходило из психических особенностей, сформированных ещё в детстве и юности? Иными словами, не было ли оно “предопределено” изначально, и как повлияли движения влечений к жизни и к смерти на трагический финал жизни поэта?,» — это самый важный вопрос, который задает Мария в начале работы.
По мнению Марии Бодрягиной, «Марина Цветаева впустила смерть в стихи гораздо раньше. Можно сказать, что эта тема становится ключевой в ее поэзии и пронизывает все ее творчество. Как будто влечение к смерти своеобразным способом “заявило” о своем присутствии и проникло в жизнь и творчество поэта».
Во многом автор диплома связывает такое цветаевское восприятие темы смерти с ощущением некоей «нежеланности», которое испытывала Марина Ивановна не только в детстве и отрочестве, но и в течение всей жизни. Этот мотив звучит в автобиографической прозе Марины Цветаевой.
Мария Бодрягина в своей работе пишет о том, что мать Цветаевой, Мария Александровна Мейн, первенцем хотела видеть именно сына: «Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась только всего я, мать, самолюбиво проглотив вздох, сказала: “По крайней мере, будет музыкантша”».
Дочки-матери
Далее, уже обращаясь к ключевым этапам в жизни Марины Ивановны, выпускница программы находит взаимосвязи между событиями в судьбе поэта и тем, как эти тенденции были отражены в ее прозе и лирике.
Сложные, неоднозначные отношения Марины с собственной матерью оказали очень сильное воздействие не только на судьбу Цветаевой, но и стали одним из ведущих мотивов ее творчества. Болезненная история про сестринскую конкуренцию также разыгралась в судьбе Марины Ивановны — именно она ощущала себя менее любимой дочерью на фоне своей младшей сестры.
Цветаева писала: «Мать — сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая — не я. Мною она гордится, вторую — любит. Ранняя обида на недостаточность любви».
Всю свою жизнь Марина несла в себе ощущение некоей недостаточности — ей казалось, что мать всегда хотела видеть в дочерях воплощение своих фантазий о музыкальной карьере, говоря на языке психоанализа: хотела видеть свое нарциссическое продолжение.
«Мать не воспитывала — испытывала: силу сопротивления, — подастся ли грудная клетка? Нет, не подалась, а так раздалась, что потом — теперь — уже ничем не накормишь, не наполнишь. Мать поила нас из вскрытой жилы Лирики, как и мы потом, беспощадно вскрыв свою, пытались поить своих детей кровью собственной тоски. После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом».
Марина Ивановна сама во многом видела свою преемственность отношений с матерью — в том, как она проживала свои отношения с собственными дочерьми, горячо любимой Ариадной и совсем мало прожившей дочерью Ириной. «Косвенным подтверждением “унаследованного” нарциссизма Марины Цветаевой может быть её дальнейшее отношение к собственным детям, повторяющее ее личную травму», — продолжает Мария Бодрягина.
«Танатос» и его трансформация
Тема смерти ворвалась в мир юной Марины чередой потерь — постепенно ушли из жизни дедушка, мать, отец — возможно, именно поэтому все ее раннее творчество буквально «кричит» о смерти. И эта смерть немного романтизированная. Одно из самых знаменитых стихотворений Цветаевой, «Реквием», начинается с признания лирической героиней неизбежности смерти и прекращения физического существования.
Сама Марина Ивановна пишет в своих дневниках: «Глубокий ужас переживания заключается в том, что её смерть никак не повлияет на весь остальной мир, всё будет так, как и прежде — “как будто не было меня”».
При этом в период потери младшей дочери меняется и восприятие поэтом темы смерти. Мария Бодрягина пишет в своей работе:
«Смерть Ирины стала каким-то пределом ужаса, из которого Марина Цветаева искала выход и в самооправданиях, и в самообвинениях одновременно. Смерть младшей дочери всколыхнула её собственное влечение к смерти». Но при этом как раз в тот момент Марина начинает ощущать взаимодействие двух сил, «жизни» и «смерти», которые всегда идут неизбежно рядом.
Совсем сложные отношения с темой Танатоса складываются у Марины Ивановны в 1939 году, после возвращения на родину из эмиграции. В этот период Цветаева практически не писала стихов, занимаясь переводами. Мария Бодрягина делится своими размышлениями: «Кажется, что что-то уходило, ускользало — возможно, влечение к жизни, которое позволяло сублимировать деструктивные влечения в творчество, в стихи — те самые, с рваными и острыми краями, но позволяющие чувствовать, дышать, жить. Перекрыв канал сублимации, влечение к смерти стало разворачиваться в полную силу».
Марина Цветаева потеряла все опоры —
«она металась по городу под бомбежками, не зная, куда и к кому ей ехать с сыном Муром». Так великая женщина-поэт оказалась в эвакуации в Елабуге. 31 августа 1941 года влечение к смерти окончательно победило — она покончила жизнь самоубийством.
Фиаско сублимации
Мария Бодрягина размышляет в своем дипломе о том, что решение Цветаевой прервать жизнь могло быть связано с очень сложным внутренним конфликтом писательницы — часто именно желание уничтожить в себе «плохие» части материнского объекта и толкает людей на эти саморазрушительные поступки. При этом в человеке всегда есть и вторая половина этого же объекта — его идеализированный образ.
Так и Марина Цветаева всю свою жизнь стремилась сохранить, с одной стороны, возвышенный образ матери — такой далекой, прекрасной «натянутой, как лук», — а с другой стороны, отвергать ее «нелюбовь» и холодность.
«Кажется, что ранняя смерть матери оставила их в слиянии, и не позволила Марине Цветаевой вырваться из него, а затем проделать работу горя по этой невосполнимой потере».
С полной версией диплома Марии Бодрягиной вы можете познакомиться на нашем сайте — Влечение к смерти и влечение к жизни в творчестве Марины Цветаевой: психоаналитический взгляд – Выпускные квалификационные работы студентов НИУ ВШЭ – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (hse.ru)