19 октября 80 лет отмечает заведующий Международной лабораторией исследований населения и здоровья Евгений Михайлович Андреев.
У меня довольно обычная история. Но в каком-то смысле я уникален — всю жизнь, начиная с 19 октября 1944 года, как указано в моем паспорте, живу в одной и той же квартире.
Я окончил механико-математический факультет МГУ. Потом — аспирантуру. Защитился и стал искать работу, но, куда мне хотелось, туда мне не предлагали, а куда мне предлагали, мне не хотелось. Дело в том, что в университете я был круглым отличником. За все время обучения у меня была четверка только по французскому языку. Тогда считалось, что все математики должны знать два иностранных языка. То есть тех, кто учил в школе английский, переучивали на французский. Тех, кто французский, — на английский. А те, кто учил немецкий, могли выбирать между английским и французским. Такая была тогда система. На втором курсе у меня появился научный руководитель — Эрнест Борисович Винберг. Немного старше меня по возрасту. Мы с ним проработали до конца 1970 года, и к моменту защиты диссертации у меня вышло порядка десяти-двенадцати статей совместно с ним и другими его учениками и одна только моя. В какой-то момент я занялся совершенно неожиданной, не очень понятной нормальным людям вещью — геометрией пространства Лобачевского. Не все догадываются, но вообще-то мы все в нем живем, а Евклидово пространство — это такая большая фантазия. Диссертация получилась интересная, хоть и не очень прикладная. Об интересности говорит тот факт, что информация о ней до сих пор есть в англоязычном интернете. Называется «Теорема Андреева о многогранниках пространства Лобачевского».
Такая плотная нагрузка дала ожидаемый результат — заниматься математикой мне немножко надоело. И потом, математика — наука для молодых и очень молодых. Неслучайно же многие математики с возрастом уходят в прикладные области. Многие мои коллеги-демографы — в прошлом вполне успешные математики. Так или иначе, я хотел заниматься чем-то другим. И тут меня очень кстати познакомили с директором Научно-исследовательского института по проектированию вычислительных центров и систем экономической информации (НИИ ЦСУ СССР) Ароном Яковлевичем Боярским. Он был одним из известнейших российских, тогда советских, демографов. Институт, где он директорствовал, только недавно возник. После разговора со мной Арон Яковлевич предложил мне работу. Я согласился и со 2 декабря 1970 года до конца 1999 года работал там. Возможно, это говорит о моей склонности к стабильности.
Демография — не такая молодая наука, как может показаться. Известен такой факт: 6 февраля 1661 года некто Джон Граунт сделал в Лондонском королевском обществе доклад о смертности населения Лондона. Строго говоря, это была первая научная работа по демографии. А узнал я об этом, когда мы писали статью о смертности академиков. Наша задача была сравнить смертность академиков Российской академии наук со смертностью членов Британской академии, которая первоначально называлась Лондонским королевским обществом. Документы обеих выложены в интернете. Их можно было найти и прочесть. И вот из них я как раз узнал о том, что Джон Граунт действительно стал членом Лондонского королевского общества ровно через год после этого доклада. А значит, он существовал. Возвращаясь к идее изучать смертность академиков, надо сказать, что она была не наша. Ее предложил кто-то из европейских коллег. Однако, когда Леонид Маркович Гохберг увидел в интернет-журнале «Демоскоп» информацию о нашей работе, он попросил нас написать заметку на эту тему специально для его журнала «Форсайт».
Что касается выбора тем для исследования, интересно исследовать какие-то конкретные группы. Например, один из наших студентов как-то пытался изучать смертность российских дворян, поскольку есть такая книга — «Российское дворянство», где перечислены все дворянские роды с указанием дат рождения и смерти всех членов семьи. Очень любят изучать продолжительность жизни людей, которые упомянуты в разных энциклопедиях. Человеку непричастному это сложно понять, но ученому хочется узнавать конкретные факты о реальных людях, а не, как любят писать, «в XIX веке в России жили около 35 лет, а вот теперь уже более 70». Это не наука.
Моя карьера в демографии началась с того, что я изучал смертность населения СССР. Конечно, есть у меня статьи по рождаемости, есть по миграции. Но долгое время смертность была в центре интересов. Вначале, пока наша группа была небольшой, нас даже называли «камикадзе». Сказал же Булгаков: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен».
В СССР одной из главных проблем была высокая смертность детей в Центральной Азии. Если в России умирало максимум 25 детей на тысячу родившихся, то там — больше 100 на тысячу. И мы с коллегами в течение нескольких лет пытались в этом разобраться. В период между 1972 и 1985 годом месяц в год я проводил в Средней Азии: в Таджикистане, в Ферганской долине Узбекистана, в Туркмении. Тема была жесткая. Нам трудно было этим заниматься и морально, и в плане практической части работы. В Центральной Азии женщинам общаться с мужчинами нельзя. Мы находили посредниц — комсомольских работниц из Узбекистана или Таджикистана — и объясняли им, что нужно сделать. И если мы шли в семью, такое тоже бывало, я разговаривал с главой семьи, а с женой разговаривал комсомолец или профсоюзный работник одной с ней национальности. Результаты мы докладывали даже в ЦК КП этих республик. Пытались их убедить, что надо что-то делать, что так нехорошо. До 1987 года на этой работе стоял гриф «Для служебного пользования». После того как его сняли, мы написали статью. Это была одна из первых моих статей, опубликованных в журнале Population — ведущем французском демографическом издании.
Примерно тогда же, во второй половине 80-х годов, была еще одна тема. Тогда военные историки под руководством генерала Григория Федотовича Кривошеева написали книжку «Гриф секретности снят», в которой говорилось о военных потерях СССР во Второй мировой войне. И когда в ЦК КПСС решалось, пускать ее в печать или нет, ЦСУ поручили подготовить отчет о потерях гражданского населения. ЦСУ собрало демографов, завязалась некая дискуссия, и мы втроем, Леонид Дарский, Татьяна Харькова и я, вызвались сделать документальное исследование. Мы сделали расчеты и доложили руководству. Для этого меня пригласили к человеку из идеологического отдела ЦК КПСС. Я рассказал о нашей работе, но в ЦК решили, что официальной цифры не будет. Она была опубликована ЦСУ как авторская, с указанием фамилий исследователей. То есть наших. Это была известная работа. Мы опубликовали эти цифры в журнале «Вестник статистики», затем — в сборнике статей на английском языке, во французском Annales de demographie historique. Это были одни из первых публикаций советских авторов за границей. Позже мы написали две книги той же командой — сначала «Историю населения СССР», а потом «Историю населения России». Но вторую работу было делать гораздо сложнее. В СССР же было почти замкнутое население, мало кто ездил туда-сюда. Совсем другое — в России.
В 1987 году, когда Главное управление по делам литературы и издательств разрешило публиковать демографическую информацию, мы поставили своего рода рекорд: писали по статье в месяц. Что называется, накопилось. Для страны это было непростое время. Переходный период. ЦСУ издало статистический сборник, предназначенный исключительно для делегатов Съезда народных депутатов. Но потом его все-таки сделали общедоступным, и люди узнали, что продолжительность жизни в России на столько-то лет меньше, чем в Западной Европе. Для тех, кто умел читать все эти цифры, это был шок.
В конце 90-х годов Институт статистики прекратил свое существование. ЦСУ стало сначала Госкомстатом, потом Росстатом. В это время Анатолий Григорьевич Вишневский, с которым мы вместе работали, ушел в Академию наук, создал там Центр демографии и экологии человека и предложил перейти к нему. У него как раз освободилось место заведующего лабораторией. И с 2000 по 2005 год я трудился там.
В это время в Россию начало поступать много иностранных грантов. Иногда достаточно крупных. Например, Вишневский получил большой грант INTASS для изучения столетней истории демографической модернизации России, британский независимый международный фонд Wellcomе Trust финансировал проект, посвященный изучению российского пьянства как фактора смертности. Меня сначала привлекли к работе как человека, хорошо знающего организацию российской статистики, а потом я стал выполнять обязанности data manager. Об этом исследовании много писали. Оно проводилось в Ижевске. В течение двух лет мы опрашивали семьи мужчин, умерших в возрасте от 25 до 50 лет, и семьи мужчин этого возраста, случайным образом выбранных среди населения. Мы пытались понять, чем те, которые умерли, отличались от тех, которые не умерли и спокойно жили дальше. И тут выяснился один очень важный момент. Оказалось, что в городе Ижевске в период с 2003 по 2005 год 43% умерших в возрасте от 25 до 50 лет мужчин были опасными потребителями алкоголя. Это означает, что они пили алкоголь почти ежедневно и в больших количествах, выпадали из нормальной жизни, спали в одежде, страдали похмельем, иногда впадали в запой и потребляли алкогольные суррогаты, то есть спиртосодержащие жидкости, не предназначенные для питья: лосьоны, одеколоны, настойки для ванны и т.д. В них не было ядов, кроме этанола, но они были существенно дешевле легального алкоголя. Мы рассказали о результате исследования в администрации президента. И, как нам потом передали, своей работой внесли лепту в принятие закона о контроле за производством и распространением этилового спирта. А в научном плане это кончилось статьей в журнале «Ланцет». В ней указаны все участники проекта и руководство: Дэвид Леон, Мартин Маки и Владимир Школьников. Сейчас он научный руководитель нашей лаборатории.
Как ни странно, алкоголь, как рождаемость и смертность, — вечная тема для исследований. Известен такой факт. В Министерстве внутренних дел Российской империи была организация, которая занималась статистикой. И в 1870 году ею был введен специальный отчет о смертности в состоянии опьянения. В начале XX века Государственная Дума несколько раз рассматривала различные законы о борьбе с пьянством. А в 1914 году в России был введен сухой закон. Но, увы, одним из последствий этого стал рост смертности вследствие злоупотребления суррогатной продукцией. Нечто подобное мы и наблюдали в Ижевске.
С 2005 по 2011 год я работал в Германии в Институте демографических исследований Общества Макса Планка. Проектов за это время было много. Один из самых любопытных по-русски можно назвать «Авангард». Смысл в том, что в каждой стране есть некая авангардная группа людей, которые живут дольше других и умирают реже. Например, в скандинавских странах, куда входят Швеция, Норвегия, Дания, в «авангарде» — мужчины с высшим образованием и женатые. И вот эта группа женатых мужчин с высшим образованием в скандинавских странах имеет такую же смертность, как безусловные лидеры мировой смертности — женщины Японии. Представляете, всюду всегда мужчины умирают раньше, чем женщины, а вот в этой особой группе все не так. Это же очень интересно! Вообще, тема пределов человеческой жизни интересует всех. На этот счет есть две точки зрения. Сторонники одной утверждают, что человеческая жизнь не имеет границ и человек может жить сколько угодно. А есть другая точка зрения. Те, кто ее придерживается, говорят, что есть предельная продолжительность жизни — порядка 120 лет. Выше 120 лет случаев пока нет. И никто не знает, кто прав. На данный момент существует база данных всех людей, которые перешли 110-летний рубеж. Но ее создавали в Европе. И только в тех странах, где есть документально подтвержденный год рождения. Иначе же можно придумать все что угодно.
Как-то я побывал на лекции одного из сторонников бесконечного роста долголетия и подумал, что у меня хромает английский язык, когда услышал фразу вроде «представьте себе, что старый человек приходит к врачу, врач наливает ему стакан нанороботов, человек выпивает, и под присмотром врача эти нанороботы чинят всевозможные поломки в его организме». Я переспросил у коллег, но нет, я не ослышался, и с английским у меня оказалось все в порядке. Не спорю, если такие нанороботы когда-нибудь появятся, тогда, возможно, люди будут жить долго. Но я более реалистичен в этом вопросе.
Работ по рождаемости у меня раз в десять меньше, чем по смертности. Но вообще эта тема тоже очень интересная. Например, мало кто знает, что у нас до 60% невест беременные. Это достаточно просто посчитать, посмотрев дату заключения брака и дату рождения ребенка. У нас есть на эту тему несколько статей. А сейчас все почему-то пишут о том, что рождаемость сильно падает. Но это не совсем так. Все зависит от того, что понимать под рождаемостью. Одни журналисты, говоря это, имеют в виду в лучшем случае показатель суммарной рождаемости, то есть сколько детей родили женщины в данном году по возрастам. Другие журналисты понимают под рождаемостью просто число рождений в данном году. А на самом деле ведь рождаемость измеряется числом детей, которых родила женщина за свою жизнь. Вот у нас до сих пор существует такое представление, что в 90-е годы число родившихся в России резко упало. Абсолютный минимум был в 1994 году. Мы тогда с Татьяной Харьковой исследовали этот вопрос. Но если мы посмотрим поколения, которые прошли через 90-е годы, снижение было совсем небольшим. Просто сейчас рождаемость контролируемая, а в 90-е с этим было сложнее, но и тогда женщины не отказывались от рождений, а откладывали их. И если взять поколения, о которых можно судить, спада рождаемости нет. Причина в том, что некоторые женщины рожают в более взрослом возрасте. Молодежь нашей лаборатории даже сделала на эту тему научный проект по линии НЦМУ.
В 2011 году мы получили еще один грант, уже российский, и создали Центр демографических исследований в Российской экономической школе. В 2017 году грант закончился, и как раз в это время был очередной набор желающих принять участие в проекте «5-100». Подали заявку на грант Школьников, Жданов и я. При поддержке социологов и демографов Вышки нам его дали, и с тех самых пор существует Международная лаборатория исследований населения и здоровья. Наши сотрудники, среди них аспиранты и студенты, продолжают делать научные изыскания, участвовать в совместных проектах с коллегами в России и за рубежом, а старшее поколение активно занимается с аспирантами Института демографии.