«Единственное, что может нейтрализовать влечение к смерти, это любовь»

Фройда не читал, но критикую

— Мой путь в психоанализ был естественным — я врач-психиатр, закончила Кишиневский государственный медицинский институт (ныне это университет), — рассказывает Аурелия Ивановна. — Интерес к психоанализу появился еще во время учебы. У нас был курс философии, в экзаменационных билетах значился вопрос: «Критика идей фрейдизма». Это было по-советски — Фройда не читать, но критиковать его идеи. И вот эта критика меня очень заинтересовала.

Позже, когда я стала работать психотерапевтом, столкнулась с тем, что причины многих психических заболеваний не всегда были понятны; непонятно было, как их лечить… И тут на горизонте забрезжил психоанализ — на тот момент в виде очень обрывочных знаний. Даже не знаний, а слухов о том, что такое психоанализ.

Некоторые труды Фройда впервые вышли на русском языке в 1925 году и потом — только в 1985-м, это были «Три очерка по теории сексуальности». И всё — больше никаких работ  по психоанализу не было.

Потом случилась перестройка, в Молдавию начали попадать румынские учебники по психиатрии. А в Румынии связь психиатрии с психоаналитической теорией существовала всегда. В этих учебниках встречались любопытные моменты, которые требовали разъяснений, поскольку были непонятны. Это тоже пробудило интерес к психоанализу.

В 1995 году на родину, в Молдову, вернулся профессор неврологии Молдовану. К тому времени он прошел обучение лаканианскому психоанализу в Парижском институте психоанализа. Он учредил Общество психоанализа Молдовы. Мы с коллегами-психиатрами начали читать труды Фройда, обсуждать их, насколько это было возможно, пробовали применять психоаналитические теории на практике.

То, что я делала как психотерапевт, сильно отличалось от того, что я делала как психоаналитик. Психотерапевтических методик большое количество, но в них нет многих составляющих психоанализа: четкого кадра, глубины взгляда на источник проблемы пациента. Это более поверхностный подход, чем психоанализ.

В то время психоанализ в моем представлении был всё! Я жила с абсолютной иллюзией, что он способен решить любую психологическую проблему. Со временем, конечно, стало ясно, что как метод он тоже достаточно ограничен, но, тем не менее, интересен сам по себе.

Москва — Париж

— В середине 90-х я переехала в Москву. К тому времени там уже открылся Институт психоанализа, где я и начала работать. В этом же институте преподавал Андрей Владимирович Россохин — так мы и познакомились.

Позже мы вместе с моей сестрой Ларисой Ивановной Фусу (она тоже психиатр, психоаналитик, преподает на магистерской программе) открыли в Москве свой Институт психологии и психоанализа на Чистых прудах. Это была настоящая авантюра, которая началась с того, что один наш коллега, тоже преподаватель, проникся огромной любовью к Фройду. Он был недоволен тем, что в Институте психоанализа изучают и другие теории, поэтому предложил нам создать учебное заведение, в котором изучали бы только Фройда. Так всё и завертелось. 

— Вы изучали психоанализ во Франции. Как это было? 
— Я поступила кандидатом в психоаналитики в Парижское психоаналитическое общество (SPP) и стала там учиться. Как и положено, изучала теорию, посещала семинары, супервизии. Среди моих учителей были Клод Смаджа и Жерар Швек, которые состояли не только в SPP, но и в Парижском  психосоматическом обществе. В рамках обучающего курса они проводили у нас семинары по психосоматике. Эти занятия оказались настолько интересными, что я поступила в Парижский институт психосоматики. 

— Кого из психоаналитиков вы считаете для себя наиболее авторитетными фигурами? 
— В первую очередь это мои супервизоры Клод Смаджа, Ален Жибо; наши учителя Поль Израэль, Жерар Швек (мы проводили с ним много семинаров и супервизий), Кристин Жан-Строхлик, Жаклин Шаффер. Очень тепло и с уважением отношусь к Наде Бужор. Обожаю Бернара Шерве. Это большое счастье — слушать их, учиться у них. Самое счастливое время в жизни. Мне как аналитику они дали абсолютно всё! Научили работать, объяснили, как это — быть аналитиком. Это значит — постоянно думать о том, что происходит. 

Третий не лишний

— Вы помните вашего первого пациента? 
— Помню самого первого пациента, с которым мы работали длительное время. Ко мне обратилась женщина с депрессией. Это была очень интересная работа, которая длилась восемь лет и закончилась успешно.  

— Бывает ли у вас усталость от работы? 
— Как говорит Клод Смаджа, не бывает усталости, когда работа в удовольствие. Ведь удовольствие, наоборот, предполагает прилив энергии, а не усталость. 

— Даже тогда, когда вы встречаетесь со сложной историей, когда приходится принимать боль другого человека? 
— Не принимать, а понимать! Сочувствие не означает необходимости принимать боль другого. Это значит — понимать его боль, поддерживать его в этой боли, но при этом четко понимать, что эта боль — не твоя. Тогда и результат в работе будет. Если же ты принимаешь эту боль, когда тебе больно болью пациента, то всё — ты теряешь свою психоаналитическую позицию. 

— Вам приходилось наблюдать подобные истории среди учеников, коллег? 
— Такое происходит сплошь и рядом, причем не только среди начинающих специалистов, но и среди опытных. Как раз для этого и существует супервизия, которая не прекращается на протяжении всей работы, — чтобы между аналитиком и пациентом всегда был кто-то третий, который укреплял бы эти границы. 

О работе горя и о любви

— Когда началось ваше сотрудничество с магистерской программой по психоанализу и психоаналитической психотерапии? 

— Я работаю на программе, как только Андрей Владимирович открыл ее, — сначала два года в МГУ, затем здесь, в Вышке. 

— Вы ведете курс о работе горя. Для многих слушателей становится настоящим открытием то, насколько оно разное и многогранное. Как появился этот курс? 

— Из теоретической необходимости. Горевание — один из основополагающих процессов в психике. Поэтому необходимо знать, из чего он состоит.

Вся наша  жизнь, по сути, это работа горя. Когда мы появляемся на свет, то теряем беззаботную внутриутробную жизнь. Взрослея, расстаемся с друзьями детства, любимыми игрушками. Переезжая, теряем привычный уклад жизни. Горе — естественный психический процесс, который запускается всякий раз, когда мы сталкиваемся с потерей объекта любви или абстрактного идеала.

Каждую такую потерю важно прогоревать, особенно потерю близкого человека.

— Психоаналитикам бывает так же больно и страшно, как их пациентам? 

— За всех психоаналитиков не скажу, а за себя отвечу, что мне, конечно, тоже бывает тревожно от того, что я не знаю, что может произойти завтра со мной, моими детьми, моими близкими. Это общечеловеческие переживания, которые от профессии никак не зависят. 

— Мы все переживаем сейчас сложный период. Где искать точку опоры в трудные времена? 
— Времен, когда просто, в принципе, не бывает, но таких тяжелых, как сейчас, я не припомню. Тем не менее, наша психика устроена так, что защищает нас от той боли, которую мы были бы не в состоянии выдержать. Природа как-то очень хорошо нас придумала, побеспокоилась о том, чтобы мы не умерли сразу от разных истин и связанных с ними переживаний. Так что каждый отдается на волю природе и делает то, что успокаивает его, приносит удовольствие. Кто-то спит, кто-то уходит в чтение, просмотры фильмов, музыку. Я, наверное, месяца два каждый день пекла пироги. У каждого свой путь утешения. 
Есть любимая работа — она спасает. Есть любимые люди — они тоже не просто так даны. Любовь спасает. Единственное, что может нейтрализовать влечение к смерти, это либидо. Всё — других способов нет.

Донести мысль автора

— Недавно состоялась презентация новой книги Андре Грина «Нарциссизм жизни, нарциссизм смерти» в вашем переводе. Как долго длилась эта работа?

— Около двух лет. Началось всё с того, что я вела семинары по Грину и переводила для них отдельные главы. Позже это вылилось в работу над книгой. 
Перевод — сложная история, ведь это не ты пишешь, но тебе нужно максимально точно донести мысль автора. Поэтому необходимо много раз всё перечитывать — и автора, и свой перевод. 
За 23 года существования наш институт перевел много книг. Среди них — «Добровольные галерщики» Жерара Швека, «Шандор Ференци» Тьерри Бокановски, «Картография оператуарного мышления» Клода Смаджи, «Мазохизм смерти и мазохизм жизни» Бено Розенберга, словарь Жака Андре «100 популярных концептов психоанализа», «Слова, которые исцеляют» Мари Кардиналь... 

— Как происходит выбор книги для перевода? 

— А как мы выбираем любимого человека? Вот здесь примерно такая же история. 

— Занимаетесь ли вы сейчас новыми переводами? Есть ли в планах собственная книга? Вам наверняка есть что сказать. 

— Собственной книги в планах нет — я не писатель, я читатель. Перевожу сейчас «Частное безумие» Грина, потому что провожу семинары по этой книге. Осталось перевести пару статей. На русском языке книга в ближайшее время вряд ли выйдет. Для этого нужно получить права на издание перевода. В нынешних условиях это, наверное, неосуществимо. 

— Вас это не останавливает? 

— Нет, конечно. Мне же нужно проводить семинары. А книга, может быть, когда-нибудь и появится.

Вселенная внутри нас

— Андрей Владимирович на встречах с абитуриентами, слушателями первого курса часто говорит о том, что психоанализ — это такое бесконечное путешествие в глубины своей психики, бесконечное узнавание себя. Насколько это актуально в отношении людей, которые находятся в психоанализе давно? 

— По моим представлениям, психика человека, его душа устроены так же, как и Вселенная. Что мы знаем о Вселенной? Так... пара пустяков. Примерно столько же мы знаем о душе. Я не встречала людей, которые знали бы про себя всё. И вряд ли мы когда-нибудь узнаем хотя бы треть того, как мы устроены. Иначе бы человечество уже ответило на все вопросы экзистенциального характера и не  придумывало различные мировоззренческие науки, в том числе психоанализ. Вопросов больше, чем ответов. Так было, так есть и, наверное, так будет. Чем больше мы знаем, тем больше не знаем. 

— Расскажите, пожалуйста, о ваших планах. 

— Работать — принимать пациентов, преподавать, переводить книги. Других планов нет. Один мой коллега говорил: «Как можно заниматься чем-то еще, если есть психоанализ?». Меня очень поддерживает эта идея. Но, если бы у меня была еще одна жизнь, я бы, наверное, занялась искусствоведением. Потому что это примерно о том же, но по-другому, другим языком.

___________
 

Следующая статья в рубрике Наши люди — «Мне интересно идти туда, где открываются новые пути»