Проект «Russian and Comparative Literature», который в течение следующих трех лет будет реализован на базе факультета гуманитарных наук, должен стать площадкой для диалога между различными областями современной гуманитарной науки, связанной с изучением русской и мировой литератур. О том, почему в советское время компаративистика была запрещена, как эта наука защищает «литературные меньшинства» и почему она так актуальна сегодня, рассказывает руководитель проекта, доцент школы филологических наук Алексей Вдовин.
Comparative Literature, компаративистика — один из многих терминов, к сожалению, не имеющих красивого и точного аналога в русском языке. Эта наука изучает миграцию, диалог, взаимодействия между различными мировыми культурами, и в частности — литературами. Появилась она в конце 19 века, одновременно в разных странах, в том числе и в России. Русские исследователи Пыпин, Буслаев, и особенно — Александр Веселовский внесли важный вклад в первые в мире исследования миграции сюжетов — мифических, фольклорных, литературных. А их последователи в начале 20-го века из «протонауки» превратили компаративистику в значимую гуманитарную дисциплину.
Однако потом случился длительный перерыв. В советское, а точнее, в сталинское время, в конце 1940-х началась борьба с космополитизмом и «буржуазной наукой Запада». Многие школы компаративистики, существовавшие в Москве и в Ленинграде до войны, были разгромлены, вплоть до физического уничтожения. Компаративистика как серьезная наука, по сути, прекратила существование на долгие годы.
В то же время, в Европе и США компаративистика была в расцвете. Можно вспомнить универсалистские концепции истории европейской литературы Эрнста Роберта Курциуса и «Мимесис» Эриха Ауэрбаха, затем, в 1970-е – концепцию «ориентализма» Эдварда Саида — все это были значимые научные достижения, с опозданием пришедшие в Россиию. Отсутствие некоторых важных штудий по русской литературе до сих пор ощущается: в частности, изучение того, как русская литература находилась в диалоге с ключевыми европейскими литературами. Это чрезвычайно интересные переплетения: например, у нас сейчас одна из проектных групп исследовала как литература русской эмиграции повлияла на французскую литературу первой половины 20 века (очень сильно!), и одновременно впитывала в себя специфические французские идеи. А мировая литература конца 19-го века вообще находилась под очень сильным влиянием русской литературы. В то же время, русская литература, безусловно, испытывала на себе влияние немецкой, французской, английской литератур…
Восстановление российской компаративистики началось в 70-80 гг. Появилось новое поколение специалистов, которые учились в разных странах и в России, и подобно изучаемым им сюжетам, имеют возможность постоянно мигрировать из одной традиции в другую. Последние годы мы предпринимаем усилия для того, чтобы наверстать упущенное и дополнить мировую науку необходимыми штудиями, а также участвовать в актуальных дискуссиях. Одна из них, например, связана с проблемой размывания, релятивизации некогда жесткого литературного канона — и это важнейший вопрос, в том числе политический, этический и т.д.
Дело в том, что после Второй мировой войны человечество столкнулось с размыванием канона европейской литературы, вокруг которого все «вертелось» последние две тысячи лет. Что это значит? Есть набор ключевых текстов, около ста–двухсот, от Гильгамеша и Илиады до национальных классиков в каждой литературе. В нашем случае — до Толстого и Чехова. И все образование, все воспитание культурных и социальных элит две тысячи лет строилось на изучении и толковании этих текстов. Плюс религиозные тексты в каждой культуре. В 20 веке эта ситуация резко изменилась, все каноны, и национальные, и этот глобальный, некоторый консенсусный мировой канон, во многих демократических странах (США, страны Европы), подвергся массированной атаке и был поставлен под сомнение. Мир стал сложнее: многие страны получили независимость после распада империй, возникло много национальных государств и много новых национальных литератур. Это, конечно, далеко не новый процесс, но он по-прежнему бурный, и мы это видим, в частности, на литературном рынке: каждый год появляются новые авторы из ранее не участвовавших в «большой игре» национальных литератур. Каждый день заявляет о себе новое меньшинство, новая литература, новые писательские субкультуры, и все это множится и требует своего места под солнцем.
Эти процессы очень конфликтогенны. Многие устойчивые институции, даже государства, сопротивляются этим процессам и подавляют их, что временами приводит к взрывоопасным ситуациям. Другие институции их принимают и приветствуют: так, например, когда-то нельзя было представить себе отдельный от советской триумф белорусской литературы в виде Нобелевской премии у Светланы Алексиевич.
Чтобы процессы адаптации нового проходили мирно, это новое обязательно нужно изучать, понимать его. Для этого и нужна компаративистика.
Заявленный нами проект по компаративистике, в частности, ставит и эту задачу. По числу задач мы называем его «схема 4+1» — четыре фундаментальные задачи и одна практическая.
Фундаментальные выглядят так. Первая группа под руководством Елены Земсковой займется компаративистикой как историей перевода. Эта группа будет рассматривать проблематику взаимоотношения культур именно через перевод, в частности, займется описанным ранее вопросом о дроблении канона через циркуляцию литературы в переводах. Вторая, межкампусная группа (Москва, Санкт-Петербург и Нижний Новгород), под руководством Евгения Казарцева займется темой международных связей и взаимодействий русской литературы. Третья, под моим руководством, планирует создать первый в мире электронный корпус русского романа, с возможностью поиска, включающий до трех тысяч текстов. Анализом этого корпуса мы будем заниматься вместе с социологами, поскольку нашей задачей будет именно эмпирическим путем проверить гипотезу об особом от всего мира пути развития русского романа. И, наконец, четвертая группа под руководством Николая Поселягина сосредоточится на изучении того, как литература нового времени воздействует на наши повседневные практики.
Проект, который мы называем «плюс один» — первый в России международный журнал по компаративистике, который мы с питерским кампусом задумали учредить. Думаю, это будет значимое издание для мировой науки, в связи, опять же, с этой множественностью канонов. На территории бывшего СССР процессы возникновения новых литератур идут очень интенсивно: возникают многочисленные национальные литературы, которые долгое время были подавлены литературой «старшего брата», и этот процесс привлекает внимание многих исследователей. Потому что литературы ведут себя очень по-разному, как живые люди. Некоторые хотят развиваться вослед русской и продолжают копировать что-то. Некоторые выбрали свой путь развития, еще до 1991 года и пытались его отстаивать. Например, украинская литература очень интересная в этом отношении, совершенно самобытная, с потрясающими авторами, с очень интересным постмодернизмом, который в каком-то смысле возник либо параллельно с русским, а в некоторых случаях раньше, чем русский. Или эстонская литература, которая до 1940 года была частью скорее европейского пространства, взяла самое интересное из русской имперской литературы, интенсивно взаимодействовала с европейским авангардом и модернизмом.
Может быть, мы сможем выйти на еще более высокий международный уровень, запустить журнал с международной редколлегией, это тоже форма институционализации наших исследований. Или, например, если нам удастся привлечь международных партнеров из европейских и других университетов, мы будем подавать на большие международные гранты. Главная наша цель - превратить наши проекты в какие-то стабильные структуры, которые существуют в стенах Вышки в виде лабораторий, центров, институтов.
Художник Дарья Аракелян, Школа дизайна НИУ ВШЭ