«Холодок бетонной стены я чувствовал спиной»

В советское время Владимир Коссов 20 лет проработал в Госплане СССР и руководил его Главным вычислительным центрм, а потом создавал систему управления страной на случай войны «Контур». После перестройки был заместителем министра экономики, и практически с начала создания Вышки преподавал в ней то, в чем является одним из лучших специалистов — управление инвестиционными проектами. 22 августа Владимиру Коссову исполняется 85 лет. «Вышка для своих» по этому поводу публикует интервью с ним.    

Про одну неудачную попытку 

В Госплане я был одним из немногих, кто читал по-английски. В английском я самоучка, говорю ужасно, а читать еще в юности выучился. Поскольку я курировал все материальное производство СССР, кроме военно-промышленного комплекса, отвечая за цифры, которые будут записаны в пятилетнем плане, английский мне был нужен для понимания того, что происходит в мировой экономике.

Я регулярно читал английский Economist и копии докладов центрального разведывательного управления Соединенных Штатов о положении в Советском Союзе. Во-первых, я должен был понимать, что они считают нашими слабостями, чтобы в пятилетнем плане укрепить позиции. А во-вторых — куда они бегут, чтобы нам от них не отстать.  

Но если бы можно было выстраивать планы, отталкиваясь только от таких вот соображений, это было бы счастье. На самом деле, прежде всего руководителю Госплана СССР Николаю Константиновичу Байбакову (а это был выдающийся человек, которому Россия обязана своим углеводородным благополучием, горжусь тем, что входил в его ближний круг) приходилось учитывать интересы  различных групп влияния.  

Было два основных клана — ВПК (вотчина маршала Дмитрия Устинова) и АПК (во главе — секретарь ЦК КПСС Федор Кулаков, а потом его преемник, Михаил Горбачев). Кулаков считал, что в 30-е годы сельское хозяйство разорили, и теперь надо долг возвращать. Горбачев эту идеологию подхватил и требовал, чтобы четверть капитальных вложений страны направлялась в АПК. Ему внушили, что такова «правильно подсчитанная» доля сельского хозяйства в национальном доходе страны, а это было глупостью. Я ему так и заявил на совещании: «Михал Сергеич, какая четверть национального дохода?! Чем больше доля сельского хозяйства в нём, тем бедней страна. Только нищие страны имеют большую долю сельского хозяйства, а наша страна промышленная». Есть книга помощника Горбачева В.Болдина «Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.Горбачева», так описана эта сцена, но я указан просто буквой К.

Михаил Дмитриев

Мы готовили план пятилетки 1981-85 годов. И вдруг я замечаю, что у американцев годовые капиталовложения в связь превышают наши вложения за пятилетку! То есть, они с помощью современной связи создают принципиально новые возможности для производства. И если мы не будем делать того же — то через пять лет они, условно, уже на компьютере будут печатать, а мы — гусиным пером писать.  

Стали думать, что делать. Яков Уринсон был автором динамической межотраслевой модели экономики СССР, и мы с ним на этой модели гоняли варианты — как нам вытащить связь, за счет чего. Потому что это же огромные капиталовложения. Медь нужна, медная проволока, заводы, где ее производить и т.д. Прокрутили, все высчитали. Но проблема в том, что доля капитальных вложений на сельское хозяйство в результате расчетов определилась в 18%. С моей-то точки зрения, вполне достаточно. Но Горбачев настаивал, что в сельское хозяйство нужно направить не 18%, и даже не 20%, а 27,2%! И он сумел провести это решение как директиву. И наши расчеты вылетели в трубу… 

Про мотивацию советского человека 

Когда мы вышли на перекур после того совещания, на котором я спорил с Горбачевым, вокруг меня была пустота метра на три. Я уже пошел в Госплан СССР собирать вещи — думал, уволят, но обошлось. Спорить с секретарем ЦК КПСС было, мягко говоря, не принято. Но я спорил не как революционер, а как нормальный советский человек, «совок», который чувствует себя скверно от того, что начальство несет чушь. Таких случаев было еще несколько.

Со времен Хрущева, когда фронтовики решили, что достаточно настрадались на войне, и надо жить хорошо, цели плана резко изменились. Во главу угла был поставлен уровень жизни. Лицом плана стали три показателя: ввод жилья, потребление мяса и потребление молока. А все они были сильно дотируемы из бюджета. Это что значит? Это значит, что чем больше они росли, тем сильнее на шее государственного бюджета затягивалась удавка. Цены на жилье не пересматривались с 1926 года, доля затрат на оплату жилья у советского человека была 5%, хотя нормальный уровень расходов в развитых странах — 20%. С мясом то же самое: за каждый кг закупаемого мяса государство платило 5 рублей, а в магазине мясо стоило 2 рубля.

Михаил Дмитриев

Брежнев поручил Байбакову разработать меры по ослаблению дефицита мяса, а он поручил эту задачу мне. Я предложил следующее: поскольку государство покупает мясо по 5 рублей, нужно сделать такими же розничные цены, а увеличение цены на 3 рубля  компенсировать населению. Насколько помню, государством в расчёта на душу закупалось 57 кг, а потому годовая выплата населению была бы 171 рубль. Что бы случилось в случае компенсации? Снизился бы спрос. Получив эти деньги, люди бы частично потратили их на другие нужды, а за дорогой колбасой в Москву уже не поехали бы. То есть, нарастить производство мяса быстро мы не могли, но мы могли снизить спрос, и это нужно было сделать. Но это предложение не было принято Алексеем Косыгиным, которому Байбаков был обязан доложить до доклада Брежневу. Неудовлетворенный спрос стал расти, и это способствовало развалу страны. 

Про развал  

Советскую экономику угробили два решения: закон о социалистическом предприятии 86-го года, который разрешил директорам заводов рисовать любую зарплату, и антиалкогольная компания 85-го. Первое решение врубило на всю мощь печатный станок. В стране перестали контролировать денежную массу: до этого было правило, что темп роста заработной платы в плане должен отставать от темпа роста производительности труда. А второе решение вырубило значительную часть доходов бюджета.  

Непосредственно же развал Союза как государства не был вызван экономической ситуацией. Лично я уверен, что это был просто результат политической драки Ельцина с Горбачевым. Несмотря на все недостатки при составлении пятилетних планов, советская экономическая система была достаточно гармонична. Умная экономика всегда в той или иной мере плановая — общество должно понимать, куда оно идет, какие ресурсы нужны для достижения целей, и какие «плюшки» нужно приготовить тем, кто добежит в нужном направлении первым. В советской системе был командный подход — гнать к поставленным целям директивно, как баранов плеткой. Но и «плюшки» были, на самом деле. По размеру «плюшек» можно было легко понять, что главное для страны — это ВПК: какой-нибудь заслуженный физик-ядерщик от заслуженного филолога по цифре реально получаемых благ 

отличался на пару нулей справа.  

До сегодняшнего дня в том виде плановая экономика, конечно, не дожила бы. Дело в том, что одна только номенклатура товаров современной экономики на порядок или два отличается от того, что производили в то время.  Попытка планировать централизовано производство товаров в широком ассортименте не имеет смысла, эта задача должна решаться договорами между агентами. То есть, систему управления модернизировать нужно было, а вот разваливать Советский Союз — нет. Это была катастрофа.   

Михаил Дмитриев

Последствия развала Советского Союза по просьбе Егора Тимуровича Гайдара я просчитал в системе «Контур», которой руководил с момента её создания в 84 году. Это система информационного обеспечения управления советской экономикой на случай войны. Если хотите, такой кардиограф экономический. Рыжков Николай Иванович, который меня рекомендовал как секретарь ЦК КПСС на эту должность, напутствовал такими словами: если она (эта система) в ответственный момент не сработает, поставим тебя к стенке. Я этот холодок бетонной стены прямо спиной в этот момент прочувствовал — так что систему отстраивал на совесть. 30 лет я уже не работаю в «Контуре», а система работает. 

Так вот, Егор Тимурович Гайдар еще до Беловежских соглашений попросил меня просчитать, что будет с союзными республиками, если связи между ними распадутся. Я просчитал. Ему передал суть одним словом, непечатным. Уточнив, что для России примерно то же, что для других республик, но чуть лучше.     

О воле и демократии

Для того, чтобы понять, как изменения в жизни страны за длительное время сказываются на благополучии её граждан, я решил сравнить ожидаемую продолжительность жизни мужчин (в России она значительно ниже, чем у женщин) за разные годы по России со стандартом, за который принял Швейцария. (Этой теме посвящена моя статься «Отставание России от западных стран – следствие разрыва между вековыми чаяниями народа и прозой жизни. // Экономическая наука современной России. 2020. № 2. С. 132-147.В ней я стараюсь объяснить почему в богатой природными ресурсами России средний человек веками живёт беднее, чем в лишенной их Швейцарии). 

Оказалось, что к концу правления Никиты Хрущёва отставания от стандарта было минимальным, но все-таки оно было всегда. Почему? Причина в том, что будь то царская Россия, или Советский Союз, или нынешняя Россия — это автаркическая система, в которой возможности человека реализовать себя ограничены. Основа успешной экономики — гражданин, реализующий свои права на свободу. Не в значении «халявы», которую символизирует герой русских сказок Иванушка-дурачок. А в значении настоящей демократии. Сегодня ближе всего к ней подошла как раз Швейцария со своей «прямой демократией». 

Но если обратиться к прошлому — там мы тоже найдем доказательства фатального отставания. Есть картина Рембрандта «Синдики» на ней изображены представители гильдии суконщиков, избранные гильдией для контроля качества производимого сукна. Не тети и дяди из Роспотребнадзора, а самый что ни на есть живой, рыночный механизм — саморегулирование. Это, между прочим, 17-й век, Нидерланды.  

Если мы посмотрим на ландшафт бизнеса любой крупной страны: США, Англия, Франция, Германия, Япония, Южная Корея — этот ландшафт будет условно похож на дикий морской пляж: мелкая галька (малые предприятия), камушки побольше, и редкие крупные валуны. В математике это называется логарифмически нормальное распределение: чем больше предприятие по численности занятых, тем меньше доля таких предприятий в их общем числе. В этой экономике тех, кто стоит горой за свою собственность — их просто много, минимум 10%. Эти люди являются основой демократической системы, а такая система уже сама себя селекционирует, поддерживает и воспроизводит. Экономика Советского Союза — это скала, взорванная и обрушенная на берег моря. Валуны такие, что между ними не пролезешь. Но и последующие режимы полноценную рыночную экономику в нашей стране построить не смогли.   

Два моих студента — один в бакалавриате (в прошлом году), другой в магистратуре (в этом году) — писали работы по проектам утилизации твёрдых бытовых отходов, мусора. Оба получили десятки (а у нас десятки на факультете редкость!). Они исследовали, как устроены проекты утилизации мусора во всем мире, и это знание проектировали на Россию. Выяснили, что везде — везде! — мусором занимаются на муниципальном уровне. А у нас провели реформу, чтобы из рук местных выбить этот бизнес. У меня в Химках, например, мусор убирает фирма из Подольска… Такая вот динамика развития малого бизнеса.   

Про образование 

Вот история о том, как мне пришлось выучить английский. После окончания экономического факультета Тимирязевской академии мне посчастливилось попасть на работу в сибирское отделение АН СССР. Академик Василий Сергеевич Немчинов, которого я считаю после мамы и папы третьим по значению человеком в моей жизни, создал там первую в стране лабораторию по применению статистических и математических методов в экономических исследованиях. Меня к нему направила из Тимирязевской академии его бывшая аспирантка, Наталья Антоновна Демьянова. Но когда я первый раз побывал в лаборатории, я приехал к ней в ужасе — я чувствовал там себя полным олухом! Не понимал вообще, о чём вокруг меня говорят. Поблагодарил её и сказал, что мне там нечего делать. Она мне сказала «вы молодой и очень глупый, идите туда, не пожалеете». И я пошел. Мне сказали, что практически вся литература на английском. Я принялся срочно учить его, по ленинскому методу — бумажки в спичечном коробке: с одной стороны русский текст, с другой — английский. Через полгода я уже читал по-английски.  

Когда я пришел в Вышку (это было самое начало), университет тоже был элитарным заведением, на несколько сотен выпускников всего. Первые два потока вообще были для взрослых. Потом, с годами, университет стал очень большим. Но главное достоинство Вышки сохранилось. Тут отличные возможности для работы, для всех. 

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 21 августа, 2020 г.