Внедрение трехуровневой проектной системы в Вышке начинается с ФГН. Декан факультета гуманитарных наук Михаил Бойцов рассказал о своем видении этого процесса.
— ФГН первым среди вышкинских факультетов переходит на трехуровневую проектную систему. Насколько, на ваш взгляд, органична эта система для факультета?
— Мне уже доводилось рассказывать, что трехуровневая структура не была кем-то изначально задумана как некое целое, а сложилась, так сказать, исторически. Изначально мы не предполагали, что появятся проекты, заказанные нам университетом, и, соответственно, представляли себе структуру проектов скорее как бинарную. Однако то, что в итоге вышло, выглядит, на мой взгляд, вполне логично. Одно дело — уровень межкампусного и межфакультетского мегапроекта, другое дело — крупный факультетский проект, поддержанный руководством университета, и третье — проект, реализуемый всецело на факультете и из факультетских же ресурсов. Понятно, что в эту конструкцию не вписываются проекты с внешним финансированием — например, поддержанные РНФ или другими отечественными и международными фондами, но о них и речь особая.
— Существуют ли ограничения по количеству проектов в утвержденной университетом трехуровневой системе? Как должно соотноситься количество мегапроектов, в которых принимает участие факультет, и собственных проектов второго и третьего уровня?
— Ни о каких соотношениях никто специально не заботился, хотя что может быть естественнее ситуации, когда относительно больших, дорогих и амбициозных проектов мало, а относительно дешевых и вполне конкретных, напротив, — много? Зависимость числа проектов второго уровня от числа проектов первого уровня я вижу только в том, чтобы факультетские проектные группы участвовали по возможности в каждом из мегапроектов. Притом необязательно чтобы на каждый мегапроект от нас выдвигалась только одна группа — их вполне может быть и две, и больше.
К сожалению, на один предложенный мегапроект мои коллеги так и не откликнулись, зато для всех других соответствующие группы уже складываются. Кроме того, на второй уровень вынесены и такие факультетские проекты, которые ни в какие мегапроекты не включены, но могут представлять самостоятельный интерес не только в рамках нашего факультета. Они являются, так сказать, нашим встречным предложением.
— В чем сущностные отличия проектов второго и третьего уровня? Нет ли опасений, что проекты третьего уровня будут как-то дискриминироваться с точки зрения отношения к ним научного руководства?
— Поскольку речь идет всецело о поддержке, непонятно, о какой дискриминации здесь вообще можно говорить. Факультет раздает проектам третьего уровня свои собственные, кровно заработанные деньги. Конечно, всегда можно сказать, что этих денег немного, но, во-первых, и их вполне можно было потратить на совершенно другие цели, а во-вторых, желающим получить в следующем году на проекты больше, стоит подумать в этом году, как помочь факультету больше заработать. Проекты второго уровня отличаются от проектов третьего как раз тем, что они по тем или иным причинам заинтересовали руководство ВШЭ и мы надеемся реализовывать их, используя не одни лишь ресурсы ФГН. Некоторые из проектов изначально третьего уровня мы передали «выше» и они вошли в мегапроект.
Похожие перемещения не исключаются и в будущем. Мы только начинаем это большое дело и нужно искать гибкие формы построения проектной деятельности, чтобы жесткие рамки ее не загубили. Поэтому переходы с одного уровня на другой (притом в обоих направлениях) заведомо исключать не стоит.
— В каком количестве проектов сможет принимать участие один сотрудник?
— Мы пока не вводили по этому поводу никаких ограничений. Если вдруг выяснится, что участие сотрудника в энном количестве проектов вызывает как-либо отрицательные явления, будем на это реагировать принятием регламентных решений.
— Как участие сотрудников факультета в проектах первого, второго и третьего уровня будет отражаться на их заработках?
— Надеюсь, что только положительно. Во всяком случае, никаких штрафов в нашу систему мы уж точно не закладывали. Другое дело, что финансирование проектов разное и перспективы у них тоже неодинаковые. Одни — проекты третьего уровня — завершатся уже через год или два (будем надеяться, удачно), другие — прежде всего проекты первого и второго уровней — если окажутся успешными, получат шанс превратиться в полноценные лаборатории и центры, где научным сотрудникам будут выплачивать регулярную заработную плату по обычным вышкинским правилам. Кстати, проектам третьего уровня этот путь тоже не заказан. Мне известны такие проектные группы, которые уже собираются подавать заявки на конкурс лабораторий ЦФИ, а то даже и международных лабораторий.
– На последнем ректорате было отмечено, что результатом реализации проектов не должно быть создание новых учебных курсов, поскольку уже имеется некоторое перенасыщение в этой области. В чем вы видите результат? Можно ли привести примеры по конкретным проектам?
– На ректорате говорилось, что далеко не каждый — даже крупный — проект должен подразумевать создание собственной образовательной программы. Эта реплика прозвучала, видимо, под впечатлением от знакомства с отдельными, особо амбициозными проектными заявками, авторы которых полагают, что их предложения в конце концов приведут к созданию лаборатории или центра, а тому хорошо бы обзавестись собственной магистерской программой. На самом деле таких заявок совсем немного.
Цели обозначаются обычно как подготовка того или иного исследования, результаты которого материализуются в виде публикаций. Однако это может быть вовсе и не публикация в традиционном понимании в виде статьи или книги, а, например, электронный справочник, вроде того, что предлагается в проекте «Просопография домонгольской Руси». В него должны быть внесены сведения об абсолютно всех известных по именам людях Киевской Руси. А то, что справочник электронный, позволит его бесконечно расширять, превращая потенциально в универсальную историко-литературную энциклопедию. Ведь помимо имен и дат жизни, в него можно включать отсылки к источникам, упоминающим героя той или иной словарной статьи, или же сочинениям, написанным им самим, к географическим пунктам и событиям, с ним связанным, и т. д. до бесконечности…
— Какие наиболее важные проекты утверждены на данный момент?
— Все проекты, прошедшие факультетский конкурс, мы считаем утвержденными и ожидаем начала их реализации уже в сентябре. Возможно, в ходе переговоров с руководителями проектных групп понадобится внести какие-либо уточнения в дизайн проектов или в «технические задания». Решения по остальным проектам второго и, тем более, первого уровня принимаются не на факультете.
Не хочу, конечно, сглазить, но думаю, однако, что речь будет идти не об их «утверждении» или «неутверждении», а об уточнении или углублении концепций, о формах взаимодействия разных проектных групп одного мегапроекта между собой, о подключении новых участников и других подобных сюжетах. На нынешней стадии кристаллизации проектной структуры к любым переменам нужно относиться с пониманием — чтобы сложились оптимальные организационные формы, потребуется некоторое время.
— Все ли действующие сотрудники факультета найдут себя в этих проектах и вообще в структуре факультета в следующем году? Например, были волнения относительно сотрудников, выступавших с заявлениями в прессе.
— В начале августа многие преподаватели уже получили приглашения занять должности в новообразованных школах ШФН и ШФиК. Про отказы от них я пока ничего не слышал. Примерно через неделю будет вторая волна приглашений. Вопрос о том, кто и как выступал в сми, не входил в число квалификационных критериев, по которым оценивали сотрудников. Слухи о массовых сокращениях, будоражившие общественность, были сильно преувеличены. В действительности нам удалось минимизировать потери.
— Как поменяется учебный процесс для студентов бакалавриата и магистратуры после перехода на проектную систему?
— Формально он не поменяется никак. Все курсы, прописанные сегодня в рабочих учебных планах, никуда не денутся, не сократятся и не удлинятся, и новые к ним не добавятся. Если в ближайшие годы реформа бакалавриата и произойдет, то вне прямой связи с расширением проектной деятельности. Вместе с тем мы надеемся, что сама атмосфера учебного процесса существенно изменится, когда студенты станут участниками не учебных, а «настоящих», «взрослых» академических проектов. Сегодня такое более или менее привычно разве что студентам-лингвистам — у них выполнение учебного проекта часто является одновременно и решением реальной задачи, имеющей научное значение. Остальные гуманитарии исходят из презумпции, что квалификация студентов — даже старшекурсников — по определению слишком низка, чтобы допускать их к настоящим исследованиям.
Сейчас мы стараемся создать условия, при которых студентов охотнее брали бы в серьезные проекты — если еще и не в мастера, то хотя бы в младшие подмастерья. В каких-то случаях они будут, наверное, получать задания творческие, в каких-то рутинные. Но для человека, серьезно настроенного на овладение профессией, доскональное знание ее рутины обязательно. Иначе студентов-медиков не отправляли бы в больницы заниматься самым низкоквалифицированным трудом. В нашем случае в виде такой рутины я представляю себе прежде всего составление указателей и стандартизацию научного аппарата готовящихся публикаций. Однако, во-первых, и в этих занятиях имеется профессиональная романтика, а во-вторых, уверен, что найдется немало и куда более захватывающих задач. Главная перемена в учебном процессе будет состоять в том, чтобы студенты с самого начала учились своему профессиональному делу не только теоретически, но и практически, «в деле».