Дмитрий Фишбейн возглавляет лицей Вышки с 2016 года. За это время лицей стал самым крупным в России, его выпускники учатся на всех факультетах Вышки и в других вузах. В свой юбилей (3 июня Дмитрию Ефимовичу исполнилось 50 лет) он дал интервью «Вышке для своих».
В моей семье было как в известной притче: «И было в той семье два сына: один умный, а другой — футболист». Только в роли умного сына была дочь, а именно — моя старшая сестра. Я был, скажем так, неблестящий ученик и с утра до вечера играл во все спортивные игры, какие только были, о чем сегодня с удовольствием и часто рассказываю родителям своих учеников. Чтобы своим примером доказать: заставить ребенка быть умным, когда он к этому не готов, невозможно, все взрослеют по-разному. И если ваш сын или дочь в 14–15 лет не знают, кто они и чего хотят, это не значит, что до конца жизни они будут мести улицы.
У меня понимание того, кто я есть, забрезжило ближе к концу школы, и это было неожиданное для моей семьи открытие: оказалось, что я — гуманитарий. Дело в том, что вся моя семья — инженеры. Папа был заместителем главного конструктора моторного завода, который в моем детстве еще выпускал лодочные моторы. Мама — тоже инженер, и старшая сестра к тому времени уже училась в МИСиС. Я уезжать из родного Ульяновска не собирался, а институтов в городе было всего два: политехнический и педагогический. И я пошел в педагогический.
Поначалу я хотел быть филологом, но не педагогом. Но после первого курса мы начали ездить вожатыми в пионерлагеря. И вот там начало что-то проклевываться. Когда одно-два лета спустя ко мне стали подходить дети со словами «вот вы тогда сказали, и я подумал» или «и я решил», когда становишься значимым взрослым для кого-то, наблюдаешь и участвуешь в этом потрясающем процессе взросления — это оказался совершеннейший кайф. И так я стал педагогом.
Из важных примеров на тот момент были, наверное, только киношные. Например, фильм «Доживем до понедельника», как и для многих тогда, стал эмоционально важной вещью. Что же касается моих учителей, то не могу сказать, что мне сильно повезло: наверное, лишь двух-трех своих учителей я вспоминаю как на меня повлиявших.
В моем институте не было военной кафедры, и после окончания я на год пошел в армию. Ярым поклонником армии я, конечно, не стал, но в моем случае этот опыт, пожалуй, был полезен: войти в класс беспокойных маленьких людей и сделать так, чтобы меня слушали, без него было бы проблематично.
Я вернулся преподавать в ту же школу, в которой учился. Как и все школы в Ульяновске, она носила имя кого-то из семьи Ленина, в моем случае — его матери, Марии Ульяновой. Школа была довольно элитная, середина 90-х была временем «малиновых пиджаков». Надо было вырабатывать характер, объяснять, некоторым отцам, что угрозы, подкуп — это не метод решения вопросов. С другой стороны, характер требовался, чтобы работать в коллективе людей, для которых я только что был учеником, причем не лучшим. Ну и все «плюшки» начинающего провинциального учителя: 36 часов нагрузки в неделю, классное руководство, самый «плохой» 7-й класс, безденежье и пр. Полученное образование пригождалось несильно. Как заставить работать весь класс, а не только двух девочек-отличниц, как превратить школьную рутину в увлекательные процессы — не могу сказать, что этому нас сильно учили.
Мне тогда очень помогла директор школы Татьяна Васильевна Глотова. Она как-то сразу разглядела во мне что-то кроме учителя и стала меня подталкивать в сторону управленческой работы. Я начал ездить на семинары какие-то, учиться и через пять лет уже был замдиректора по научно-методической работе. У Татьяны Васильевны я учился всяким административным штукам: как она себя ведет, как она проводит совещания, кому доверяет решение тех или иных вопросов. И в это время я, очевидно, окреп профессионально, так что, когда два года спустя Татьяну Васильевну назначили руководителем гороно, меня рекомендовали на должность директора школы.
И эта рекомендация оказалась для той моей карьеры роковой, потому что другой кандидатурой стал заслуженный учитель, человек совершенно другого поколения и других взглядов, и по решению мэра директором назначили его. А я, будучи его соперником, должен был, конечно, уйти.
На тот момент я уже был женат, у меня был маленький ребенок. Но, посоветовавшись с женой, я решил, что уеду в Москву, причем один. Рассчитывал, что смогу перевезти семью быстро, но пришлось помыкаться год. Раскидал резюме по частным школам, немного поработал в одной, потом в другой, потом был первый опыт администрирования в Москве.
Приняв для себя решение, что работа учителем русского как этап жизни для меня закончилась, я решил двигаться в административную сторону. Пошел работать в методический центр по системе Эльконина — Давыдова. Центр этот был создан Академией повышения квалификации и переподготовки работников образования, и в этой академии я познакомился с человеком, который во многом определил мою дальнейшую жизнь. Это был Константин Михайлович Ушаков. Сейчас он работает в Институте образования Вышки, а на тот момент заведовал кафедрой управления человеческими ресурсами в Академии повышения квалификации и развивал собственный бизнес — издательскую фирму «Сентябрь». И я начал работать с ним: сначала на кафедре, потом в издательстве. Это сотрудничество продолжалось 12 лет и позволило мне войти в круг людей и научной деятельности, о котором я раньше не мог и мечтать. Надо сказать, бо́льшая часть этих людей (Анатолий Георгиевич Каспржак, Исак Давидович Фрумин, Виктор Александрович Болотов) сейчас работает в Вышке.
Меня познакомили с Константином Михайловичем, потому что я хотел заниматься научной работой. Темы у меня еще не было, но буквально в первый день, как мы познакомились, мы с ним два часа ходили по коридору, говорили, и что-то начало проступать. Буквально после этого разговора с подачи Константина Михайловича я очень увлекся направлением, в котором исследуются межстрановые культурные установки. И я решил покопать это направление в российской педагогике. Константин Михайлович эту затею поддержал и сразу предложил делать по-большому: «А напишите в Институт Герта Хофстеде, в Нидерланды. Вам бы метод Хофстеде очень пригодился в такой работе. Может быть, он поможет». Я от такого захода просто осел на задние лапы: «Как, сам Хофстеде, что вы, будет ли он заниматься моими делами?!» А Константин Михайлович мне говорит: «Вы напишите, а не выйдет — дальше думайте». И я написал, и второй раз написал, и неожиданно мне пришел ответ. Герт Хофстеде написал мне, что идея интересная, что у него есть русская адаптация методики и что нам ее передали.
И в итоге мы, пользуясь ресурсами академии и кафедры, которую Константин Михайлович возглавлял, получили исследовательскую базу в 3 тысячи человек и провели очень интересное исследование, по которому я в итоге защитил диссертацию.
Приглашение работать в издательской фирме «Сентябрь» для меня, конечно, было полной неожиданностью: где я — и где издательский бизнес. Но все-таки это было рядом с образованием и рядом с наукой об образовании, и я согласился. И это был интереснейший опыт: я прошел путь от начинающего работника до руководителя отдела развития. Издательство делало журналы для директоров и замдиректоров школ. А мне показалась интересной идея издавать еще журнал для чиновников от образования, чтобы появилась площадка для содержательного разговора с этими людьми, которых обычно просто боятся или слушают. Журнал просуществовал пять лет, и это был вполне успешный проект.
В определенный момент я понял, что мне не хватает издательского, журналистского, экономического опыта, и я пошел учиться на программу переподготовки в МГУ, затем в Школу управленческих консультантов Аркадия Пригожина в РАНХиГС. Параллельно читал по всей стране семинары и лекции по управлению школой.
Наверное, это и определило дальнейшее. Потому что, когда Ярослав Иванович Кузьминов задумался о новой кандидатуре для руководства лицеем Вышки, ему предложили встретиться со мной. И эта встреча состоялась.
Новый директор потребовался лицею в связи с его, лицея, бурным ростом. Первый директор, Наталья Вениаминовна Любомирская, запустила вместе с коллегами отличный проект, и первый же набор дал совершенно потрясающие результаты, выпустили 60 человек. Но перед лицеем ставили задачу, чтобы его ученики становились ядром разрастающегося количества факультетов Вышки, и нужно было пересматривать все процессы.
Когда я получил это предложение, я обдумывал его несколько суток. Мне было что терять: я чувствовал себя очень уверенно и комфортно в издательстве и в своей лекционной деятельности. Если бы у меня ничего не вышло, это был бы большой провал. А уверенности, что выйдет, взяться было неоткуда: директором школы я ведь никогда не был, только учил других директоров.
Следующий год, особенно первые полгода, были, мягко говоря, очень тяжелыми. Я уходил из дома в 7 утра и возвращался в 11 вечера. Часто мне было неудобно за то, что я раньше говорил на своих лекциях. Когда-то я проповедовал, что есть универсальные модели управления в образовании, теперь для меня было очевидно: их нет. Стало понятно, как много зависит от масштаба школы: модель, которая работает для школы из 60 человек, не работает для 400. А моей задачей был набор в 700 человек, и в итоге — 2000 учащихся 9–11-х классов. Полагаю, это самая большая старшая школа в России. Сейчас лицей — это уже 300 преподавателей, которых трудно собрать в одном месте, и это кардинально меняет стиль управления. Я стал понимать какие-то трудноформулируемые вещи: что школа не живет по приказу, формальные должностные инструкции значат очень мало, а культура школы значит куда больше. Сейчас я понимаю, что вот у нас есть задача делиться лучшими практиками с другими школами, но есть какие-то универсальные вещи, которые можно пробовать, а какие-то — нет, они не будут работать в других местах…
Через некоторое время полностью сменилась управленческая команда, пришли люди, которых я частично знал, сформировалась команда, и началась относительно нормальная жизнь.
Я очень, конечно, радуюсь, что, несмотря на масштаб, демократические лицейские традиции, заложенные Наталией Вениаминовной и коллегами, никуда не делись. Я всегда говорю родителям лицеистов, что главное, чему они должны научиться к старшей школе, — сдерживать себя. Дети должны делать ошибки, напарываться на последствия этих ошибок и выбредать на свою дорогу. Вот у нас есть традиция Юрьевых дней, когда каждый ребенок может поменять выбранное профильное направление, учебную дисциплину и т.п. Да, есть риск того, что человек валял ваньку несколько месяцев, досидел до Юрьева дня и радостно поменял физику, по которой он не готов к экзаменам, на химию. И потом с недоумением обнаружил, что химию тоже надо сдавать, а он в ней ни бельмеса. Некоторые родители в этот момент встают на дыбы. А я говорю: подождите, он должен пройти этот процесс, должен прожить это и пережить, других вариантов нет. Только набив какое-то количество шишек, оказавшись в критических ситуациях, человек может научиться упираться, может получить внутреннюю уверенность. И эта уверенность для меня как для родителя и как для директора — это не менее важный результат, чем балл ЕГЭ.
Сейчас уже многие крутые вещи в лицее появляются не по моей инициативе, и я этому очень рад. Вот, например, молодые вышкинцы в какой-то момент придумали Медианочь — ночной образовательный фестиваль. Я сначала не поверил: какая ночь, это же школа, это невозможно! Но они меня убедили, что это будет очень круто и что они знают, как сделать, чтобы все получилось на высшем уровне. И я убедил всех, это состоялось и стало традицией. Сейчас уже сами дети приглашают Наталью Зубаревич, Михаила Блинкина, Сергея Рощина, чтобы они читали им лекции. Я дико радуюсь, когда узнаю, что в лицее прошло что-то такое, о чем я не имел понятия, и это кто-то сделал.
Что еще для меня важно и что я обсуждал с Ярославом Ивановичем еще при назначении — это социальная роль лицея. Идея в том, чтобы ребята из разных социальных категорий имели возможность получить самое лучшее образование в этой стране. Это меня подкупило с самого начала, и лицей до сих пор такой. Да, это лицей для талантливых детей, не для всех подряд. Но это самая большая школа в стране по количеству набора, и поступление в лицей — только на основе вступительных испытаний. Неважно, что у ребенка было до этого, троечник он или отличник, ни олимпиады, ни награды, ни ГТО не работают. В лицее все бесплатно: много разных факультативных занятий и движух.
Ну а история про селективные школы — она все-таки двоякая. С одной стороны, это действительно такие элитарные островки. Но, с другой стороны, я верю, что особенные инновационные школы двигают систему образования. Я понимаю, что наш лицей стоит на плечах гимназии «Универс», которую создавал Исак Давидович Фрумин, на идеях школы самоопределения Александра Наумовича Тубельского, на опыте Анатолия Георгиевича Каспржака и Ефима Лазаревича Рачевского. Я надеюсь, что лицей Вышки тоже может стать кому-то примером.
Фото: Даниил Прокофьев