«У человека должна быть свобода выбора»

Александра Скрипченко — блестящий молодой ученый: постдок в институте фундаментальной математики в Париже, стипендия имени Мечникова, премия Лаврентьева в 2014 году. В октябре она была назначена деканом математического факультета Вышки. В интервью «Вышке для своих» Александра Скрипченко рассказывает, чем для нее стало это назначение и что она собирается делать на этой должности. 

— Александра, каково это — в 31 год стать деканом?

— Это немного странно. Правда, я удивилась, когда узнала, что меня рассматривают на эту должность. 

— Удивилась — и обрадовалась? Или вы другой карьеры для себя хотели? 

— Я, конечно, думала главным образом о научной карьере. Собственно, я надеюсь, что не перестану быть ученым из-за того, что я заняла эту должность. И да, я какое-то время раздумывала, могу ли я качественно совмещать научную и административную деятельность, не повредит ли одно другому. И еще думала, не повредит ли это семье — у меня маленький ребенок, всего четыре года… И опыта административного практически не было — я занималась на факультете вопросами международного сотрудничества, заседала в паре комиссий, на этом все. Но решила принять предложение. Мне самой это крайне интересно, и факультет явно дал понять, что очень этого хочет. А если коллеги решили, что хотят меня видеть на этой должности, я, конечно, сделаю все возможное, чтобы оправдать их доверие. 

— Про математиков ведь говорят, что они либо делают карьеру в достаточно молодом возрасте, либо не делают ее вовсе? 

— Есть такой стереотип, правда. Но он относится только к научным результатам и, между прочим, далеко не всегда верен. А что касается административной карьеры, то у меня как раз довольно нестандартная ситуация. Я доцент, а в европейских странах и в США доцент крайне редко занимает такую должность, в основном это профессора. Профессорами становятся люди постарше в основном. Хотя, конечно, есть люди с очень быстрыми карьерами, но я к ним не отношусь. Но в ВШЭ как раз есть молодые деканы, я не единственный. Например, у географов молодой декан (декан факультета географии и геоинформационных технологий Николай Куричев — прим.ред.)… Да и предшественник мой на этой должности (Владлен Тиморин — прим.ред.) в достаточно молодом возрасте стал деканом. Я думаю, что здесь вопрос в том, кто из сотрудников чувствует в себе силы и готовность выполнять эти административно-бюрократические обязанности и кому коллеги доверяют.

— Математический факультет Вышки имеет репутацию одного из лучших в мире — это действительно так? 

— Это безусловно так, он и создавался с этими амбициями, и реализует их в полной мере. Факультету чуть больше 10 лет, и наш первый декан, Сергей Константинович Ландо, создавал факультет, привлекая выдающихся математиков и ориентируясь на самых лучших студентов. Звезды среди преподавателей здесь были всегда, но в начале это был такой камерный факультет, на несколько десятков студентов. А сейчас мы набираем в бакалавриат 100 человек каждый год.

В бакалавриате две учебные программы: мы набираем 60 студентов на чистую математику и 30 с небольшим — на совместную программу с центром педагогического мастерства, нацеленную на подготовку школьных учителей, которые будут иметь глубокий математический бэкграунд. В магистратуре у нас уже три программы… Так что у нас и студентов за годы существования факультета стало больше, и количество преподавателей — с сохранением их высокого уровня — выросло в разы. 

— Как удается заманивать звезд? Это про деньги или что-то другое?

— Это совершенно точно не только про деньги, а скорее про престиж принадлежности к русской математической школе. У нас, безусловно, конкурентоспособные зарплаты, но люди, которые едут к нам преподавать из лучших американских и европейских вузов, там получают точно не меньше. Но очень часто, хотя и не всегда, это представители русской математической школы, и для них естественно и престижно участвовать в развитии столь важного для математической науки кластера. В России топовая математическая школа в 60-е гг. — мехмат МГУ — был лучшим факультетом в мире, и с этим никто не спорит. Среди лауреатов Филдсовской премии не было русских только в 2014 и в 2018 годах, а до того были всегда. И даже последнее обстоятельство — скорее следствие того, что премия Филдса дается людям до сорока, а это поколение, которое несколько выпало из науки.

— Вы имеете в виду ваше поколение? 

— Скорее предыдущее. Предыдущее поколение выпускников почти полностью уехало, и чаще всего с идеей настоящей эмиграции. Из моего поколения уезжали скорее, чтобы расширить кругозор и реализоваться в науке. И в этом нет ничего драматичного, в этом отъезде. Вместе со мной с моей кафедры в 2009 году выпустилось три человека, и мы, все четверо, уехали, а потом все вернулись, и сейчас мы все в Вышке. Один мой одногруппник на факультете компьютерных наук, второй только что вернулся, теперь он доцент на факультете математики,  еще один в МИЭМ. Сейчас достаточно большое количество наших студентов, заканчивающих бакалавриат, тоже уезжают, и я не считаю, что это плохо. Я верю, что  у человека должен быть международный опыт для полноценной жизни в науке, это крайне полезно для развития.

— Вы ведь работали во Франции после университета? 

— Да, я после аспирантуры мехмата МГУ и защиты диссертации уехала во Францию на программу постдока. Одним из моих руководителей был франко-бразильский математик Артур Авила, который как раз в конце моего постдока получил Филдсовскую медаль. Вторым руководителем у меня был Антон Зорич, русско-французский математик. Потом я вернулась в Вышку по программе международных постдоков и провела здесь год, правда, из этого года часть все равно была во Франции, потому что получила стипендию Мечникова для русских ученых, которые хотят приехать на несколько месяцев во Францию. А дальше я стала здесь доцентом, и уже пять лет я доцент факультета математики, и плюс к тому последние три года я еще научный сотрудник Сколтеха.

Кстати, административного опыта существенного у меня не было, но есть довольно нестандартный для математика-теоретика опыт работы в корпоративных финансах. Параллельно с учебой (это был последний год учебы в университете и все три года аспирантуры) я занималась оценкой бизнеса, работала в одной из старейших на рынке международной компании по оценке. И, я думаю, мне это дало более объемное представление о жизни. Все-таки для математиков это редкость, обычно они варятся в своем соку и не очень хорошо представляют себе другие области человеческой жизнедеятельности. И в плане взросления это было важно — мне было 19 лет, когда я начала там работать, и я получила опыт общения с совершенно разными людьми, опыт реальной работы, нацеленной на понятный результат. Нужно было находить общий язык с людьми, чей бэкграунд и круг интересов был абсолютно не релевантен моему. Я думаю, эти качества в том числе были причиной, по которой коллеги мне доверили нынешнюю должность. Они считают, что мне нравится общаться с людьми, причем с очень разными людьми. А у математиков это не такое распространенное свойство, и здесь оно очень востребовано.

— А на самом деле вам не нравится?

Нет, думаю, нравится. Но опыт выхода из зоны комфорта на моей первой работе очень важен, потому что в ранней юности я была человеком такой математической уютной рекреации. Я училась во Второй школе — это знаменитая московская математическая школа. Было еще несколько таких же школ в России, и таким образом, несколько десятков человек из этих школ общались на одних и тех же математических играх, олимпиадах, потом все вместе поступали в одни и те же вузы, и т.д. Наверное, с тех пор мои горизонты сильно расширились.

— Если говорить о звездных преподавателях, которые приезжают преподавать в Вышку из-за рубежа — они возвращаются совсем, как вы вернулись, или большинство частично остаются там? 

— Кто как. Иногда возвращаются тотально, некоторые — как, например, Игорь Моисеевич Кричевер, на парт-тайм: он полгода преподает здесь, полгода — в Колумбийском университете, где он работал последние 20 лет. Некоторые, как Сергей Константинович Ландо, никогда не покидали глобально Россию, всегда продолжали работать преимущественно в России. Мне кажется, здесь действительно важней всего, что сама школа очень сильная, у всех есть личные отношения, все понимают, что здесь мы предоставляем возможность работать с топовыми коллегами и со студентами высокого уровня, это тоже дополнительная мотивация.

— Вы уже понимаете, в каком направлении вы будете развивать факультет?

— Какие-то вещи я понимаю, какие-то, конечно, нет, в этом смысле мой предшественник мне сильно помогает, сейчас он по сути на фулл-тайм погружает меня в детали работы. Очень сложно привыкнуть к бумажной работе, к тому, что без моей подписи могут застопориться какие-то важные процессы. Сейчас мы работаем с дорожной картой развития, которую утвердил ученый совет, и здесь все направления движения понятны. Но у меня есть определенный идеи по поводу того, что можно было бы добавить.

— В чем заключается основной вектор дорожной карты? 

— Мы видим своей основной задачей продолжение развития и становления как одного из лучших в мире факультетов математики. И мы должны подробно проработать, какие шаги нам  нужно сделать для того, чтобы укрепить свое положение и улучшить его как в формальных, так и неформальных рейтингах математических факультетов. Тут много составляющих. Нам нужно работать над популяризацией математики, чтобы наши абитуриенты приходили к нам с пониманием, чему мы будем их здесь учить, делали бы свой выбор осмыслено. Над вовлечением в эту область сильных детей, над улучшением школьного математического образования. Также нужно создавать условия для тех, кто уже работает здесь, чтобы они могли работать с наибольшей продуктивностью и самоотдачей. 

И между этим есть достаточно много шагов, связанных с организацией учебного процесса на факультете, с диверсификацией тем, над которыми мы работаем и т.д... Дорожная карта состоит из подробной проработки каждого из этих пунктов —  кого мы хотим учить, откуда нам взять таких людей, как мы хотим их учить, кто будет учить и какой будет выхлоп для фундаментальной науки.

— Вышка перестраивается на проектный метод обучения. Насколько это может относиться к вам?

— К нам это относится в полной мере, и я бы сказала, что в области научной работы проектный подход у нас всегда практиковался. Мы подразумеваем под проектной работой в первую очередь фундаментальное научное исследование, которое наши студенты ведут с раннего возраста, во многом самостоятельно или в тесном сотрудничестве со своим научным руководителем. Наши студенты начинают писать курсовые с первого курса, а уже со второго погружаются еще глубже. Мы ставим 10 баллов на защите выпускной квалификационной работы бакалавра только при условии, что эта работа уже опубликована, либо у научного руководителя есть четкое понимание, когда и куда она будет подана. Что касается проектов в образовательных направлениях, у нас есть наша совместная с центром педагогического мастерства программа, у них свои проекты, они тоже их активно реализуют, потому что там с первого курса студентов учат преподавать школьникам. И там как раз тоже формат проектной работы реализуется, есть педагогические мастерские, которые ведут выдающиеся школьные учителя, и потом наши студенты в рамках этих мастерских разрабатывают методические пособия, сами проходят практику со школьниками в разных форматах. 

В прикладных проектах мы намерены развивать это больше. С одной стороны, наш факультет ориентирован на фундаментальную математику, и мы не собираемся это менять. Но мы видим, что со стороны студентов есть запросы на приложение, и мы хотим давать отклик на этот запрос. Возможно, задействовать коллег не только с сильным математическим бэкграундом, но с индустриальным опытом, действующим или прошлым. И здесь мы тоже видим перспективы для проектной работы.

— Уже есть какие-то наметки, проекты?

Ну вот, например, по поводу диверсификации. 20 октября мы запустили новый семинар. Он называется «Математик знает лучше», и мы зовем туда людей с сильным математическим бэкграундом, которые состоялись в каких-то других областях. Например, первый наш гость был Дмитрий Дагаев, который на пару лет раньше меня закончил мехмат, стал кандидатом физико-математических наук в области дискретной математики, а потом в какой-то момент профессионально занялся экономикой спорта, стал там ведущим экспертом. У нас есть уже договоренность со следующими выступающими, там очень разные люди: занимаются высокочастотной торговлей, работают в инвестиционных банках, в авиакомпаниях, телерадиокоммуникационных компаниях и так далее. 

— В чем цель — улучшить имидж математики? Но ведь это уже ваши студенты, они вроде бы определились с профессией…

— Ну, во-первых, у них тоже еще могут возникнуть карьерные развилки. Расскажет им о своем пути, например, один из моих однокурсников, который сейчас занимается биоинформатикой, имея диссертацию по геометрии — возможно, у них появятся какие-то новые идеи. Мне кажется, что нашим студентам будет полезно поговорить с такими людьми, которые сменили направление, но при этом имеют четкий математический бэкграунд. Еще это будет полезно внешним людям, у которых могут быть не совсем правильные представления о том, кто такие математики, как они выглядят, чем занимаются. И для родителей, которые имеют математически одаренного ребенка, но сомневаются, стоит ли им выбирать такую область специализации, и боятся его туда отдавать. Ведь у нас в матшколы конкурс большой, поскольку у людей есть уверенность, что сильное образование еще никому не повредило. А вот когда дело доходит до выбора факультета... Даже у моих родителей были опасения: они не были готовы к тому, что я буду заниматься фундаментальной математикой, и когда я поступала, они меня поддерживали, но смотрели на все это с осторожностью. Так что мы будем выкладывать эти семинары на Youtube, чтобы люди посмотрели не только сами лекции, но и увидели наших студентов и выпускников, они у нас очень разные, но отличные.

— Я заметила. Как раз когда шла к вам на встречу, отметила, что совершенно иначе представляла себе студентов-математиков. Такие все… разноцветные, в дредах, с музыкой в наушниках…  

— Вообще мне кажется, что студенты очень поменялись даже с моих времен, не говоря уж о более ранних. Я думаю, что современные студенты более свободные, у них есть свобода выбора, одна из базовых ценностей ВШЭ, которую я разделяю — мы даем студентам гораздо больше свободы выбора, чем это было в классическом университете, и больше ответственности за нее. И это влияет на их психологию, они ожидают, что им будет предоставлен выбор, и они принимают много решений, как учиться, чему учиться, у кого учиться. Они меньше зависят от оценок, чем это было в моей юности, они спокойнее относятся к тому, что они не получат 10 из 10, и не это является основной задачей. Но при этом они чрезвычайно уязвимы, когда им кажется, что их не замечают как личность. В моей юности не было такого, конечно. Какая там личность, вот преподаватель, вот студент, есть субординация и довольно линейные взаимоотношения: один — абсолютный монарх, другой — подданный (смеется). Очень важно еще, что нынешние студенты ощущают себя частью мировой науки. Когда я училась, было большим событием, если ты мог принять участие в международной конференции, будучи студентом, и довольно мало людей приобретало исследовательский опыт за пределами России к окончанию специалитета. В аспирантуре это было иначе, но к концу специалитета мало кто мог этим похвастаться. Наши студенты с самых ранних лет приобщены к международным конференциям, финансируется академическая мобильность, они принимают участие в разных научных программах, ездят на летние школы по всему миру, знают лично великих математиков из разных стран. У них шире горизонты, и они четче представляют себе, в какой области они могут работать. Если они хотят уехать, они уже понимают, в какую страну, и скорее всего, они уже там бывали и т.д. Мне кажется, это очень хорошо: международный опыт важен для математика. Здесь важно, что у человека есть свобода выбора и понимание, на что он подписывается.

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 22 октября, 2020 г.