Фобии как тормоз развития
Недоверие друг к другу, страх безработицы — эти субъективные проявления объективных процессов оказывают влияние на реальную политику и экономику государства. Корни недоверия в обществе лежат в потрясениях, через которые прошли конкретные страны, а страхи — это зачастую одна из форм такого недоверия, причем слабо коррелирующая с реальным положением в экономике и стране
Теме недоверия и фобий были посвящены несколько докладов франко-российской научной конференции «Экономика, политика, общество: новые вызовы, новые возможности», как российских, так и французских докладчиков.
Москва-Париж
С точки зрения экономической статистики у России и Франции трудно найти точки совпадения, отметил профессор Университета Париж 1 Пантеон-Сорбонна (Université Paris 1 Panthéon Sorbonne) Михаил Сологуб (Michel Sollogoub), представивший доклад «Россия и Франция: сходства и различия. Экономический подход». Налицо различия в уровне покупательной способности населения. Для Франции душевой доход составляет примерно 34 тыс. долл в год, а для России (по данным на 2007 г.) — менее 15 тыс. долл. Средняя продолжительность жизни российских мужчин составляет 55,9 лет, французов — 77,4 года. Не меньше различий в темпах развития стран и в уровнях неравенства в распределении доходов. Но чем определяются сами эти различия? Михаил Сологуб полагает, что интенсивность процесса накопления капитала и уровень технического прогресса — недостаточные объяснения этих различий, более того, они рождают новые вопросы. Почему, собственно, люди накапливают капитал, в чем причина того, что уровень технического прогресса неоднороден по странам? Наконец, в чем причина того, что в некоторых государствах произошла модернизация, а в других — нет? Причины межстрановых различий в большей мере коренятся в сложившейся системе институтов, чем в географическом положении или степени интегрированности в мировую экономику.
Основа гражданских институтов
По мысли М. Сологуба, эффективность институтов в свою очередь определяется доверием между гражданами. Его проявления можно наблюдать в функционировании юридической системы, отношении к праву собственности, наконец, в гражданском обществе, как выразителе vox populi. Исторически рост доверия между людьми способствовал увеличению транзакций, развитию коммерции и государства, а со временем доверие стало основой функционирования институтов.
Янн Алган и Пьер Каю (Yann Algan and Pierre Cahuc) — авторы статьи «Регулирование и недоверие» в журнале «Quarterly Journal of Economics», на которых сослался Сологуб, отмечают, что уровень недоверия во Франции в сравнении с другими европейскими странами довольно высок. Жители многих стран в ходе всемирного обследования (World Values Survey) отвечали на вопрос — «думаете ли вы, что возможно доверять другим, или нет?» Во Франции положительно ответили на него 22% опрошенных, в Норвегии — 68%. Из развитых стран Франция показала один из самых «недоверчивых» результатов (см. рис. 1).
Рисунок 1. Доля лиц, ответивших положительно на вопрос о том, можно ли доверять другим людям
Источник: World Values Survey,1990 & 2000
Прямое следствие взаимного гражданского недоверия — скептическое отношение к институту конкуренции, а потому и к рынку в целом, заключает эксперт. В условиях доминанты недоверия граждане тяготеют к некой опоре, которую они видят в государстве. При этом наблюдается парадоксальное недоверие к политическим партиям, институтам, профсоюзам, системе судопроизводства, (см. рис. 2).
Рисунок 2. Доля лиц, не имеющих доверия к правосудию
Источник: World Values Survey, 2000
Более того, многие европейцы заведомо уверены в коррумпированности власть предержащих. Это доказало еще одно обследование, которое базировалось на вопросе «Нужно ли быть коррумпированным, чтобы достичь высот во власти?» В России в этом не сомневается 90% граждан, во Франции — 60–65% (см. рис. 3).
Рисунок 3. Доля граждан, уверенных в том, что достижение высот во власти предполагает коррумпированность
Источник: International Social Survey Program, 1999
Средний уровень недоверия по всем странам, где проводилось обследование — 56%. Россия на 21% опережает эту «норму», Норвегия — на 30% не дотягивает до нее, Франция — выше среднего на 6%.
Во многом эта разница объясняется историческими переживаниями народа, отметил Михаил Сологуб. Так, исследования доказали, что разница в межличностных отношениях и ментальности восточных и западных немцев базируется на пережитых событиях, погружении в различную экономико-политическую конъюнктуру. Более того, недоверие передается, по мысли Алгана и Каю, от поколения к поколению.
Прекрасная «лаборатория» для проверки этой гипотезы — США. Там можно проследить, как изменялся уровень недоверия разных поколений эмигрантов из разных стран. А во Франции, полагают исследователи, на рост недоверия повлияла вторая мировая война и, в частности, немецкая оккупация. Показательно, что статданные говорят о том, что в 1930-х годах французы гораздо больше доверяли друг другу, подчеркнул Михаил Сологуб. О России и говорить нечего: только прошлое столетие — сплошная череда потрясений и сложнейших трансформаций. Это не могло не отразиться на уровне доверия между гражданами.
Развитие этого процесса можно наблюдать и сегодня. В докладе директора Центра трудовых исследований (ЦеТИ) ГУ-ВШЭ Владимира Гимпельсона и научного сотрудника Центра Алексея Ощепкова «Уровень и страх безработицы: есть ли связь?» отмечалось, что неуверенность в системе защиты занятости и поддержки безработных является одной из причин распространенности страха безработицы в российском обществе (см. рис. 4).
Рисунок 4. Распространенность страха безработицы (по данным РМЭЗ) и фактический уровень безработицы, 1994–2008 гг.
У страха глаза велики
Проведя исследование на основе данных массовых обследований российских домохозяйств (РМЭЗ) за 1994–2008 гг., эксперты пришли к выводу, что россияне в массе своей боятся потерять работу и при этом не найти новую — не хуже прежней. Эта фобия отражается не только на психо-эмоциональном состоянии людей, но и на производительности их труда, наконец, зарплате, уровне потребления и сбережений, здоровье, отношениях в семье и электоральных намерениях. Страх безработицы косвенно свидетельствует о том, что система защиты занятости и поддержки безработных не внушает гражданам большого доверия, да и в отношениях с работодателем на государство, как на регулирующую сторону, надежды мало (несмотря на формально высокий уровень защищенности, утвержденный в Трудовом кодексе). Страх оказаться в рядах безработных свидетельствует порой о неуверенности в своей конкурентоспособности на рынке труда. У кого-то, вероятно, уже есть опыт жизни без работы и зарплаты, иных такая перспектива пугает самим фактом высокого фактического уровня безработицы. К тому же, по выражению исследователей, этот страх может отражать вероятность будущей безработицы, ведь ожидания людей зачастую программируют их будущее поведение.
Подобные фобии могут быть и удобны, например, политикам, которым легче ограничивать права и свободы граждан, напуганных возможностью остаться без работы. Достаточно лишь активно «защищать» занятость, усиливая регулирование рынка труда и даже ужесточая законодательство о защите занятости. Российская ситуация со страхом безработицы сильно напоминает латиноамериканскую, где почти отсутствует институциональная система защиты от безработицы в том виде, который характерен для Европы.
Казалось бы, страх безработицы должен демонстрировать динамику, соответствующую изменениям реального уровня безработицы, как это происходит в странах ОЭСР. Однако в России, отмечают исследователи, такая связь практически отсутствует.
Страх оставался высоким даже в 2001–2007 гг. при двукратном снижении безработицы и отсутствии увольнений по экономическим причинам. При этом даже за двухлетний период, 1998–2000 гг., когда экономическая ситуация резко улучшилась, и, в том числе, заметно сократился уровень фактической безработицы, доля «боящихся» людей практически не изменилась. Проведенный авторами эконометрический анализ с применением различных методов оценивания на различных подвыборках полностью подтвердил предположение об отсутствии значимой связи между страхами людей и фактической безработицей.
Страх безработицы — тормоз для политики модернизации, которая предполагает рост трудовой мобильности. Необходимые для этого реформы могут блокироваться гражданскими фобиями, в том числе страхом безработицы, полагают эксперты. Политики в условиях распространенных фобий просто не осмелятся на некоторые решительные меры, опасаясь будоражить и так неспокойное население. Согласно прогнозу исследователей, по всей видимости, в России с ближайшие годы сохранится социальная и политическая экспансия в сторону жесткого регулирования рынка труда. Пока страхи людей становятся страхами политиков, а те, в свою очередь продолжают ужесточать контроль над рынком труда, в стране становится все меньше реально защищенных рабочих мест. Последние, по сути, могут возникать лишь в свободном предпринимательском климате, уверены эксперты.
Ирина Ильинская
Презентация доклада Михаила Сологуба
Презентация доклада Владимира Гимпельсона и Алексея Ощепкова