«Эта работа мне интересна»

Александр Шохин — бессменный президент Высшей школы экономики с 1995 года. В создании Вышки, впрочем, он участвовал еще раньше, будучи вице-премьером правительства и одним из авторов экономических реформ начала 90-х. В свой юбилей (25 декабря ему исполняется 70 лет) он рассказал «Вышке для своих» о смешных и трагических моментах своей истории.

О писаре Савинского сельсовета

Вообще, у меня два дня рождения — официальный и фактический. Официальный (по паспорту) — 25 декабря, фактический — 25 ноября. Иногда это бывает даже удобно: можно разнести празднования по разным группам заинтересованных лиц. За «подарок» нужно благодарить секретаря сельсовета села Савинское Плесецкого района Архангельской области, где я родился. Отец маханул туда за длинным рублем незадолго до моего рождения. Кстати, мой брат, который был старше меня на два года, родился в Тульской области, в городе Сталиногорске (ныне — Новомосковск). Регистрировать меня родители пришли в сельсовет 2 января. В этот день, как можно догадаться, не все могли сделать записи без ошибки. Родители заметили, что писарь пропустил букву в моем имени, — и ошибку исправили. Букву добавили и поставили печать «исправленному верить». А то, что перепутан был еще и месяц, родители заметили позже, но исправлять не стали, решив, что, может, оно и к лучшему: в армию пойду не в осенний призыв, а в весенний, когда брат уже вернется, им веселей будет. 

Об этом волновались зря: к моменту окончания школы у меня было зрение минус 9, и меня не взяли не только в армию, но и в МГИМО и Военный институт иностранных языков. Пришлось поступать в МГУ, на экономический факультет. Потом в карьере моей тоже возник затык — на сей раз уже по причине, как тогда говорили, «политической близорукости». Мы, вообще-то, ничего провокационного не имели в виду, когда задумали студенческий семинар на экономфаке с названием «Мировая революция». У нас темы были такие: молодежная революция, аграрная (ее называли тогда зеленой революцией), научно-техническая революция. И мы, недолго думая, плакат с приглашением на семинар «Мировая революция» повесили в холле. Лев Давидович Троцкий со своим призывом к мировой революции нам даже близко в этот момент не мерещился. А вечером того же дня нашу «троцкистскую ячейку» уже разбирали на парткоме. Обошлось: организаторы (и я в том числе) получили выговор по комсомольской линии. Правда, потом «прилетело» — не взяли в аспирантуру и на работу на кафедру политэкономии. После университета пришлось самому, вопреки системе распределения специалистов, искать работу. Я смог устроиться в НИИ Госплана, и теперь уже моя научная карьера пошла довольно бодро. Через четыре года я защитил кандидатскую диссертацию, перешел в НИИ труда заведующим сектором. Там же работал Григорий Алексеевич Явлинский, с тех пор с ним знакомы. Потом я решил, что прикладная работа в таких институтах, как Институт Госплана и Институт труда, узковата для меня, и с потерей статуса перешел в Центральный экономико-математический институт старшим научным сотрудником, но вскоре уже был заведующим лабораторией. Потом из этого института отпочковался Институт народно-хозяйственного прогнозирования, я стал завлабом уже в нем. 

А затем моя научная карьера прервалась. Была в разгаре перестройка, вопросы экономики становились все более жгучими для советских руководителей: падение мировых цен на нефть, назревшие реформы экономики — все это становилось критически важным. Захотел разобраться с экономикой и тогдашний министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, который, как член горбачевского Политбюро, был включен в процесс принятия ключевых решений, в том числе и по внутренней повестке. Так я стал его советником. А начиная с 1991 года вместе с командой реформаторов мы начали строить новую страну.

О теще и службе ФСО

30 лет назад, 25 декабря 1991 года, я отмечал свой 40-летний юбилей на даче в поселке Архангельское. В этом поселке жили руководители России, которая тогда называлась РСФСР. Отдельной страной Россия стала только на следующий день: 26 декабря 1991 года Совет Республик Верховного Совета принял декларацию о прекращении существования СССР.

Я на ту дачу заехал незадолго до дня рождения и толком не успел обустроиться. Было как-то не до того: после августовского путча меня позвали из МИДа, где я работал до того, на должность министра труда, а в ноябре я стал заместителем председателя правительства. Юбилей праздновали спонтанно, но я вдруг решил позвать новых соседей — Бориса Николаевича и Наину Иосифовну. А они возьми да и приди. За несколько часов до их прихода явились сотрудники так называемой «девятки», ныне это ФСО, стали раскладывать какую-то еду, которой предполагалось кормить Бориса Николаевича. А моя покойная теща, Галина Борисовна, потребовала у них предъявить документы — мало ли что за люди пришли, отравят еще нашего президента. В итоге, по-моему, эти фэсэошники очень даже обрадовались, сложили все продукты обратно (пару лимончиков оставили) и помогли накрыть на стол то, что приготовила теща: холодец, селедку под шубой и другую понятную нам еду.

О трудных решениях

Самым непростым решением в моей жизни, очевидно, была ситуация, в результате которой я поссорился с Егором Гайдаром в декабре 1992 года. Егор считал, что после назначения главой правительства Виктора Черномырдина вся команда должна была уйти вслед за ним. Его логика заключалась в том, что новое правительство без профессиональных кадров заведет экономическую политику в тупик и команду Гайдара позовут назад. Логика, мягко говоря, не идеальная, но, помимо того, для меня было неприемлемо, что это решение было принято Егором в одиночку, без обсуждения с командой. 

И когда я от Виктора Черномырдина узнал о просьбе Гайдара отправить всех членов команды, за исключением двоих, на выход, то обозлился и высказал Егору все, что думаю о его решении. До сих пор некоторые члены команды Гайдара считают, что я тогда не проявил «командного» духа. 

Интересно здесь и то, что совет Гайдара повлиял на Виктора Степановича, и он решил никого не увольнять из команды Гайдара и присмотреться к каждому.

Властью как таковой я не дорожил никогда. За полгода до этих событий, в апреле 1992 года, мы покидали зал заседаний съезда народных депутатов вместе, всем правительством. Напомню, что председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов тогда сказал нам вслед знаменитое «ребята растерялись». В тот день мы написали коллективное заявление об отставке. Тогда это было командным решением. А спустя два с половиной года я подал в отставку уже из правительства Черномырдина. Причина этого решения тоже была не всем понятна: я счел унизительным для себя полученный выговор за «черный вторник», когда курс рубля обвалился. Дело в том, что я был вице-премьером, ответственным за финансово-экономическую политику, но при этом возможности влиять на ЦБ не имел и, несмотря на обещания президента и премьера, не участвовал в назначении нового министра финансов. Это было, пожалуй, второе по сложности в период работы в правительстве решение: в некотором смысле, подавая в отставку, я подводил Виктора Черномырдина. Он тогда сказал мне: «Я все сделал для того, чтобы тебя защитить, Ельцин мог бы уволить, я его на выговор уговорил, а ты благородные жесты делаешь». Но это был не жест: я работал в правительстве не для должности, а для участия в принятии важных решений по своему блоку ответственности. Коль скоро от этого меня по факту отстранили, я решил уйти.

Еще одно сложное решение принималось в 2005 году. К тому времени я поработал в законодательной власти: был руководителем фракции «Наш дом — Россия», первым вице-спикером Госдумы, председателем Комитета по финансовым рынкам. В 2002 году перешел в банковскую систему, в ведущий тогда инвестиционный банк страны — «Ренессанс Капитал», и уже пару лет там поработал и был намерен задержаться в частном бизнесе. В это время ко мне обратилась группа членов бюро РСПП с предложением возглавить эту организацию. А на мои возражения о том, что не для того я уходил из публичной политики, чтобы вернуться в нее с другой стороны, мне было сказано, что, если я откажусь, ведущие компании страны (а это компании членов РСПП) перестанут работать с «Ренессанс Капиталом». То есть выбирать особо не приходилось. Я согласился участвовать в конкурсе на должность президента, и у меня еще были робкие надежды на то, что я могу его и не выиграть. 

Помню, что ездил тогда к отцу Власию, иеромонаху Свято-Пафнутьевского Боровского монастыря, спросил у него: вот такая вот развилка, что посоветуете? К нему всегда очередь была за советом и очередь из страждущих исцеления — он очень популярный был монах. И он мне сказал: «Саша, уже все решено. Если не ты, то кто же?» Сказал он мне — и оказался прав.

О предпринимательстве

Свою первую машину — «девятку» — я купил в конце 80-х, и это был результат весьма неожиданного и нетипичного для меня коммерческого предприятия. Я уже был доктором наук, но моих заработков, конечно, на машину не хватило бы. Дело было так: мы с моим коллегой, директором Института социально-экономических проблем народонаселения Алексеем Шевяковым, поехали в командировку в Вену. В Вене Алексей предложил мне сложить наши суточные и в складчину купить компьютер. Я сопротивлялся: жена выдала мне целый список того, что я должен привезти из «загранки», полкомпьютера явно в этот список не входило. Но он меня уболтал, и, когда мы вернулись с компьютером в Москву, он этот компьютер продал и принес мне конверт с моей долей. Увидев этот весьма пухлый конверт, я онемел — не мог представить, что суточные за две недели командировки могут быть превращены в сумму, многократно превосходящую мою месячную зарплату. Благодаря Петру Авену, который был хорошим другом Бориса Березовского, я смог купить на эти деньги машину (помимо денег, покупка машины тогда требовала еще и знакомств).

Для многих моих коллег подобные эксперименты проложили дорогу в бизнес. Я же в себе этой наклонности так и не почувствовал. В 1992 году, в декабре, когда тот же Петр Авен покидал правительство, он звал меня с собой в бизнес. Но я понимал, чего от меня будут ждать в бизнесе, и счел неправильным, выйдя из правительства в одну дверь, тут же начинать стучаться в другую, чтобы обеспечивать преференции своему бизнесу. Позже я много раз отказывался входить в советы директоров, возглавлять наблюдательные советы разных компаний. Соглашаться я начал, только когда появился и был прописан институт независимых директоров. Будучи руководителем РСПП, я являюсь независимым директором нескольких компаний. Но никто не может меня упрекнуть ни в нарушении статуса независимого директора, ни в лоббировании интересов этих компаний в ущерб системным интересам бизнеса. 

С самого начала нашей работы в правительстве отношения с предпринимателями складывались в целом довольно сложно. Егора Гайдара даже часто упрекали в том, что он относится к предпринимателям неприязненно, свысока, хотя создание класса предпринимательства как раз и являлось целью реформ. В его оправдание стоит сказать, что сами предприниматели первого разлива были, мягко говоря, «не торт». Сначала это был неорганизованный серый рынок. Как сказал Черномырдин, вступая в должность премьер-министра, «нам нужен рынок, а не базар». Мелкие предприниматели — это были челноки, владельцы ларьков, перекупщики. Это был скорее базар, чем рынок. А крупный бизнес имел генезис очень разный. Такие люди, имеющие отношение к советской еще промышленности, как Черномырдин, Алекперов, они создали якорные, лидерские компании в сырьевом секторе, которые должны были потянуть за собой другие, вывести бизнес на хороший уровень. Что, собственно, и происходило постепенно. Но были и совсем другие компании. Сложные отношения у нас были с «красными директорами» — советскими еще директорами, которые смогли приватизировать свои предприятия, но работать в рыночных условиях не очень-то умели. Они были, конечно, тяжелыми партнерами по переговорам, но переговоры эти необходимо было вести, потому что реформы без создания класса предпринимателей были невозможны. РСПП на тот момент был «профсоюзом красных директоров» со своими политическими амбициями. В декабре 1992 года руководство этой организации заявило, что РСПП будет формировать новое правительство. Я был в этот момент вместе с Борисом Ельциным в Китае, и он прервал свой визит, удивившись тому, что кто-то вместо него будет формировать правительство…  

К счастью, к тому моменту, как меня пригласили возглавить РСПП, союз уже стал другим: в 2000 году в него пришли крупнейшие частные компании и собственники, это уже была сложная комбинация новых крупнейших предпринимателей и тех же «красных директоров». За те годы, которые я возглавляю союз, мне кажется, он стал эффективным публичным цивилизованным лоббистом интересов всего бизнеса. 

О Вышке

Я даже не помню момента, когда познакомился с Ярославом Кузьминовым, но помню, что к моменту подписания постановления правительства о создании ВШЭ уже был с ним знаком. Это снова был мой день рождения — не официальный, а реальный, ноябрьский, 1992 год. Я в тот момент был вице-премьером по внешнеэкономической деятельности, Андрей Нечаев был министром экономики. Подписанию предшествовали обсуждения с Егором Гайдаром, Андреем Нечаевым и другими коллегами того, как нам явно не хватает квалифицированных экономистов-рыночников. Когда я стал министром экономики по совместительству с вице-премьерством в январе 1994-го, моим первым решением имущественного свойства было решение о передаче двух зданий Вышке — в Кочновском проезде и Малом Гнездниковском переулке. Мне пришлось для этого объединить несколько институтов, подведомственных Минэкономразвитию. 

Планировалось создание такого университета бутикового типа, который был бы ориентирован на то, чтобы учить учителей, которые будут учить современной экономике. Мы ведь все понимали о себе, что мы — недоучки. Да, мы как-то прорывались к зарубежной литературе по экономике, у нас были стажировки за границей — в Международном институте прикладного системного анализа в Лаксенбурге, под Веной, там знакомились с ведущими специалистами, добывали знания по кусочку. Но системного образования в области мировой экономики, макро- и микроэкономики у нас не было, и мы хотели сделать этот университет в первую очередь под себя, для решения задач, стоящих перед правительством, чтобы страной и бизнесом управляли люди, это образование имеющие. Потом, правда, шутили, что университет мы сделали для себя в другом смысле: трудоустроились туда, помимо меня, многие экс-министры экономики: Ясин, Уринсон, Шаповальянц. 

Сейчас университет перерос первоначальную задумку на несколько порядков. Из специальностей для полного охвата недостает разве что богословия и классической медицины, все остальное уже есть. В моей жизни Вышка всегда занимала большое место, но, к сожалению, меньше, чем хотелось бы. Уже более 15 лет работает моя кафедра теории и практики взаимодействия бизнеса и власти. Когда мы открывали кафедру, слушатели спрашивали: «Теория взаимодействия — ладно, а практика — это коррупция?» На наш факультатив записывается довольно много народу, поскольку читают там практикующие предприниматели, практикующие политики, которые реально погружены в очень серьезные процессы. Последнее время в силу открытости университета мы открываем двери для любых слушателей из Москвы и других городов. Мы одними из первых в Вышке перешли на проектный принцип: все работы практико-ориентированные и несут реальную пользу. 

Я, конечно, с гордостью слежу за развитием МИЭФ, к основанию которого приложил руку. В 1996 году мы вместе с Сергеем Дубининым и Михаилом Задорновым в Лондоне вели переговоры с Лондонской школой экономики о программе двойных дипломов для Вышки. Ректором Лондонской школы экономики был мой старый друг сэр Ричард Лэйард, я был знаком с ним еще по своей доперестроечной работе в области социально-трудовых вопросов, мы с ним пересекались на разных семинарах. Проекты такого рода без личных контактов идут тяжело, и в данном случае знакомство нам очень помогло. Сейчас мы формируем обновленный попечительский совет МИЭФ, его фонд целевого капитала. Одна из моих функций как президента Вышки — привлечение меценатов, жертвователей, которые бы не просто вносили деньги, но были бы заинтересованы в реализации конкретных проектов по развитию ВШЭ. Эта работа мне интересна, если честно — хотелось бы больше уделять ей внимания.

Автор текста: Дранкина Екатерина Александровна, 24 декабря, 2021 г.