В начале июня жюри подвело итоги конкурса русскоязычных работ. «Вышка для своих» поговорила с победителями номинации «Научпоп» о том, что их вдохновило на создание этих работ, в чем они столкнулись с главными сложностями и как оценивают результат.
Виталий Куренной: Исследование о креативных пространствах и культурном наследии Басманного района родилось в рамках проектного взаимодействия Института исследований культуры ВШЭ с некоммерческой организацией «Басмания — Музей Басманного района», что мы рассматриваем также как вклад в развитие партнерства Вышки с некоммерческим гражданским сектором. Также Басманный район — это, можно сказать, самый родной для Вышки район Москвы, здесь находится 29 зданий нашего распределенного университетского кампуса. Этот проект был хорошим поводом по-новому познакомиться с Басманным районом. Любой город, тем более такой, как Москва, — это крайне сложная и комплексная система. Даже если мы где-то постоянно живем или работаем, то всегда упрощаем эту комплексность, редуцируем ее до какой-то схемы или привычной перспективы. Логика исследовательского проекта позволяет нарушить эту устоявшуюся рутинность, открыть городское пространство с новых и часто неожиданных сторон. Мы также постарались вовлечь в этот проект большое число студентов (всего в проектную группу записалось около 30 человек). Полагаю, это был важный опыт для расширения и обогащения контекста их университетской жизни.
Хотя опубликованная работа по результатам исследования выполнена как научно-популярная, на самом деле самыми сложными оказались фундаментально-теоретические и концептуальные вопросы. Один из вызовов исследования, который был понятен с самого начала, — это соединение проблематики креативных пространств, креативных кластеров и культурного наследия. Классическая теория креативной экономики (можно вспомнить того же Ричарда Флориду) работает тут очень плохо: креативный класс и креативная экономика здесь рассматриваются как феномен максимально подвижный, никак не связанный с историческим наследием. Поэтому нам пришлось существенно обновить теоретическую рамку, обратиться к новым концептуальным средствам, позволяющим увидеть, как креативная экономика сцепляется с пространством и историческим наследием. Второй вызов — анализ креативных кластеров. Хотя это понятие уже получило фиксацию даже в правительственных документах, а сам их формат начинает широко использоваться в различных регионах, исследовательской команде понадобилось разработать собственный комплексный инструмент сравнения и оценки такого рода кластеров.
Главный результат — это, конечно, само комплексное исследование. К нему прилагается также вполне самостоятельный продукт — карта креативных пространств Басманного района. Карта была составлена в том числе на основе анкетирования активных жителей и гостей района, включая студентов Вышки. Один из важных результатов нашего исследования заключался также в том, что мы постарались определить роль Вышки не только как питомника «креативного класса», но и как активного субъекта, включенного в процесс сохранения и артикуляции культурного наследия Москвы.
Максим Алонцев: На проект меня вдохновило то, что в российском информационном поле есть очевидный недостаток знаний об Иране: о целой цивилизации с богатейшей культурной традицией мы знаем не так много. С другой стороны, есть особый тип бытования и восприятия «знаний о Востоке», который знаменитый интеллектуал Эдвард Саид в свое время назвал ориентализмом. Речь идет о том, что представители западного мира видели (а иногда и продолжают видеть) Восток как некое собирательное понятие, наделенное определенными статичными чертами: он представляется экзотическим и чарующим и в то же время консервативным и отсталым. Вдобавок существует множество стереотипов о современном Иране, которые невольно проецируются и на его культурное наследие. А распространение знаний является, на мой взгляд, одной из важнейших задач ученого, в противном случае будут плодиться новые стереотипы.
Что было самым сложным в этой работе? Ограничивать себя. Моя задумка состояла в том, чтобы каждую лекцию знакомить слушателей с одним важным текстом и при этом запихнуть лекции в прокрустово ложе цикла. Сколько нужно текстов, чтобы создать представление об иранской культуре? Шесть? Мало! Двенадцать? Слишком длинно… В результате решил остановиться на восьми лекциях, хотя и этого, как кажется сейчас, недостаточно. Коллеги тоже интересовались: мол, почему ты этот текст взял, а другой — нет?
Другая сложная задача — это соблюдение баланса в содержании лекций. Литературные произведения не витают в воздухе, каждое существует в своем контексте: историческом, социальном, литературоведческом. Другими словами, это не только памятники письменности, но и феномены человеческой жизни, особенно в такой литературоцентричной культуре, как иранская. Сколько времени в ходе лекции нужно отдавать на исторический контекст? Насколько подробным нужно быть? Ответы на эти и другие вопросы порой рождались в муках.
Может показаться смешным, но главный результат для меня состоит в том, что курс состоялся очно. Дело, напомню, было осенью и зимой прошлого года, когда на Москву одновременно обрушились и очередная волна ковида, и разные погодные катаклизмы, которые почему-то приходились именно на день лекции. Здесь нужно поблагодарить менеджера культурных проектов «Иностранки» Анжелу Гордиюк, которая курировала в том числе и мой курс и благодаря которой мы без потерь преодолевали все эти невзгоды.
Если же говорить о содержательной стороне курса, то я очень рад, что удалось упаковать безбрежное море иранской словесности в довольно компактный курс лекций и сделать его интересным (надеюсь!) для слушателей. Лекции о персидской литературе вряд ли когда-либо будут собирать полные стадионы, но было очень приятно видеть, как на каждой следующей лекции появлялись новые люди.
Александра Салатова: Сама идея проекта пришла ко мне после лекций Андрея Кожанова о научной коммуникации. Особенно поразила диаграмма со стадиями социального аспекта научной коммуникации от participation к commitment. После нее захотелось не просто принять участие в распространении социологического знания как преподавателю, но и создать для этого удобоваримый формат. Мне часто приходилось преподавать социологию для несоциологов, и это всегда имело характер вызова: как заинтересовать студентов дисциплиной, которая является для них непрофильной, а иногда и просто лишней наукой из цикла «никогда не пригодится». Хотя социология — очень интересная наука и имеет самое прямое отношение к нашей повседневной жизни и пониманию современных процессов. В этом отношении создание серии YouTube-роликов по социологической тематике стало для меня новым форматом для распространения научного знания, повышения интереса к социологии и формирования пространства диалога и соучастия.
Формат моих роликов, как я его обозначаю сама для себя, — «о социологии в ночь перед экзаменом»: уже не до подробных объяснений и дискуссий. Коротко, емко изложить базовые социологические темы. И сделать это максимально доступно и понятно. Эта рамка, «о социологии для несоциологов», задает и тематическую направленность (самые базовые темы), и хронометраж. По моим личным ощущениям, ролики не должны быть длиннее 20 минут.
Эту рамку («коротко, емко, просто») на содержательном уровне было поддерживать довольно сложно. Важно ведь было еще создавать объемную картину, избегая излишнего упрощения. Как в известной фразе Марка Твена: «Требуется более трех недель, чтобы подготовить хорошую речь экспромтом». Честно говоря, я до конца не представляла, насколько трудоемким будет процесс подготовки сценария одного ролика. Нужно не просто подобрать актуальный и современный материал по тому или иному вопросу, но и сделать тему «звучащей»: снабдить примерами и продумать визуальный ряд. В среднем, на все уходит примерно две-три недели без учета времени монтажа и самих съемок. И все равно какие-то ролики выходят более удачными, какие-то — более сложными для понимания. «Зачем вы так часто повторяете имя Макса Вебера?» — заметил оператор одного из последних роликов. Значит, из всего ролика удалось уловить только имя, а не саму суть. На содержательном уровне мне есть к чему стремиться и что шлифовать.
Второй уровень сложности — технический: съемки, монтаж, студия или место для съемок. Хотя я сама освоила программу для монтажа и даже смонтировала один из первых роликов, могу признаться честно: мне не хватает художественно-визуального вкуса. Обычно за монтажом и съемками приходится обращаться к профессионалам. А места для съемок находятся в дружественных локациях. Как правило, люди удивляются, узнав, что я ищу место для съемки мини-лекции по социологии. Но соглашаются поучаствовать в процессе распространения знаний.
Если говорить о конкретных целях, то в моем проекте их нет, для себя создание роликов я рассматриваю как хобби. Кто-то собирает марки, а я создаю ролики по социологии и распространяю знание. Мне приятно видеть заинтересованность зрителей в моем контенте: кто-то спрашивает о конкретных книгах и источниках, кто-то просто ждет продолжения. Своими короткими роликами я стремлюсь поддержать и развить интерес к социологии как к науке. Рассказать об актуальных и важных темах, таких как социальное неравенство или классовая структура. При раскрытии тем стараюсь приводить различные точки зрения, создать объемную картину обсуждаемого, избежать безальтернативности, однозначности в трактовке феноменов социальной реальности. Мне хочется, чтобы молодые люди (а средний возраст моих зрителей — 18–24 года) понимали всю сложность и многогранность современного общества и имели представление о различных точках зрения в трактовании происходящих процессов. И раз уж формат моих роликов — «в ночь перед экзаменом», — чтобы лучше готовились и лучше сдавали социологию.
Хочется сказать спасибо всем, кто так или иначе принимал и принимает участие в моем проекте, помогал словом и делом. Впереди у нас еще много увлекательных тем — подписывайтесь на мой канал «Кратко о социологии».
Игорь Бритов: На написание учебного пособия меня вдохновили студенты, с большим интересом воспринимавшие мои лекции на занятиях по теории перевода. Накопились солидные наработки. «Почему бы не подготовить учебное пособие?», — подумал я. «Если было интересно нынешним студентам, значит, собранный материал может прийтись по душе и оказаться полезным для будущих поколений учащихся», — подбадривал я себя. При написании книги опирался на собственный опыт перевода вьетнамской художественной литературы. Конечно же, без носителя языка в таком деле обойтись было невозможно. Мои стремления поддержала моя коллега — преподаватель вьетнамского языка Нгуен Тхи Хай Тяу. При работе над книгой определенную роль сыграл талисман — статуэтка дракона, которую мне подарил известный вьетнамский переводчик русской литературы Тхюи Тоан. Расположившись на рабочем столе у ноутбука, этот дракон контролировал весь творческий процесс. Слово «дракон» попало и в название книги «Как понять язык потомков дракона». Согласно легенде, вьетнамцы являются потомками дракона.
Самым трудным было написать просто о сложном. О сложности темы свидетельствует хотя бы тот факт, что, несмотря на то что перевод является одним из самых древних и постоянно востребованных видов человеческой деятельности, теория литературного перевода остается самой неразработанной областью лингвистики. Наш творческий тандем поставил перед собой задачу написать учебное пособие живым языком в увлекательном изложении непростых теоретических проблем, без ненужного наукообразия. Это диктовалось двумя важными обстоятельствами. Во-первых, отказаться от сухого научного языка нас побуждало то, что речь в пособии идет о переводе художественных текстов, для которых характерен яркий язык, это налагало определенные обязательства и на изложение самого учебного материала. Во-вторых, считаем, что для поколения зумеров необходимо менять характер изложения информации и способы ее подачи — вносить элементы увлекательности (но не идти по пути упрощения).
Результат можно оценить, исходя из разных критериев. Если оценивать, каким спросом пользуется сейчас книга, то показательным является то, что издательство за год уже дважды выпустило дополнительный тираж. Если говорить о мнениях специалистов и читателей, то я и соавтор Нгуен Тхи Хай Тяу получили сотни добрых отзывов о нашей книге. Чаще всего говорят: «Открыл книгу, увлекся и не смог оторваться». Для нас удивительно, что такие отзывы поступают и от тех, кто далек от переводческой деятельности и вьетнамистики. Если же за критерий брать награды, то мы рады, что стали лауреатами конкурса русскоязычных работ, проводимого ВШЭ.
В этой книге я рассказываю про основателя японской этнологии Янагиту Кунио (1875–1962). Он прожил длинную жизнь и застал почти не тронутую западным влиянием деревенскую Японию. Он умер, когда подавляющее число японцев сделались горожанами. Когда он родился, японской нации еще не существовало. Когда умер, она уже давно была. Янагита внес огромный вклад в то, чтобы она стала такой, какой стала.
Янагита был человеком вздорным и неуживчивым. Находиться рядом с ним — не самое приятное дело. Но время сглаживает острые углы, и, работая над книгой, я проникся к нему симпатией, а отрицательные свойства характера стали казаться милыми чудачествами.
Научные труды Янагиты далеко не всегда соответствуют современным позитивистским критериям, его стиль витиеват и насыщен уподоблениями, он свято верит в свою правоту, доверяет интуиции и не озабочен строгой аргументацией, определения далеки от однозначности, что оставляет место для различных интерпретаций. Иными словами, его мысль перемещается в пространстве и времени гораздо быстрее, чем это привычно для «настоящего» ученого, озабоченного доказательностью своих рассуждений. Такая скорость свойственна поэтам. Однако поэтический настрой Янагиты был направлен не на анализ личных переживаний, а на «народ» в целом. Иными словами, если мыслить его жизнь в поэтологических категориях, лирике он предпочел эпос, в котором главным героем является народ, а роль личности исчезающе мала.
Янагита — личность в Японии известная. Его популярность обусловлена не только незаурядностью личности, но и родом занятий. Этнология в послевоенной Японии представляла собой область знания, пользовавшуюся таким огромным вниманием, которого нет, пожалуй, ни в одной другой «цивилизованной» стране. Прежде всего потому, что у японцев больше желания докопаться до своих истоков. Иными словами, у Янагиты было много единомышленников. Все они хотели понять, кто такие японцы, откуда они взялись, откуда пришли, зачем они есть. Именно так и следует понимать вынесенное в заголовок книги слово «команда». По большому счету в этой команде состоят все (или почти все) японцы.
Я уже посвятил проблеме самоидентификации японцев несколько работ. Книга про Янагиту писалась как заключительная в трилогии, посвященной самоощущениям японцев. В книге «Стать японцем» рассказывается преимущественно о телесной культуре, в исследовании «Быть японцем» — об эмоциональной жизни людей, которым довелось жить в период тоталитаризма. Книга «Остаться японцем» посвящена не только Янагите Кунио, но и тому, как удалось японцам остаться японцами уже после поражения во Второй мировой войне, когда прежняя картина мира оказалась разрушенной. В процессе послевоенной идентификации колоссальную роль сыграла этнология — как дискурс, помогший преодолеть комплексы неполноценности и создать такую интеллектуально-эмоциональную атмосферу, в которой стало легко (временами чересчур легко) говорить об особенностях всего японского: характера, быта, искусства, мышления. Таким образом, моя книга — это биография Янагиты, вплетенная в биографию его страны и народа.
Олег Будницкий: Позволю себе привести цитату из дневника Ольги Берггольц. 22 июня 1949 года она записала во время пребывания в селе Старое Рахино на Новгородчине, в котором из 450 мужчин вернулись домой 50: «Читают больше о войне, хотя сами ее только что пережили. Но все кажется, что это — не она, а была какая-то другая, красивая и героическая». Моя книга — о той войне, которая была на самом деле, а не в романах, кино или на экране телевизора. В ее основе — эго-документы, прежде всего дневники, которые вели люди, не знавшие, доживут ли они до следующего дня, а то и до вечера. И тем более не ведали, как «положено» писать о войне. Среди откликов на книгу меня впечатлил отзыв на рукопись поэта и филолога Полины Барсковой: «Примечательное новшество этой книги в том, что она отваживается говорить о самых сложных проблемах советской военной истории языком точным, пристальным, доступным, борясь с догмой и мифологией. Вместо абстрактного эпоса нам предлагаются конкретные ситуации и судьбы участников войны… именно такое исследование, такая интонация размышления сейчас остро необходимы, когда категория “сакральное” сменяется категориями “личное”, “особенное”, когда историк, умеющий быть объективным и сочувствующим одновременно, вглядывается в жизнь и смерть на войне». Если отзыв хотя бы отчасти справедлив, значит, книга написана не зря.
Дарья Бочарова: Меня вдохновляет писать вдохновляющие тексты. Часто можно встретить мнение, что за компьютерными науками будущее. Так это или нет — они однозначно трансформируют мир вокруг нас и делают возможными вещи, о которых раньше мы могли только мечтать. Рассказ о том, как ИТ-технологии решают ранее неразрешимые задачи, не может не вдохновлять как читателя, так и автора. Компьютерные науки — это широчайший пласт знаний и направлений, рассказывать о котором можно бесконечно. К сожалению, делать это чуть сложнее, чем писать о многих других дисциплинах: зачастую концепции либо достаточно теоретические, либо их сложно понять неподготовленному читателю. Бывает, что ему нужно напомнить какие-то термины, а с какими-то концепциями познакомить в первый раз. При этом важно не уйти в чрезмерное упрощение и следить за достоверностью информации — здесь важно плотно работать со спикером, который предоставляет фактуру для текста, и просить его критически оценивать написанное. Кроме того, мы часто пишем о применении информатики в различных областях, поэтому для работы над материалом бывает нужно разобраться не только в одной теме, но и в смежных, например в физике, геймдеве, материаловедении. Главный результат — рассказать о красоте и применимости ИТ, рассказать читателям о тех областях применения, о которых они, возможно еще не задумывались.
Максим Демин: В разгар пандемии мы все оказались отрезаны от традиционного формата преподавания. Я, как и все, сложно переживал новую реальность. В то же время мне показалось, что данную ситуацию можно использовать как вызов и возможность попробовать что-то новое. Так, я решил вместо онлайн-лекций записывать к занятию по пять коротких роликов по 10–15 минут. Ролики выкладывал на свой YouTube-канал.
Короткие видео требуют очень четкой структуры: у вас нет возможности прояснить материал еще раз, пересказав его другими словами. Именно подготовка презентаций к видеороликам была самой трудозатратной частью работы. Кроме этого, записывать ролики из дома сначала было очень непривычно, и я делал много дублей. Зато к концу курса я писал материал с первого раза. Но скажу честно: если бы не необходимость выкладывать ролики перед семинаром, я бы вряд ли их записал. Мне бы казалось, что они недостаточно хорошо сделаны.
В результате двухмодульного курса «Философия науки» я записал 49 роликов. Все они находятся в свободном доступе. Сейчас интересно наблюдать за динамикой просмотров. Хотя в презентации есть опечатки, а в моей речи оговорки, я остался очень доволен результатом. Это помогло сделать образование более открытым, а также вдохновило на следующий проект — это научно-популярная книга, над которой я как раз сейчас работаю.
Тарас Пащенко: На написание книги нас с Никитой вдохновили два обстоятельства: по критическому мышлению в России было несколько переведенных книг, но среди них не было книги для детей или подростков. Нам кажется, что начинать знакомство с темой стоит пораньше, ведь чем раньше мы начинаем задумываться о том, как мы принимаем решения и что влияет на этот процесс, тем лучше. Второе обстоятельство — это замечательное издательство «Альпина Паблишер» (и лично Лана Богомаз), которое выступило инициатором проекта 4К, в рамках которого также вышли книги о креативности, командной работе и коммуникации.
Самым сложным было подготовить тексты, которые читались бы подростками (мы ориентировались на возраст от 10 до 15 лет). Это наш с Никитой первый опыт написания текста для детей: Никита (опытный автор) пишет для взрослой аудитории, я же работал по большей части со студентами. Местами приходилось обращаться за помощью к моим детям, чтобы проверять, не слишком ли просто или сложно написано. Им как раз было 10 и 15 лет. Участие Сони и Арсения очень помогло нам найти форму популярного изложения довольно сложных идей.
Главный результат — это то, что книга вышла, конечно. Большое спасибо издательству за поддержку и мягкое, но настойчивое руководство процессом. Мы попали в шорт-лист премии «Просветитель», книга неплохо продается. Надеюсь, благодаря нашей книге решения, которые будут принимать люди в будущей России, окажутся чуть лучше.
Кирилл Соловьев: Эта та тема, от которой я уходил и к которой возвращался. Думаю, вернусь еще. Речь идет об особом эпизоде в истории России начала XX века. Это «пьянящее» время относительно недавнего прошлого, когда невероятно ярким и безудержно талантливым людям казалось, что перед страной открывались новые горизонты. Хотелось бы хоть немного побыть на их месте и на мгновение забыть о той бездне, которая им предстояла. И в действительности не только им, а всей России. Впрочем, то были не просто фантазеры и неудачники. В это историческое мгновение они неожиданно для многих одержали верх.
В центре книги — «Союз освобождения» — нелегальная политическая организация, из которой потом вырастет Конституционно-демократическая партия (крупнейшее либеральное объединение начала XX века). В сущности, речь идет о той части элиты — земцах, литераторах, университетских профессорах, — которая, будучи тесно связанной с бюрократическими кругами, никак с ними себя не ассоциировала. Она рассчитывала на конституционные преобразования в России, которые драматически изменили бы правила политической игры. Эта общественность была сравнительно малочисленной, что скорее подчеркивает ее значение. Именно она производила идеи и смыслы, которые подхватывала вся «мыслящая Россия», в том числе заседавшая в правительственных учреждениях. Размахивавшая нагайкой слабая власть и таившееся в конспирации могучее общество вели дело к революции, а значит, к радикальной политической встряске 1905–1906 годов.
Историки любят процессы и явления, но эта книга в первую очередь — об удивительных людях, думающих, мечтающих, но действующих. Одни имена на слуху и сейчас. Другие по несправедливости забыли. Это П.Б. Струве, И.И. Петрункевич, П.Н. Милюков, князь Д.И. Шаховской, В.И. Вернадский, братья Долгоруковы, В.А. Маклаков, В.Д. Набоков и многие другие. Большинство из них достойны романа. Некоторые — детектива. И все они — памяти.
Разговор об истории общественности всегда непростой. Так и хочется на всех наклеить партийные ярлыки и разложить по полочкам. Но материал сопротивляется. Это было время, когда жизнь бежала с ускорением, когда только шло становление партий, программ, идей, представительных учреждений. В бурлящем политическом котле того времени не было порядка, но было рождение новой России, очень недолговечной и хрупкой.
Александра Старусева-Першеева: Подкаст «Полиэкран» стал естественным продолжением тех курсов, которые мы ведем в Школе дизайна, рассказывая об истории экспериментального кино и видеоарта, о гибридных новых медиа и о том, как меняется визуальная культура сегодня. Хотелось дополнить строго выстроенные академические курсы чем-то вроде джазовой импровизации, где можно иной раз немного отвлечься от основной темы и заглянуть в смежные области знания: в теорию медиа, философию, семиотику, game studies и так далее. Именно эта возможность рассматривать феномены современного искусства как бы с нескольких ракурсов одновременно и есть наш метод — «полиэкранная» исследовательская оптика.
Самым сложным был выбор материала. Мы сфокусировали каждый из выпусков подкаста на одном герое — значимом видеохудожнике. И выбрать десять персонажей из сотен звезд видеоарта было совсем непросто. Еще одна сложность: рассказывать об искусстве, не показывая картинки, одними лишь словами описывать визуальный образ. Сперва казалось, что это невозможно, но потом мы увидели в этом возможность еще раз прокачать наши искусствоведческие навыки, выстроить более сложный и увлекательный нарратив.
Наша работа была направлена на то, чтобы увлечь слушателей теми вопросами, которые сегодня ставит перед собой художник. Показать, что видеоарт и другие актуальные и «такие непонятные» практики на самом деле обращены к тем проблемам и вызовам, которые волнуют многих. Мы стремились раскрыть внутренние механизмы, действующие в пространстве экранного искусства и — шире — современной визуальной культуры. По отзывам студентов мы можем судить о том, что это получилось. И что нужно продолжать!
Дмитрий Омельченко: Вдохновение в моем случае сложное дело. Иногда вдохновение приходит не на этапе формирования идеи или проведения съемок, а уже ближе к монтажному столу и процессу переосмысления изученного и отснятого материала. А иногда вдохновение тебя не оставляет от самого начала, от проблеска идеи и до склейки титра с благодарностями в конце — идеальный вариант для автора.
Проект является отражением, персональной рефлексией социолога-документалиста на социологическое исследование, проведенное моими коллегами в Центре Молодежных Исследований. Вероятнее всего, их интерес, их работоспособность стимулировали творческий порыв и держали в связке академическую целесообразность с перспективной культурной ценностью визуального проекта. Благодаря своей профессии у меня появилась возможность оказываться в самых разных уголках страны, разговаривать с людьми, ретранслирующими не опосредованную историю, культуру и память. Я высоко ценю такую возможность. И самое важное и сложное для меня – это увидеть и услышать этих людей. Правильно. Таким образом, чтобы с помощью аудиовизуальных средств передать дальше с минимальным искажением, а лучшее вообще «без». Но не просто в формате хроники: зритель, я надеюсь, может почувствовать атмосферу, услышать контексты, увидеть другое и разное в ненавязчивом формате.
Существует огромное количество междисциплинарных исследований, которые глубоко смотрят на эффекты трагических событий в истории страны, ведут записи нарративов, рассматривают и классифицируют артефакты, а мы, визуальные социологи, стараемся соорудить и наладить работу моста между множественными реальностями и контекстами, от отображаемого к зрительскому и обратно.
ГУЛАГ и в целом исправительная система в нашем государстве, предстали эпохой в творчестве самых разных авторов. Мы же, не разговаривая о трагедии напрямую, не эксплуатируя ни один из возможных дискурсов, сделали проект о том, какие культурные остатки заметны на теле нашего наследия, саму серию наделяя качеством быть одним из таких остатков.
Валентина Кириченко: Идея возникла случайно, в полном согласии с принципом «когда б вы знали, из какого сора...». Пару лет назад мой коллега-математик в беседе упомянул вскользь луночки Гиппократа как нечто вроде вечного двигателя или квадратуры круга, то есть вещи, которые давным-давно интересовали учёных, а теперь морально устарели. Я устыдилась своего невежества, стала изучать тему и в результате обнаружила целую детективную историю. Основные вехи я описала в своём блоге, и с удивлением обнаружила, что история о луночках Гиппократа живо интересует не только меня, но и многих моих знакомых. Тут же я получила заказ от журнала "Квантик" на научно-популярную статью о луночках.
Помимо обычных сложностей, которые испытывают математики, пытаясь писать для всех, а не только для своих, была ещё одна неожиданная проблема. Я решила писать в стиле диалогов Платона, а героев взять из сериала «Аватар: последний маг воздуха» (я смотрела его со своими детьми и хорошо знала персонажей). Там как раз есть история о духе Луны и принцессе Юи, которую легко дополнить задачей о луночках. Однако редакторы справедливо заметили, что могут возникнуть проблемы с копирайтом. Положение спас мой соавтор. Он предложил в качестве персонажей взять богов Древнего Египта (на них пока копирайта не наложили). Мы нашли подходящую легенду о богине Луны и поменяли действующих лиц: аватар Аанг стал богиней неба Нут, Сокка — богом мудрости Тотом, а Тоф — богом Гором.
Для меня особенно ценно, что результат я могу показать не только коллегам-математикам, а всем своим родственникам, друзьям и знакомым. Обычно люди плохо представляют себе, чем занимаются математики — научные статьи по математике нельзя понять, если нет высокой математической культуры. Мне хотелось показать с нуля на простых примерах, как растёт математическая культура, как она связана с нашими общечеловеческими способностями познавать мир, задавать интересные вопросы и иногда находить на них ответы.