«Мне интересно идти туда, где открываются новые пути»

Две «пилюли» 

— Как получилось, что после школы вы решили поступать на философский факультет?

— Честно говоря, у меня нет окончательного ответа на этот вопрос, хотя я часто спрашиваю себя об этом, пытался осмыслить в личной терапии. Мысль о поступлении на философский пришла за год до окончания школы. У родных мое решение вызвало недоумение. Я жил в маленьком шахтерском городке, где не было ничего даже близкого к философии. Со мной никто никогда не разговаривал на эти темы, в доме не было ни одной книги по философии. Эта идея пришла ко мне откуда-то изнутри. Это было какое-то интуитивное движение, влечение к другому миру — большому и абсолютно незнакомому.

Мою дальнейшую судьбу полностью определили две книги, которые я купил в книжном магазине на карманные деньги. Первой книгой был словарь «Современная западная философия» в красной обложке. Второй — работа Фрейда «Я и Оно». Как сейчас помню, это была маленькая тонюсенькая книжечка голубого цвета. 
С тех пор философия и психоанализ каким-то невероятным образом всегда были рядом со мной и всегда как-то переплетались. Судьба, как Морфеус из «Матрицы», постоянно предлагала мне эти две «пилюли», голубую и красную. «Какую из них ты выберешь?».

В Москву! 

— Тогда я выбрал философию. После школы поступил во Львовский государственный университет, отучился там два курса. В 1994 году я перевелся в МГУ и словно оказался в другом мире. Я получил возможность воочию видеть невероятно интересных людей, общаться с ними. Мой перевод в Москву — одно из тех счастливых, невероятных совпадений. Он состоялся просто потому, что в коридоре вуза я столкнулся с Владимиром Владимировичем Мироновым  (на тот момент он был замдекана философского факультета МГУ) и буквально за несколько минут объяснил ему ситуацию, в которой находился. Потом Владимир Владимирович был моим научным руководителем в аспирантуре.

Психоанализ по-прежнему был рядом, причем теперь уже и физически — философский факультет и Институт психоанализа находились в одном здании и даже на одном этаже, и между ними была договоренность о том, что студенты нашего факультета могут посещать некоторые лекции института. Это была прекрасная возможность услышать самых ярких и продвинутых интеллектуалов того времени — Валерия Подорогу, Сергея Зимовца, Владимира Бибихина, Вячеслава Всеволодовича Иванова, Поля Рикёра...

Это было очень увлекательно! Уже тогда я  чувствовал, что рано или поздно «голубая пилюля» непременно даст о себе знать. Философия — это очень интересно, но мне не хватало какой-то практической составляющей. Хотелось чего-то более живого.

Психоанализ. Начало

— В Институт психоанализа я поступил в 2007 году, закончил его в 2010-м. Важным дополнением к учебе для меня стал еженедельный семинар, который вела на протяжении нескольких лет психоаналитик, психиатр Нина Кузьминична Асанова. Он давал более полное погружение не только в теорию, но и в практику. На семинаре были и чтение психоаналитических текстов с последующим обсуждением прочитанного, и супервизии. Этот формат нравился мне гораздо больше, чем заседания кафедры философии. Я понимал, что это именно та профессия, в которой я хотел бы развиваться дальше.

Вскоре после окончания института мы с коллегами организовали психологический центр. Нам нужно было где-то искать клиентов, и мы придумали маркетинговый трюк — давали объявления на купонные сайты, которые предлагали различные услуги с большими скидками. Это сработало, к нам начали приходить люди. Многие из них стали нашими клиентами на долгие годы.

— В какой момент вы почувствовали, что стали обладать этой профессией?

— Это ощущение пришло года через три-четыре, когда завершилась работа с самыми первыми клиентами; когда стали видны результаты тех внутренних процессов, которые повлекли за собой и внешние изменения в жизни моих пациентов. Вот тогда, наверное, и появилось чувство, что это — моя профессия, что я могу здесь оставаться и могу помогать.

Большим подспорьем для меня стала постоянная длительная работа с итальянским аналитиком Фульвио Маццакане, одним из ближайших соратников Антонино Ферро, она началась в 2018-м году. Сначала это были групповые супервизии, потом — индивидуальные. 
Примерно тогда же у меня впервые появилось ощущение, что мое интеллектуальное представление о психоанализе совпадает с практикой.

Это приносит, с одной стороны, огромное удовольствие, а с другой — появляется чувство ненасыщенности. Ты понимаешь, что что-то получается, но в то же время осознаешь, сколько впереди еще неизведанного. Это сильно стимулирует.

Две опоры

— Кто ваши главные авторитеты в психоанализе?

— Прежде всего, это, конечно, Зигмунд Фрейд. При этом какое-то личное отношение к нему у меня сложилось в 2018-м году, когда я предложил моим коллегам небольшой курс о Фрейде. В результате длительного, внимательного чтения работ о нем Эрнста Джонса, Макса Шура, переписки Фрейда с Вильгельмом Флиссом родилось отношение к нему как к человеку, которому я могу безусловно доверять.

Самым же первым моим большим открытием в области психоанализа стал Дональд Винникотт. Это случилось в 2010 году, когда я уже заканчивал учебу. Это было как взрыв, как влюбленность.

В какой-то момент для меня произошло нечто важное, когда за текстом проявилась пока еще неизвестная во многих отношениях реальность, которая меня заворожила и манила к себе. Для меня вдруг открылось, что в психоанализе важное значение имеют игровое, творческое начало, спонтанность, креативность и взаимодействие между двумя участниками этой игры — психоаналитиком и пациентом.

Вторым открытием стал Уилфред Бион. Впервые он появился в моей жизни в 2008-м. Это был год пришествия Биона в Россию— вышла в свет его первая книга на русском языке, Российское психологическое сообщество (РПО) провело большую конференцию, посвященную Биону.

Мое знакомство с ним состоялось на семинаре Надежды Владимировны Майн, где мы читали ту самую вышедшую на русском языке книгу психоаналитика. Осталось ощущение, что это сложный автор, но вот мы его читаем и даже что-то понимаем. Оказалось, что не так страшен Бион, как о нем говорят.

А дальше он где-то присутствовал, но всё равно словно уходил куда-то на периферию. К тому же его работ на русском языке практически не было. Меня по-прежнему увлекал Дональд. Он прекрасен, более понятен (хотя, на мой взгляд, это один из самых «темных» авторов в психоанализе). Благодаря ему у меня появилось чувство, что мне удается создавать пространство в кабинете, пространство для общения с коллегами.

Отношение к Биону изменилось в 2010-м году, когда мне совершенно случайно попалась в руки его книга «Внимание и интерпретация». Я открыл ее на первой попавшейся странице и понял, что всё — если в психоанализе есть такая книга, значит, я могу остаться в нем навсегда. Мне казалось, что я наконец-то встретил того, кто меня понимает; что есть человек, который отражает мою интуицию.

«Мой Бион»

— Как получилось, что вы стали переводить работы Биона?

— Мой первый опыт перевода состоялся где-то в 2009-м году. Для семинара Нины Кузьминичны мне нужно было перевести статью латиноамериканского аналитика Эммануэлe Бонасио, в которой был фрагмент из работы Биона, — притча о лжецах. С переводом текста Эммануэля сложностей не возникло, а вот притча Биона была совершенно непонятна. Какой-то странный язык, непонятный символический строй…

Это было мое первое соприкосновение с совершенно другим интеллектуальным миром, который звучал совершенно по-другому. С одной стороны, это вызывало много сложностей, с другой— завораживало. Но контактного барьера на тот момент еще не образовалось.

Он появился позже, в 2018-м, когда я впервые попал на групповую супервизию Фульвио Маццакане. Я узнал, что Маццакане регулярно приезжает с докладами в Питер. Там я и услышал его выступление о Бионе. Мне впервые открылся Бион не книжный, а звучащий. Если раньше я имел дело только с партитурой, то здесь я услышал, как он может звучать и использоваться в клинической практике. Это был потрясающий опыт, который послужил толчком для новых попыток чтения и освоения работ психоаналитика.

В какой-то момент я понял, что мне нужно постоянно обращаться к английскому тексту Биона. Это открывало иное ощущение и понимание его работ. Так что по-настоящему Бион начал открываться мне именно через текст на английском языке.

В 2020-м начался период, который я назвал бы «Мой Бион».

Грянула пандемия, всё неожиданно перевернулось, переиначилось. Мое внимание привлекли соцсети, в которых меня до этого практически не было. Неожиданно для себя я обнаружил, что там присутствует почти всё наше психоаналитическое сообщество. Захотелось предложить коллегам какой-то интересный контент.

В мае 2020-го я опубликовал первый текст, который назвал «Пуговицы Биона» (это метафора Ферро). За ним последовали другие публикации. Потом возникла дерзкая попытка перевести размышления Биона самому и на основе этого материала организовать и открыть семинар чтений и обсуждений прочитанного. Мы стартовали 8 сентября 2020 года, в день рождения психоаналитика. Это постоянно действующий семинар, для которого я регулярно перевожу работы Биона.

Из любителей — в исследователи

— Как вы познакомились с нашей программой и когда начали сотрудничать с ней?

— Это произошло совершенно неожиданным для меня образом и стало еще одним счастливым совпадением в моей жизни. Оказалось, что тексты, которые я пишу для соцсетей, интересны моим коллегам. В какой-то момент на меня вышла Светлана Михайловна Фёдорова (старший преподаватель программы), потом я познакомился с Андреем Владимировичем Россохиным. Мне предложили сделать курс о Бионе. Конечно, я согласился — от таких предложений не отказываются!

На тот момент я вообще не знал, к кому иду, с кем встречусь, что из этого получится. Это было как прыгнуть в реку, не зная, выплывешь ты или нет. Поэтому я безмерно благодарен и Андрею Владимировичу, и моим коллегам, и слушателям, которые пришли ко мне в первый раз. Если бы не их живой интерес, никакого продолжения у этой истории не было бы.

Курс пролетел быстро — изначально мы договорились на пять встреч. Но за эти пять недель что-то состоялось, что-то случилось — возникла связь. Наше сотрудничество с программой продолжилось — появились интервизии, супервизии. Потом мне предложили расширить курс до 11-ти встреч.

После дебюта на программе я почувствовал, что мой символический статус в отношении работы с Бионом изменился. Если до этого я считал себя любителем, amateur, то через приглашение работать в исследовательском университете, на магистерской программе, через возможность делиться своими открытиями уже не только в частном  порядке я стал исследователем. 

— Сейчас ваши переводы существуют в виде учебного курса, материалов для семинаров, публикаций для соцсетей. Можно ли рассчитывать на то, что однажды они увидят свет в виде книг?

— Я уже говорил, что моя судьба очень благосклонна ко мне и щедра на встречи с яркими, прекрасными и очень увлеченными своим делом людьми. Одной из таких встреч стало знакомство с моим коллегой Сергеем Князевым. Мы познакомились в 2018-м году на семинаре, а в 2022-м встретились на собрании для преподавателей нашей программы. У Сергея есть издательство, которое выпускает психоаналитическую литературу. Сейчас он выкупил права на издание работ Биона, так что книги будут. Одна или две появятся, возможно, уже в этом году. 

16 вершин

— Расскажите, пожалуйста, о ваших планах.

— Собрание сочинений Биона состоит из 16-ти томов — это как 16 горных вершин. Перевод книг — кропотливая, трудоемкая, черновая работа. Так что я примерно знаю, чем буду заниматься в ближайшие лет 20.

— Чем вас привлекает эта работа?

— Я думаю, что в каком-то смысле унаследовал профессию моего отца. Он 33 года проработал на шахте, был проходчиком, то есть пролагал новые шахтные стволы, создавал инфраструктуру для дальнейшей добычи угля. И я тоже проходчик. Мне интересно идти туда, где открываются новые пути. Мне нравится заниматься черновой работой, создающей «инфраструктуру» для восприятия новых идей и теорий. Отсюда любовь к переводам, работе с пациентами, долгим, вдумчивым чтениям на семинарах.

— И никогда не возникает желания пойти туда, где уже светло и есть дороги? 

— Иногда бывает трудно и возникает ощущение, что это гора, с которой невозможно справиться. Но я в своей жизни стараюсь следовать японской философии кайдзен о важности маленького шага для достижения большой цели. Это мое противоядие, которое помогает в сложные периоды. В этом плане мне еще очень нравится латинское выражение: «Капля точит камень не силой, но частотой падения». Оно для меня почти как девиз.

— Где еще искать опору в трудные времена? 
— Опорой может стать что угодно! Это может быть любая вещь, любое занятие, любая деятельность, но та, которая поможет проявить себя творчески. Ничто так не восстанавливает нашу витальность, как проявление даже мимолетного творческого процесса, которое может случиться в любой момент.

Это могут быть очень простые вещи. Например, если вы живете на 10-м этаже, то можете подняться на лифте на 12-й и потом на два этажа спуститься вниз по лестнице пешком. Такое маленькое сумасшествие. То, что Бион называет «счастливым безумием». Позвольте себе это маленькое счастливое безумие, а его проявление может быть абсолютно любым. 

***

Следующая статья в рубрике Наши люди — Вечный женский вопрос