С марта в Вышке существует «Республика ученых», которая объединяет молодых студентов-исследователей. Андрей Кожанов, директор Центра академического развития студентов, рассказал в формате «Паспорта республиканца» о том, как объяснить тему своего исследования бабушке и о фейлах в науке.
С января 2019 года мы с коллегами придумываем и реализуем на практике идеи поддержки и развития вовлечения студентов Вышки в науку вообще и в свою исследовательскую сферу – в частности.
Наша основная задача – сформировать у студентов приверженность научной рациональности. Далее – осознать себя в университете как причастного науке и академической профессии, ведь балакавр или магистр – это научные степени, даже если специальность позиционируется как прикладная или управленческая.
И, наконец, третий уровень «просветления» – это принять решения о том, чтобы целенаправленно развиваться внутри конкретной области исследований и конкретного сообщества ученых, «мыслительного коллектива», как говорил Людвиг Флек.
Мы никого не собираемся к чему-то склонять или заставлять любить науку. Мне кажется, это лучший способ погубить все дело. Мы хотим предложить студентам Вышки подумать о том, а не связана ли жизнь в университете с академическим проектом?
Забавно читать в опросах студенческой жизни, как некоторые считают, что наука – это не про них. Заимствуя метафору из дискуссии социологии науки, можно сказать, что это как лететь в самолете на высоте 10 тыс. метров и не признавать законы аэродинамики. Поздно. Если ты в университете, ты уже в науке. Просто это не наука «больших открытий», а отдельные анклавы обучения научному мастерству.
Создавая «Республику», мы думали и искали. Варианты скопировать у кого-то отпали, когда мы осмотрелись и не увидели нигде того, что нам бы подходило из-за поставленных задач и из-за специфики Вышки с ее большим набором бакалавров по широкому профилю направлений.
Из истории науки мы знали, что есть две базовые модели – наука как вертикальная иерархия академии и горизонтально распределенный «невидимый колледж». Однако любые иерархии и культуры статусного почитания ассоциируются у нас с номенклатурой, бюрократией, включая многочисленные попытки организовать в Вышке студенческие научные общества. Поэтому мы предложили студентам университета со всех программ и уровней горизонтальную модель «Республики ученых».
Мы стартовали в марте, сейчас в «Республику» вступили 145 студентов по тем жестким критериям, которые мы заявили как условия входа.
Сейчас «Республика ученых» – это площадка, к которой настраиваются инструменты развития академических навыков студентов Вышки. Это, например, программа трэвел-грантов, программа поддержки студенческих научных конференций, конкурс научных блогеров-студентов Вышки, школа научного вики-редактора. У нас еще много идей и мы намерены в следующем учебном году развернуться на полную.
Рассказать про науку или университет легко. Самая большая проблема – объяснить, что такое социология. А если это еще и социология науки и научного знания… We have a situation here.
Можно рассказать, используя клише (например, «социология – наука об обществе»), правда, людей это еще больше раздражает. Можно идти от обратного и говорить о том, чем ты точно не занимаешься – например, не стоишь с анкетами у кассы в «Ашане».
Сейчас я думаю, что смогу рассказать всем, но для этого потребовались годы тренировок и понимание двух важных для социального ученого практических отраслей – социолингвистики и социологии научных коммуникаций.
Первая учит нас переводу регистра с научного на обыденный. Вторая – пониманию того, как смещаются цели и мотивы аудитории при переходе в различные институциональные контексты. То есть говорить о науке с учеными и с людьми, посторонними науке, – разные вещи.
Я бы начал с того, что есть социальная проблема, которую решает моя область исследований. Например, социология экспертного знания определяет, как и почему люди доверяют экспертному мнению, от которого мы находимся в фатальной зависимости.
Даже социологи, исследующие Витгенштейна, не чужды реальным проблемам: правила, по которым существует человек в культуре и социуме, находятся в дуализме формальных предписаний и отсутствия четких инструкций по их выполнению. Это сразу становится понятно, когда социолог показывает практические приложения этих исследований: дорожное движение, порядок в общественном транспорте – везде, где существует упорядоченный хаос.
Истории неуспеха – это важнейшая часть истории любой науки. Это не только показывает зоны риска, но еще и помогает расслабиться и идти дальше, переступив через перфекционизм как невротический комплекс.
В истории науки много как случайностей, так и ошибок, выдаваемых за норму. Когда коллеги просили меня принять участие в разработке концепции новой экспозиции Политехнического музея, я был сторонником появления раздела об Истории Не-Успеха. Это на конференциях называют «секции откровений» (confession session), где участники рассказывают о своих провалах.
Однажды мы делали эмпирическое исследование со сложным экспериментальным планом, сочетающим фокус-группы, онлайн-опросы и ведение специальных сессий онлайн по проблематике отношения людей к изменению глобального климата и роли антропогенного фактора.
Получилось все неплохо, но статистически значимых результатов мы так и не обнаружили. Это как хирургическая операция, сделанная по всем правилам, в результате которой пациент умер.
Журналы не публикуют статьи с негативными результатами. Всех интересует именно связь, зависимость, результат в терминах позитивного расширения сферы объясненного. Впрочем, неуспехи сейчас все чаще публикуются под видом локальных статистических связей, повторить или проверить которые невозможно.
Мы не стали докручивать, статью в журнал так и не послали.
Я не мечтаю о венце. Если подумать о том, чего хотелось бы добиться в академическом плане, то сейчас я сосредоточен на развитии в России нормальных исследований научной коммуникации – внешнем взаимодействии института науки и различных социальных групп и категорий.
Наша социология науки довольно долго посвящала себя исключительно внутренним исследованиям научной профессии и института науки, наукометрии. Мне же интересно восприятие научного знания и технологий в обществе, формирование доверия к институтам экспертизы и науки, диалог между сообществами ученых и вовлеченными группами социальных активистов.