«Если накрывает выгорание, мой метод — ландшафтотерапия в путешествии»

Руслан Дохов считает, что в науке надо идти за своими наклонностями — в его случае это была география. В интервью проекту «Молодые ученые Вышки» он рассказал о ревитализации страноведения, монографии Элизе Реклю и поездке со студентами от Чердыни до Астрахани.

Почему я решил заниматься наукой

Не то чтобы я сразу это решил. Я вырос в городе Георгиевске на Кавказских Минеральных Водах в Ставропольском крае. Когда я заинтересовался географией за пределами школьного курса, мой учитель Анатолий Владимирович Елисеев начал подкидывать мне разные книжки и очень много со мной занимался, причем абсолютно бескорыстно.

Когда на первом курсе геофака МГУ стало понятно, что география делится на большие области и надо что-то выбирать, я долго думал и в итоге выбрал не выбирать. Большинство кафедр на геофаке узкоспециализированные.

А мне все было интересно — и про рельеф, и про людей, и про политику. И я пошел на кафедру социально-экономической географии зарубежных стран, где комплексно изучают страны и регионы. Остановил свой выбор на США — большой, сложной, интересной стране, очень похожей на Россию. Занимался городами — городскими системами и внутригородскими процессами в социально-культурном ключе. В 2015 году окончил специалитет, пошел в аспирантуру и решил, что надо параллельно зарабатывать деньги.

Как я работал в Институте Гайдара

Сначала я нашел работу в Центре региональных исследований в Институте Гайдара — тогда у него исследовательский фокус был на очень бурной урбанизации в северокавказских республиках. После распада СССР начался спуск людей с гор на равнину, и прежде небольшие кавказские города типа Махачкалы, Черкесска и Нальчика начали очень быстро расширяться. Параллельно с этим происходила деградация старого городского ядра в том смысле, что те люди, которые жили там до 1991 года, массово уезжали. В результате происходило очень странное явление, нехарактерное для бывшего соцлагеря, — по сути такая ложная урбанизация, как в Африке или на Ближнем Востоке.

Мы работали в поле: были большие выезды на Кавказ, в Махачкалу, где мы брали десятки глубинных интервью у студентов махачкалинских университетов из сельских районов, чтобы понять, как они урбанизируются, как меняются их практики с сельских на городские, как они постепенно становятся горожанами — или не становятся. Я проработал недолго, но для меня это был первый опыт работы с научной задачей, и там было все, что я люблю, — поле и довольно общая постановка вопроса, когда надо сначала придумывать методологию, а потом поехать, валидировать ее и нащупывать результат, как фигуру в темноте, постепенно зажигая случайно находящиеся светильники.

Как я работал в компании Habidatum

Эту работу мне помог найти мой научный руководитель Леонид Викторович Смирнягин — легенда российской географии и урбанистики, член Президентского совета при Борисе Ельцине и соавтор российской Конституции.

Habidatum тогда был совсем молодым стартапом, который занимался анализом больших данных, касающихся городских процессов, для очень широкого спектра задач — от транспортного планирования и размещения торговых центров в правильных местах до редевелопмента парков. Habidatum сделал для этого свою платформу «Хронотоп», она тогда находилась на стадии тестирования. Я не занимаюсь данными, я не информатик и не дата-сайентист, я географ и аналитик общественных процессов. Так что я пришел в компанию методологом.

Было жутко интересно: с одной стороны, ровно этим я всю жизнь хотел заниматься, с другой стороны, это был фронтир знания, таких вещей не делал на тот момент в мире никто. Тогда как раз запускалась МЦК, и мы по большим данным сделали оценку того, как она повлияет на мобильность людей в городе. Потом мы делали много всего связанного с пилотными программами реновации и тем, как с их помощью можно было бы сильно изменить городскую ткань.

Московская мэрия хотела сделать из реновации имиджевый проект и позвала участвовать в конкурсе выдающихся мировых и российских архитекторов. А мы как аналитики предлагали способы перезапускать экономически мертвые микрорайоны на окраинах через точечные воздействия, не разрушая среду и сохраняя как главную ценность сообщество.

Это была интересная задача, и потом мы с моей коллегой по этому проекту Аленой Шляховой написали статью «Дворулица» о том, как в микрорайонах сделать дворы и улицы. Так я стал касаться градостроительных вещей и от географии как рассмотрения городов как точек перешел к географии как внутригородскому процессу.

Спустя пять лет работы в компании я устал. Было по-прежнему очень интересно, но мне захотелось делать не то, что прилетает снаружи, когда задачу тебе ставит клиент, а реализовывать свои идеи.

Как я оказался в Вышке

Когда я ушел из Habidatum, мы со студентами геофака МГУ начали делать многолетнее исследование, посвященное динамике пригородов на юге и вообще динамике южных городов. В России в целом население сокращается, города сжимаются. За исключением столиц, только на юге происходит активный городской рост. Возникают большие пригородные территории, и никто про них ничего не знает.

Еще в 2016 году мы с моим однокурсником Никитой Синицыным сделали первое в России исследование по географии спроловых пригородов российских городов на примере Белгорода. Спрол — это тип пригородов наподобие американской субурбии: одноэтажные домики, как будто сделанные из конструктора Lego. Считалось, что этого нет в России. Пригороды Москвы, Петербурга — это многоэтажки. Но мы, случайно натолкнувшись на похожий паттерн на космических снимках, показали то, что до этого в России считалось в известной мере невозможным. Выяснилось, что если очень сильно упростить доступ к земле, как это сделали в Белгородской области в 1990-е годы, и при этом давать дешевую ипотеку под постройку индивидуального жилья, вы получите даже в условиях бедноватой России того времени пригородный взрыв. Это привело нас к мысли, что надо смотреть на пригороды в России иначе, не так, как раньше.

Окончив геофак МГУ, я сразу начал там работать и через некоторое время занялся зимними студенческими экспедициями. И решил гибридизировать эту программу и свои научные задачи по изучению южных городов. В 2020 году была Махачкала, в 2021-м — Краснодар, в 2022-м — Ростов-на-Дону, в 2023-м — Сочи. Есть открытые лекции и презентации этих проектов в Библиотеке Достоевского и на YouTube. Сейчас мы начнем все это публиковать в сравнительном ключе.

Параллельно с этим запускался геофак Вышки. Я связался с командой, которая его планировала, и предложил делать его вместе. Так я оказался на факультете географии и геоинформационных технологий. Теперь это мое основное место работы.

О чем моя диссертация

Я окончил аспирантуру, но диссертацию не написал и вернулся к ней только сейчас. У диссертации несколько больших стержневых тем. Главное, чем я занимаюсь, — это долговременная динамика городских сетей Америки. Сначала есть территория почти без населенных пунктов, которую населяют коренные народы, потом приезжают европейцы, основывают города, они связываются дальше между собой, одни поселения растут, другие умирают. Я изучаю, как на это все влияют внешние по отношению к городской системе вещи, то есть технические инновации, политические границы, исчерпание ресурсов. На первом этапе часто поселения идут за ресурсом, потом ресурса больше нет, но сама сеть поселений становится ресурсом. В Америке уникальная статистика. Она полностью документирована и существует в готовом для анализа виде, то есть это геопривязанные цифры с хорошими разбивками.

Вторая тема — это то, как город превращается в систему городов внутри себя. Когда город становится большим, появляется не только один большой центр, но и множество побочных центров. Я как будто колесиком мышки призумливаюсь и вижу, как центр распадается на множество центров, точка распадается на множество точек, которые внутри себя тоже подчиняются каким-то законам. Это называется проблема скейлинга, то есть межмасштабных переходов в географии, когда вы на одном масштабном уровне рассматриваете объект как целое, затем призумливаетесь и видите его внутреннюю структуру.

И если для городских систем в масштабах регионов и стран у нас есть устоявшиеся теории, то для внутренних городских процессов общие модели, придуманные в первой половине XX века, уже очень сильно устарели. Получается, что люди все больше живут в городах, все меньше в сельской местности, города все сложнее, все динамичнее, а общей модели нет. Базовая идея моей диссертации — брать теоретические представления, которые мы сделали для систем расселения на региональном уровне, и переносить внутрь города, рассматривая город как такую же систему центров, просто суперплотную.

С кем я хотел бы встретиться и поговорить

С Элизе Реклю и Львом Мечниковым. В России они больше известны в области философии и социологии как основатели левой критической школы. Оба были анархистами, но при этом это гуру страноведения. В начале XX века было модно писать многотомные монографии, описывающие мир, и Реклю достиг в этом фантастического уровня. Что самое главное, он от описаний переходил к извлечению сути региона, если хотите, его души. Есть перевод на русский язык — найдите многотомник «Земля и люди» и прочтите. Это не художественная литература, но читается как роман.

Реклю и Мечников интерпретировали территорию как совокупность знаков. К этой мысли географы вернутся в 1990-е годы, реимпортировав ее из лингвистики после семиотического поворота, совершенного Юрием Лотманом в Тарту. А Реклю и Мечников занимались этим в конце XIX — начале XX века, не зная, что существует семиотика, но в буквальном смысле читая географическую карту как текст. Они потрясающе интересно жили и мыслили и не боялись больших задач.

Как я справляюсь с выгоранием

Два раза в год я обязательно еду в поле. Летом я вожу на практику студентов второго курса, общественных географов. Практика длится от трех недель до месяца. Есть стационарное исследование, есть маршрутное. Стационарное — это обычно более-менее крупный город, в котором можно заняться разными вещами: это и опросы, и полевое картографирование, и визуальное наблюдение, и структурный, и транспортный анализ.

А для маршрутного исследования мы со студентами садимся в микроавтобус, едем несколько тысяч километров, а в процессе делается сплошное описание. Каждый вечер все это перерабатывается в тексты и в картинки — сначала эскизы карт, потом карты. Каждый вечер мы обсуждаем, что произошло, учим студентов читать ландшафт и по тому, как он устроен, рефлексировать состояние общества.

В прошлом году у нас был большой маршрут с севера на юг — из города Чердынь на севере Пермского края и до Астрахани. Проехали весь Пермский край, Татарстан, Башкирию, Среднее Поволжье, Самару, Саратов, Волгоград и добрались до астраханской пустыни. У нас две задачи: с одной стороны, мы студентов учим методам работы, но самое главное — мы учим географическому взгляду на территорию, учим читать ландшафт.

Ключевая вещь — не фокусироваться только на городах, а исходить из идеи непрерывности ткани ландшафта. Нет пустых мест, везде что-то происходит, и ты должен уметь понять, что, кто это делает, почему происходит так, каковы интересы внешних акторов и интересы самого этого места, как они сочетаются и как возникают конфликты.

А зимой я уезжаю в экспедицию на пару недель. И это здорово перезагружает, потому что ты занимаешься тем, что умеешь лучше всего, и учишь студентов, что тоже очень подзаряжает. Но если выгорание вдруг накрывает тебя в середине года, метод тот же — ландшафтотерапия в путешествии.

Как правило, я еду в места, которые оказывают на меня определенное воздействие — могут успокаивать, могут будить креативность. Это небольшие среднерусские города, хорошо сохранившиеся, вписанные в территорию вокруг, формата Тотьмы, Чердыни, Касимова, Рыбинска. Либо Рим.

О чем я мечтаю

Вторая половина моей жизни связана с дисциплиной, которая называется страноведение — изучение страны как сложного целого. Это самая старая отрасль географии, она очень долго считалась чисто описательной и поэтому с середины 1950-х годов пребывает в перманентном кризисе.

Страноведение несколько ожило, когда произошло разочарование в количественной революции, и выяснилось, что не существует универсальных моделей, что очень важна позициональность знания. Например, социальное пространство в городе безопасно по-разному для мужчин и женщин, мигрантов и коренных жителей, людей с особенностями развития и без оных. Это ревитализировало страноведение как науку о позициях, о том, какое есть разнообразие в мире, о том, откуда можно смотреть на одни и те же процессы. Процесс-то объективен, а вот следствия его для разных групп глубоко субъективны, и то, каким образом это воспринимается, очень разнится. Объективность данных не дает объективность информации.

Моя мечта — сшить две концепции, параметрическую и позициональную. С одной стороны, это укол молодости очень древнему искусству описания стран. А с другой стороны — попытка сделать более человечным очень механистический сейчас подход к анализу больших данных на территории в пространстве и времени.

Чем я занимаюсь в свободное время

Никакого специального хобби у меня нет. В свободное от работы время я стараюсь прощупывать границы соседних областей науки. Бывает, что в процессе работы ты встречаешь интересные штуки, которыми сам никогда не занимался, но они косвенно относятся к твоей теме: новые философские концепции, темная экология. Берешь книжку Тимоти Мортона, читаешь и узнаешь, что философы думают о близких нам вещах. Хобби — это скорее прощупывание пограничных областей экономики, антропологии, философии, социологии.

Совет тем, кто только выбирает научный путь

Важно избегать поверхностной тяги за модой. Главное — двигаться за собственными наклонностями, не идти против себя в угоду тому, что вам говорят, что правильно. У вас лучше всего получаются русский язык и биология? Занимайтесь русским языком и биологией, больше времени посвящайте этому и меньше посвящайте физике и географии. Потому что вам в итоге предстоит найти такую штуку, которой вы будете заниматься 24 часа в сутки, и вам будет не хватать времени, потому что хочется сделать еще больше.

Рутина профессии должна вызывать минимальное раздражение. Потому что, если все пойдет хорошо, у вас не будет никакого хобби. Вы будете заниматься только своей темой, она станет частью вас, а вы — частью ее. И тогда вы достигнете успеха, станете лучшим в своей области или одним из лучших и получите доступ к настоящим, сложным задачам и сможете к ним приложить свой специфичным образом устроенный мозг. Но это случится, только если вы пойдете именно по тому пути, к которому у вас сейчас наибольшая склонность, и будете посвящать этому все свое время, потому что вам нужно стать большим профессионалом. А для этого нужно много работать, а чтобы иметь возможность много работать, нужно, чтобы вас это не бесило.

Мои любимые места в Москве

Я очень люблю район от Басманных улиц до Хитровки. Он крайне разнообразный — со сложной геометрией улиц, полифоничностью городских пространств. Здесь можно встретить очень разных людей — от застегнутых на все пуговицы менеджеров до студентов и маргиналов. Люблю кампус МГУ на Воробьевых горах, он рождает у меня ностальгические чувства. А еще Зюзино и окрестности. С одной стороны, это типичные московские панельки, а с другой стороны, с ним связана масса культурных феноменов — от Бульдозерной выставки до рюмочной «Зюзино». Сейчас это ключевое контркультурное пространство Москвы — художественное, артистическое, концертное.