«Семья повлияла на выбор профессии неожиданным образом»

Один из ведущих российских экспертов по проблемам отношений государства и бизнеса, промышленной и структурной политики, Андрей Яковлев был руководителем и участником свыше 70 исследовательских проектов, которые выполнялись на основе грантов Всемирного банка, 7-й рамочной программы ЕС, программы TACIS ACE, Российского научного фонда, а также по заказам российских экономических ведомств, ЦСР и КГИ. В Вышке он был проректором с 1993 по 2012 год, а в свой юбилей (26 февраля ему исполняется 55 лет) Андрей Александрович рассказал о том, что для него важно в работе ученого.  

Я вырос в семье журналистов: моя бабушка, Аня Млынек, еще в 1930-е годы работала в «Комсомольской правде»; дед, Михаил Осипов, в конце 1940-х был зам. редактора журнала «Огонек»; мама, Наташа Осипова, в начале 1980-х была зам. главного редактора «Московского комсомольца»; отец, Александр Яковлев, был собкором ТАСС в Праге и Братиславе. В нашей квартире на улице Герцена (в доме рядом с консерваторией) бывали Михаил Светлов и Андрей Вознесенский, в 1950-е в летние месяцы бабушка снимала дачу в Переделкино. Это был дом, соседний с домом Бориса Пастернака, и от этого соседства у нас осталась собака Любка — черный королевский шнуровой пудель. По семейным преданиям, Любка жила у Пастернаков, но в конце лета она сама пришла в дом к деду и бабушке, и они забрали ее с собой в Москву.

Домашняя среда повлияла на мой выбор профессии, но неожиданным образом. Моя мама думала, что я тоже пойду в журналистику, но мне были интересны политика и экономика, поскольку у нас дома очень откровенно говорили о происходившем в СССР. Бабушка училась в ИФЛИ, родители многих ее однокурсников были арестованы в 1937–1938 годах, в конце 1940-х она на себе ощутила «борьбу с космополитами»; сводный брат мамы, дядя Костя, который часто бывал у нас дома, оказался свидетелем событий в Новочеркасске в 1962 году; мой дед по маминой линии дважды прошел через лагеря — в 1937-м и потом в 1948 году. Деда я практически не застал (он умер, не дожив до 60 лет, когда мне было 4 года). Но бабушка, несмотря на все, что она видела и знала, продолжала верить в «социализм с человеческим лицом», боролась за справедливость, много помогала знакомым и часто незнакомым людям. И во многом это повлияло на мой взгляд на жизнь: можно и нужно критически оценивать происходящее, но при этом важно пытаться изменить окружающий мир к лучшему. Однако для того, чтобы такие попытки не превращались в борьбу с ветряными мельницами, необходимо понимать, как устроено общество, как и почему принимаются решения, определяющие общественное развитие. 

Все это предопределило мой выбор профессии — с поступлением на отделение политэкономии экономического факультета МГУ. Мне была интересна академическая наука, но при этом я всегда стремился к тому, чтобы то, что делаю, приносило практическую пользу. То есть еще со студенческих времен мне был интересен конечный результат: чтобы он сводился не к напечатанной статье, пусть даже и в ведущем журнале, и не к чистому знанию, а к тому, чтобы вокруг нас что-то изменилось в лучшую сторону. 

«Я выбрал академию»

МГУ я окончил в 1988 году, но уже с 1987 года я начал работать в ЦЭМИ, в отделе Евгения Григорьевича Ясина, который был руководителем моей дипломной работы. Именно там я оказался вовлечен в большой проект по заказу Госснаба СССР по анализу монополизма в советской экономике (материалы, собранные в рамках этого проекта, послужили основой для моей диссертации), и там же весной 1990 года через Ассоциацию молодых руководителей предприятий СССР мы с моим однокурсником Михаилом Рожковым получили заказ на разработку правил торговли и устава для создававшейся Московской товарной биржи. 

Биржевой бум в 1990 году (а биржи создавались тогда сотнями) предопределялся тем, что в соответствии со специальным постановлением правительства РСФСР биржи были единственными площадками, на которых можно было продавать продукцию по свободным ценам. Формально речь шла только о продукции, произведенной сверх плана, но проверить это было сложно, и для многих будущих предпринимателей биржи стали легальным каналом первоначального накопления капитала. Создававшимся биржам были нужны уставные документы, правила торговли, курсы обучения брокеров. И всем этим мы с Мишей и группой ребят с нашего курса занимались в созданном нами Институте исследования организованных рынков (ИНИОР). Это был один из первых в России частных исследовательских центров. Конечно, основная деятельность ИНИОР сводилась к консалтингу. Но одновременно мы занимались аналитикой биржевой торговли, проводили опросы брокеров, писали обзоры изменений в регулировании бирж. И поскольку информация о биржах была очень востребована, а журналисты слабо разбирались в том, как устроена рыночная экономика, мы очень активно публиковались в деловых СМИ: «Коммерсантъ», «Экономика и жизнь», «Биржевые ведомости», «Бизнес МН», «Деловой мир» и многие другие (у меня до сих пор где-то лежат редакционные удостоверения «Экономики и жизни» и газеты «Деловой мир» того времени). Эта аналитика не приносила особых доходов, но статьи в СМИ привлекали к нам внимание. Без всякой рекламы они продвигали ИНИОР на рынке и помогали нам успешно конкурировать за заказы с гораздо более солидными организациями. В какой-то момент коллеги из Академии наук говорили мне, что академик Петраков (известный советский экономист-рыночник, помощник М. Горбачева по экономике) раздражался при упоминании ИНИОР, так как его Институт проблем рынка АН СССР журналисты часто путали с ИНИОР, где работало полтора десятка недавних студентов.

Благодаря нашим публикациям в СМИ о биржах и брокерах я познакомился со своим американским коллегой и партнером Тимоти Фраем. Он учился в докторантуре, собирал материалы к своей диссертации о брокерах на российском фондовом рынке и просто пришел к нам в ИНИОР летом 1991 года. При этом изначально он больше общался не со мной, а с моей будущей женой Ларисой Горбатовой. Она тоже училась в МГУ, но познакомились мы только в ИНИОР. Лариса занималась консалтингом, читала лекции для брокеров и руководителей компаний по бухучету и налогообложению на рынке ценных бумаг, потом работала в ФКЦБ, в Минфине, а затем перешла в бизнес. Такая траектория ухода в бизнес была характерна для большинства ребят, работавших в ИНИОР. Но я выбрал академию, поскольку считал, что именно там через производство новых идей и их продвижение в общественном сознании я скорее могу повлиять на изменения к лучшему в окружающей среде.    

«Часто исходили из идеологических установок...»

Параллельно с ИНИОР я несколько лет проработал в Институте Гайдара, еще когда это был Институт экономической политики АНХ и АН СССР. Туда перешел из ЦЭМИ бывший отдел Ясина, и после окончания аспирантуры я стал там научным сотрудником, потом старшим научным сотрудником и затем завлабом. Я лишь несколько раз непосредственно встречался с Гайдаром. Лично к нему я отношусь с большим уважением: он взял на себя очень большую ответственность в критический для страны момент, и именно действиями его команды в России была создана рыночная экономика. В то же время в своих оценках экономической ситуации начала и середины 1990-х и факторов, влиявших на нее, Егор Тимурович и его ближайшие помощники часто исходили из идеологических установок. Так, они считали, что массовые неплатежи и бартерные обмены, на которые в 1996–1997 годах в промышленности на крупных предприятиях приходилось до 70–80% от объема продаж, — это результат политики «красных директоров», сознательно накапливавших долги перед бюджетом и поставщиками в расчете на то, что после прихода к власти коммунисты спишут все эти долги. 

Но проблема была в том, что переход к бартеру был рациональной реакцией предприятий в ответ на проводившуюся правительством макроэкономическую политику, которая строилась на рецептах из стандартных учебников по Economics, но при этом была неадекватна для тогдашней российской экономики с ее глубокими структурными диспропорциями, унаследованными от планового хозяйства. Данные выводы основывались на результатах большого комплексного проекта по мониторингу поведения предприятий, который был инициирован Евгением Григорьевичем Ясиным после его прихода в Минэкономики. Это был один из первых больших проектов, которым я руководил в Высшей школе экономики и который во многом задал направления для моих дальнейших исследований — с фокусом на анализ корпоративного управления, промышленной политики, отношений государства и бизнеса.  

«Для многих регионов наши эксперты оказываются слишком дорогими»

Помимо позиции проректора, которую я занимал много лет, с 1997 года я также являюсь директором Института анализа предприятий и рынков (ИАПР). Сейчас в НИУ ВШЭ около 80 научных институтов, центров и лабораторий. Часть из них сфокусирована на прикладных разработках и консалтинге в интересах правительства и компаний, другая часть занимается сугубо академическими исследованиями. Отличие ИАПР от большинства остальных НИИ и научных центров в НИУ ВШЭ в том, что мы на постоянной основе стараемся сочетать академические и прикладные исследования. В какой-то мере такой подход реализует мою исходную установку на то, что наука должна генерировать новые идеи (и поэтому важна академическая составляющая), но также она должна давать практические результаты, влияющие на окружающую действительность. При этом знание российской практики и соответствующего международного опыта позволяет мне поддерживать контакты с руководителями предприятий, федеральными и региональными чиновниками. Такие контакты, в свою очередь, становятся источником для новых идей, которые мы с коллегами реализуем в наших академических исследованиях. 

Благодаря тому, что мы в ИАПР достаточно успешны в производстве статей для международных журналов (один из важных факторов этого — Международный центр изучения институтов и развития, созданный вместе с Тимоти Фраем в феврале 2011 года; МЦИИР — это одна из наиболее успешных международных лабораторий НИУ ВШЭ в блоке социальных наук), у нас есть заметное базовое финансирование из Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ. Наличие такого финансирования позволяет нам избирательно относиться к прикладным проектам, за которые берется ИАПР. Если другие прикладные НИИ должны постоянно искать себе новые заказы, то мы в известном смысле можем выбрать те проекты, которые нам ближе и интереснее и которые пересекаются с тематикой наших академических исследований.  

Один из примеров такого рода — проект, который мы делали в 2016–2017 годах по заказу правительства Воронежской области. Цель работы заключалась в анализе региональной модели управления и политики развития отраслевых рынков. Инициатива исходила от тогдашнего губернатора Воронежской области Алексея Васильевича Гордеева, который хотел развития кооперации между НИУ ВШЭ и Воронежским госуниверситетом (ВГУ). Гордеев обратился с этим предложением к Ясину, мы с Евгением Григорьевичем в 2015 году дважды ездили на переговоры в Воронеж. Потом достаточно долго шло согласование проекта, и конкурс на отбор исполнителей был запущен только осенью 2016 года. При этом по меркам НИУ ВШЭ бюджет проекта был весьма скромным, так как Воронежская область отнюдь не является богатым регионом. Тем не менее я сознательно согласился на предложенные условия, так как мне был интересен опыт этого региона, который при Гордееве стал динамично развиваться, и это на фоне явного ухудшения внешних условий и общей стагнации в российской экономике. Успешно реализовать этот проект мы смогли благодаря тесной кооперации с коллегами из ВГУ, именно они собирали первичные данные и проводили большую часть полевых работ. 

Я считаю, это вообще очень перспективная тема для НИУ ВШЭ — совместные проекты с региональными университетами в интересах региональных заказчиков. Преимуществом Высшей школы экономики является высокий уровень компетенции наших экспертов, знание ими международного и российского опыта. Но для многих регионов наши эксперты оказываются слишком дорогими. А в случае формирования совместных команд с местными университетами мы не только можем привлечь экспертов, которые лучше знают местную специфику, но также можем снизить издержки на реализацию проектов. Такая кооперация с коллегами из регионов согласуется с миссией НИУ ВШЭ: мы втягиваем их в совместную деятельность, делимся компетенциями и при этом способствуем формированию определенной социальной среды в российском университетском сообществе. Потому что иначе мы рискуем остаться одни в пустыне. 

«Надеюсь, сможем пройти через этот период без значимых потерь»

Много лет я был проректором Высшей школы экономики и отвечал за разные направления деятельности: прикладные и затем академические исследования, проведение Апрельской конференции и других научных мероприятий, в определенные периоды я курировал финансы и разработку стратегии развития университета. При моем непосредственном участии были созданы Финансовый комитет, Научный фонд, система академических надбавок. Я ушел с позиции проректора в 2012 году (после того как в течение года в рамках разработки Стратегии-2020 был руководителем экспертной группы по проблемам рыночных институтов, прав собственности, конкуренции и предпринимательства). И должен сказать, что я рад, что больше не являюсь проректором. Высшая школа экономики стала слишком большой организацией, и я искренне сочувствую коллегам-проректорам при виде графиков совещаний, в которых им приходится участвовать, и тех стопок документов, которые им приходится подписывать каждый день. 

На мой взгляд, очень тесно взаимодействуя с государством как ведущий экспертно-аналитический центр, мы вольно или невольно перенимаем из госаппарата характерные для него бюрократические практики управления и тем самым размываем нашу корпоративную культуру. На это все накладываются изменения во внешней среде, включая известные политические тренды последних лет. В условиях, когда университет объективно зависит от государства, это приводит к необходимости сложного поиска компромиссов, позволяющих НИУ ВШЭ продолжить реализацию своей миссии. Я очень надеюсь, что мы сможем пройти через этот период без значимых потерь для имиджа и репутации Высшей школы экономики. 

Фото: Михаил Дмитриев

26 февраля, 2021 г.