29 апреля исполняется 75 лет профессору факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ Алексею Павловичу Портанскому. О том, как он учился на инженера-физика, работал журналистом в странах Африки и стал профессором-экономистом, он рассказал «Вышке для своих».
Одно из врезавшихся в детскую память событий — смерть Сталина. Я помню тот мартовский день 1953-го. Видимо, по поведению родителей и соседей по коммунальной квартире я смог почувствовать, что произошло нечто исключительное. За окном солнце, хорошая погода, а в доме творится что-то непонятное. Люди шепчутся, суетятся, они растеряны и не понимают, как жить дальше. Страна будто впала в оцепенение. Моих родителей эти переживания затронули скорее опосредованно — они не были сталинистами, поэтому никаких истерик с ними не случилось.
Отец вырос на лозунге 30-х «Молодежь — в авиацию» и буквально бредил небом. При поступлении в Вольское летное училище его подвел вестибулярный аппарат. Он не мог учиться на летчика, поэтому пришлось учиться на авиатехника. Прошел в авиации всю Великую Отечественную, участвовал в боевых вылетах, когда в экипаже не хватало, скажем, стрелка-радиста. Закончил войну инженером эскадрильи пикирующих бомбардировщиков в звании капитана ВВС. Как большинство фронтовиков, рассказывать о войне не очень любил. Но, помню, мы с ним вместе посмотрели «Хронику пикирующего бомбардировщика», фильм ему понравился. Как сказал отец, зацепил. От него же я получил первые сведения о жизни и быте в Европе. После капитуляции Германии отец прямо оттуда был направлен в Австрию, где разместился советский оккупационный контингент, находившийся там до 1955 года. Как офицер, он проживал на частной квартире и был в хороших отношениях с хозяевами-фермерами, освоил разговорный немецкий. Поскольку отец родом из сельской местности, он не мог не обратить внимания на многие элементы домашнего и хозяйственного уклада у австрийцев, например на механизацию многих операций, чего в СССР в то время не существовало. И еще его удивляло, что в спальнях поддерживалась температура около 13 градусов.
В Москве наша семья сначала жила в 13-метровой комнате в коммунальной квартире, которая находилась в бывшем доходном доме 1904 года постройки на улице Дурова. А в 1955 году, как раз когда я пошел в первый класс, мы получили отдельную квартиру по адресу проспект Мира, дом 120. Это был один из самых высоких домов в городе, с террасами наверху. В сравнении со многими одноклассниками, которые тогда жили в трущобах, в деревянных домишках, в подвалах, я оказался просто в шикарных условиях.
О школьных годах у меня остались самые теплые воспоминания. Я окончил известную в Москве школу №279 им. Твардовского. Мы с одноклассниками до сих пор дружим, ходим друг к другу на юбилеи (а в последние годы и на похороны) и навещаем нашего классного руководителя, любимую Инну Иосифовну Корэ, которая вела у нас русский язык и литературу. В этом году ей будет 97 лет. Она удивительный человек, который не только всех помнит, но и в курсе всех событий, и у нас с ней по-прежнему масса общих интересов и тем для разговора. Став журналистом, я понял, что очень многим обязан Инне Иосифовне, и не раз лично в последние годы говорил ей об этом.
До 14 лет я полагал, что стану летчиком, — а кем еще? Во-первых, мне передалась мечта отца, а во-вторых, на мое детство пришелся полет Гагарина. Сейчас есть такое модное выражение “soft power” — «мягкая сила». Так вот, в истории Советского Союза было два события, которые обеспечили стране колоссальную soft power: победа в Великой Отечественной войне и полет Гагарина. Это событие перевернуло жизнь советских людей. Они поверили в то, что мы скоро перегоним Америку. Неважно, что мы все еще живем в подвалах, неважно, что не хватает молока и мяса, но мы же в космосе! Был такой эмоциональный подъем, какого я не припомню ни до, ни после. Мой отец, вовсе не гуманитарий по складу и образованию, написал стихотворение о полете в космос и отправил его в газету «Красная Звезда», так он был потрясен произошедшим.
Однако после школы я пошел не в авиацию, как мечталось, а в Московский институт стали и сплавов на физико-химический факультет. Учеба и практика на металлургических заводах мне нравились. Но по окончании института как офицер запаса я был призван на два года в армию. Можно было поступить в аспирантуру, но после смерти отца нам с мамой материально жилось непросто. Мы жили на пенсию в 60 рублей, которую мама получала за отца, и мою стипендию, а оклад лейтенанта на тот момент был 220 рублей. Что тут было думать?
Я попал в Гвардейскую Таманскую дивизию командиром танкового взвода. Одно из самых ярких моих воспоминаний о том времени — участие в параде на Красной площади в 1973 году. Несмотря на то что я был «офицер-любитель», как нас, двухгодичников, называли кадровые офицеры, меня отобрали для парадного расчета за рост и неплохую строевую выправку. Мы двигались на открытых машинах так называемой командирской группой, за которой следует техника. Как сейчас помню, моросил дождь, я сидел в машине на заднем сиденье справа и должен был смотреть строго вперед, а на трибуне стоял Леонид Ильич Брежнев в накинутом на плечи болоньевом плаще, и так хотелось получше его разглядеть, но повернуть голову направо было нельзя.
Дальше в моей карьере случился поворот. К нам в часть приехали журналисты из «Красной Звезды», «Красного воина» и еще каких-то изданий военного профиля делать репортаж о больших учениях, проходивших в Гороховецких лагерях. Коллеги сразу сказали: «Ты у нас самый грамотный, только из института, вот и занимайся с ними». Я впрягся в это дело, и в итоге два материала из района учений вышли за моей подписью. Это решило мою судьбу. Я-то думал после службы пойти в аспирантуру, а попал на радио — благодаря одному моему другу, который предложил: «Давай отведу тебя на Московское радио! Публикации у тебя есть, ты член партии, сейчас на иновещании такие нужны». И действительно, там ко мне очень хорошо отнеслись. Спросили, готов ли я активно изучать французский язык. Я сказал: «Почему бы и нет?» — и меня приняли на работу в африканскую редакцию, где в то время, как и в целом на иновещании, работало множество носителей языка. Это была великолепная практика, дополнявшая мои занятия на городских языковых курсах. И спустя два года я уже мог неплохо говорить по-французски. Кроме освоения языка и знакомства с культурой других стран, работа на Московском радио подарила встречи с уникальными людьми. Там тогда работали звезды. Назову двоих — Юрия Левитана и Виктора Балашова. С последним я дружил и испытывал к нему огромное уважение. Он, кстати, был тем самым диктором, который объявил миру о полете Гагарина, хотя это должен был сделать сам Хрущев. Но Никита Сергеевич так разволновался, что предложил выполнить эту почетную миссию Балашову.
В конце 1979 года в качестве заведующего корпунктом советского телевидения и радио по странам Западной Африки я вместе с семьей прибыл в город Бамако, столицу Республики Мали, где базировалась наша штаб-квартира. Мали — страна бедная, но очень колоритная. Например, весь мир знает город Томбукту. Он находится в песках Сахары, к северу от Бамако. Это древний культурный центр Западной Африки, откуда началась исламизация западной части континента в XIV–XV веках. В местном Центре исламских научных исследований имени известного африканского ученого Ахмеда Баба хранятся средневековые рукописи, самые древние из которых датированы XII веком. Об известности Ахмеда Баба далеко за пределами Западной Африки говорит, к примеру, тот факт, что он упомянут в романе Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» как владелец библиотеки из 1600 рукописей. В Томбукту находятся три старейшие мечети Западной Африки. Помню до сих пор поговорку, которую я услышал в этом городе: «Соль прибывает с севера, золото — с юга, а слово Всевышнего и мудрость — из Томбукту». Там я подготовил материал для передачи Юрия Сенкевича «Клуб кинопутешественников», посвященной единственному действовавшему в конце ХХ века караванному маршруту, по которому на верблюдах доставлялась каменная соль из месторождения в Таудени на севере Мали в порт Мопти на реке Нигер. Эту передачу в 1983 году показали по всем трем функционировавшим тогда телеканалам и позднее еще несколько раз повторяли.
Кроме Мали, за пять лет командировки пришлось побывать в Кот-д’Ивуаре, Гане, Нигерии, Бенине, Буркина-Фасо (тогда Верхней Вольте). Это был другой мир, другие люди. Их искренность порой удивляла. В 70–80-е у французов и жителей других европейских стран было модно ездить в Африку за «человеческим общением», чтобы отвлечься от лицемерия и излишков политкорректности, завоевавших Европу. Мои знакомые французы говорили: «Здесь есть человеческий контакт». И я тоже начинал сознавать и ценить это общение, догадываясь, что, когда покину Африку, такого, скорее всего, уже больше не встречу.
Жители бедных стран Африки высоко ценят культуру слова. В местном языке не так много слов, может быть, порядка 5000, тем большее значение они имеют. Помню, что пастухи пасли стада, приложив к уху включенный радиоприемник, чтобы слушать передачи Московского радио, и это добавляло всем нам уважения. Наше радио вещало почти на всех африканских языках, и в том числе на основном для Мали — бамбара. Я его не знал, но мне еще в Москве один наш «ветеран-африканец» посоветовал: «Выучите несколько фраз. Там люди очень долго друг с другом здороваются, и это важно, чтобы вы знали приветствие». И действительно, приветствие в Мали — это целый ритуал, во время которого принято подолгу расспрашивать человека, как дела, как жена или как жены, если их несколько, как дети, как скотина и т.д. Малийцы могут приветствовать друг друга 5–7 минут. Я выучил основные приветствия, и это мне неожиданным образом пригодилась много позднее, когда мы с женой в 2013 году оказались в Тенерифе на Канарах. Мы забронировали номер в отеле с видом на город. Вид на море стоил дороже. На ресепшене нас оформлял африканец с внешностью выходца из Западной Африки. Я спросил его по-французски: «Вы случайно не малиец?» Он ответил: «Да, я из Мали». Когда я перешел на бамбара, у него все посыпалось из рук, так он был потрясен, услышав родную речь от европейца. В итоге мы немедленно получили номер с видом на море без доплаты.
После возвращения в СССР я в конце 1984 года перешел в редакцию «Известий» и проработал там 12 лет — до конца существования старых «Известий». Это была совсем другая газета в сравнении с той, что существует сейчас. Я помню, как в начале 1990-х к нам приехала журналистка из французской Le Monde специально для того, чтобы написать об «одной из лучших ежедневных газет мира».
В какой-то момент нужно было менять корреспондента по странам Северной Африки (это Алжир, Марокко, Тунис, Ливия и Мавритания), и меня в 1988 году стали готовить к командировке в Алжир. Это была совершенно другая Африка в сравнении с Западной, где я провел без малого пять лет. Алжир — это нескончаемая радость, если, конечно, оставить за кадром некоторые внутренние события того времени, в частности выступления исламистов и их столкновения с органами правопорядка. В Алжире, кажется, 355 солнечных дней в году, неповторимые пейзажи, и люди всегда улыбаются. Даже Карл Маркс, проживавший здесь какое-то время в конце позапрошлого века, решил под воздействием алжирского солнца впервые кардинально изменить свою внешность. «Чтобы угодить солнцу, я избавился от своей бороды пророка и от шевелюры», — писал он домой.
По своей природе Алжир гораздо богаче, чем Тунис и Марокко, но в нем исторически не развит туризм, потому что первый президент страны Ахмед бен Белла (которого Хрущев наградил звездой Героя Советского Союза), считал, что алжирец — гордый человек и не может стать слугой.
В Алжире жизнь доставляла удовольствие, и моя семья была счастлива. Было много интересной работы. Не так давно меня попросили рассказать в видеоинтервью для журнала «Международная жизнь» о моей встрече с Пьером Сэлинджером, пресс-секретарем президента США Джона Кеннеди. Он был неординарной личностью. В 1962 году 37-летний пресс-секретарь главы Белого дома сыграл немаловажную роль в разрешении Карибского кризиса: в самые напряженные первые дни кризиса требовалось обеспечить молчание ведущих газет и телевидения о развивающемся конфликте двух ядерных сверхдержав. В американских условиях это являлось почти невыполнимой задачей, но Сэлинджеру удалось с ней справиться. Вопреки традиции, сменивший застреленного в 1963 году Джона Кеннеди на посту президента Линдон Джонсон не стал менять пресс-секретаря. Потом Сэлинджера избрали в сенат, а уйдя из сената, он стал работать тележурналистом на канале ABC. В этом качестве он приехал в Алжир на очередную сессию Национального совета Палестины, где мы и познакомились. У него имелись свои отношения с палестинским лидером Ясиром Арафатом, и он всегда получал эксклюзивные права на интервью.
Другой заслуживающий внимания эпизод — моя первая командировка в Марокко на встречу лидеров региона по случаю создания Союза арабского Магриба. Церемония проходила в Марракеше. Центральным событием стала пресс-конференция короля Марокко Хасана II. О нем надо сказать пару слов отдельно. Он прямой потомок пророка Мухаммеда по женской линии, султан, верховный глава всех верующих, весьма образованный человек, говоривший на четырех языках, знаток арабской литературы. Я не думал, что мне удастся задать ему вопрос. Пресс-секретарь короля в основном выдергивал местных журналистов, но я тянул руку. Король это заметил, сделал знак пресс-секретарю — мне дали слово, и я несколько минут говорил с Хасаном II. Когда на следующий день по дороге из Марракеша я, останавливая машину, заходил в местные кафе, меня уже узнавали марокканцы, смотревшие последние телевизионные новости с пресс-конференцией их короля. И то, что я был удостоен общения с самим султаном, вызывало у них не просто уважение, а что-то близкое к восхищению.
Будучи в Алжире, я выезжал в район военного конфликта между фронтом Полисарио и Марокко, который формально так и не завершен. Во время той поездки мне организовали беседу с 47-летним пленным марокканцем, дантистом по профессии. Его мобилизовали прямо из своего кабинета, и вскоре он попал в плен. Такая вот абсурдная ситуация. Другому пленному на момент нашей встречи, как выяснилось, было 88 лет, и его случай еще более потрясающий: он оказался участником Первой мировой войны — французы его призвали, когда ему было 16–17 лет, и вот теперь под конец ХХ столетия в свои без малого 90 лет он угодил в плен.
Алжирская командировка окончилась преждевременно. Из-за известных событий в СССР в 1991 году за несколько месяцев до августовского путча мне пришлось досрочно закрыть корпункт «Известий» в странах Магриба. Кстати, перед отъездом из Алжира я вышел из КПСС — так тогда поступали многие члены партии.
В итоге я нисколько не пожалел, что летом 1991-го оказался в Москве, вернувшись в редакцию. Газета «Известия» сыграла важную роль в тех событиях, решительно встав на сторону антипутчистских сил. Интереснейших подробностей на сей счет немало — они ярко описаны в книгах моих коллег-известинцев, но это заслуживает отдельного большого рассказа.
Моя профессиональная карьера сделала очередной виток — в сторону международной экономической журналистики. В 1990-е годы важной темой стал процесс встраивания России в мировую экономику и сотрудничество с ЕС. Тогда никто не сомневался, что Евросоюз останется нашим партнером номер один. В июне 1994 года мне посчастливилось быть на знаменитой встрече глав государств и правительств ЕС и президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина на острове Корфу, где состоялось подписание считавшегося тогда историческим Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Евросоюзом и Россией. Греческий остров был выбран неспроста: европейские партнеры стремились создать максимальный комфорт для российского лидера и потому для встречи выбрали территорию православной страны. Все участники были охвачены нескрываемой и неповторимой эйфорией от происходящего. Казалось, что это на века.
В последующие годы я постоянно писал об экономическом и торговом сотрудничестве с Евросоюзом, летал в Брюссель, Париж, Лондон. Когда начались переговоры о вхождении нашей страны в ВТО, мне предложили возглавить информационное бюро по присоединению России к ВТО под эгидой Минэкономразвития. В этом качестве я являлся консультантом нашей делегации на переговорах в Женеве.
За шесть лет существования бюро, когда продолжались интенсивные переговоры с членами ВТО, мы, группа экспертов, объездили всю Россию и везде рассказывали, зачем и почему стране нужно присутствие в главном торговом клубе. Выступали перед бизнесом, местными элитами, журналистами. Интересная, насыщенная и важная работа. А в декабре 2011-го мне повезло в составе российской делегации приехать на Министерскую конференцию членов ВТО в Женеве, на которой Россия получила приглашение стать членом организации.
В 2006 году после защиты кандидатской диссертации в Институте Европы РАН я начал преподавать в Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАГС, позднее — РАНХиГС). Вел лекции и семинары по мировой экономике и международной торговле. Вскоре меня переманили в Вышку. С 2011 года я профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ. Сферы моих профессиональных интересов все те же: мировая экономика, международная торговля, международная экономическая интеграция, экономическая глобализация, а теперь еще торговля и климатическая повестка.
Одним из своих удачных курсов в последние годы считаю разработанный мною лично общеуниверситетский факультатив (ОУФ) о профессиональной этике, карьере и этикете. Все четыре года, пока я его вел, он был одним из наиболее успешных ОУФ в Вышке: на него стабильно записывались около 200 человек.
Концепция факультатива возникла в результате личных наблюдений и общения со студентами. У нас в целом немало способных, талантливых ребят. Но у многих есть очевидные и обидные провалы общекультурного плана. К примеру, они испытывают трудности или не знают, как следует правильно в деловой обстановке обращаться к коллегам по работе, к руководителю, к любому человеку на улице и т.п. У этого явления двойная причина. Прежде всего это одно из последствий нашей цивилизационной катастрофы 1917 года, когда произошла утрата культуры межличностного общения. И на этом фоне в наше время выросли поколения, впитавшие так называемую SMS-культуру, которая не очень стыкуется с цивилизованными формами обращения друг к другу, освобождает человека от необходимости употреблять имя собеседника или адресата при написании письма.
Культуру общения мы постигали на занятиях в историческом и страновом аспектах. И это вызывало у слушателей реальный неподдельный интерес. Многие восприняли мой совет поинтересоваться историей своей семьи — выяснить, из какого сословия происходили предки и как к ним обращались. Касались и современного русского языка, который в результате реформы 1918 года стал беднее, лишившись отчасти прежней выразительности, а в отдельных случаях даже примитивнее. Большой интерес у всех слушателей вызывала практика делового письма на русском и английском языках. Ну и, конечно, тема мотивационного письма для поступления в большую компанию или иностранный университет занимала важнейшее место в рамках факультатива. Слушатели с удовольствием и прилежанием составляли примеры таких писем, считая, что это должно помочь им в ближайшем будущем.
Всем своим студентам я пытался и пытаюсь передать мысль о том, что в университете нужно не просто освоить выбранную специальность, а получить сумму знаний. Вы же не знаете, как сложится ваша карьера, пытаюсь убедить я их. В ближайшем будущем надо быть готовым к переучиванию, к смене специальности — это наверняка коснется нынешнего поколения студентов. И этого не надо бояться, к этому надо быть готовыми. Мне в жизни пришлось менять специальность несколько раз, осваивая новые области, и я ничуть не жалею об этом.
Чтобы получить сумму знаний, надо много читать, как бы это банально ни звучало. Читать не только научную литературу, но и художественную — русскую и мировую. Это залог грамотности в широком смысле, обретения воображения, избавления от лености ума. В этом смысле у студентов Вышки есть отличный шанс — они владеют иностранными языками. А это портал в иную жизнь. Если вы хорошо владеете английским, французским, немецким или испанским языком, вы можете читать шедевры мировой литературы в подлиннике. Тем самым вы как бы проживаете параллельно еще одну жизнь, обретая невидимое прежде богатство. И это дает надежные ориентиры в вашей жизни. У вас разовьется богатое воображение, вас будет сложнее обмануть и ввести в заблуждение. Такое напутствие я стараюсь давать студентам.
Говорят, что мы живем в век информации, — это так. Но одновременно надо понимать, что нужную достоверную информацию политического характера зачастую приходится добывать с затратой сил и времени, если хотите знать, что происходит вокруг и в мире на самом деле.
Фото: Даниил Прокофьев