Леонид Наумов: "Единый государственный экзамен будет большим стрессом для московского образования"
Во всех разговорах о реформе главное слово остается не за чиновниками и учеными, а за практиками — учительским и директорским корпусом. И особенно важно здесь мнение руководителей не "модных" и "престижных", а действительно сильных и ярких школ, известных как своими прогрессивными методами преподавания, так и традиционно высоким качеством обучения. Московская городская педагогическая гимназия-лаборатория № 1505 — из таких школ. С ее директором Леонидом Наумовым беседует наш корреспондент Татьяна Восковская.
Во всех разговорах о реформе главное слово остается не за чиновниками и учеными, а за практиками — учительским и директорским корпусом. И особенно важно здесь мнение руководителей не "модных" и "престижных", а действительно сильных и ярких школ, известных как своими прогрессивными методами преподавания, так и традиционно высоким качеством обучения. Московская городская педагогическая гимназия-лаборатория № 1505 — из таких школ. С ее директором Леонидом Наумовым беседует наш корреспондент Татьяна Восковская.
— Педагогическая и родительская общественность бурно обсуждают реформу российского образования: единый государственный экзамен, государственные именные финансовые обязательства, Концепцию профильного образования… Как вы относитесь к модернизации образования в ее нынешнем виде?
— Противоречиво отношусь. То есть с одной стороны я понимаю, что изменения, которые инициирует Министерство образования, необходимы. Эти изменения идут по пути учитывания наименьшего зла. Реальность изменилась — и не по сравнению с Советским Союзом, а по сравнению с 1995—1996 годом. Проблема в том, что реалии изменились не в пользу образования... И политика министерства, учитывающая эти изменения, в школах вызывает сдержанные чувства. Но это не вина министерства, а проблема общества в целом. Поэтому я не склонен винить начальство в том, что ситуация меня не очень устраивает, потому что я понимаю, что оно само — заложник ситуации.
Понятно, что ЕГЭ, ГИФО и остальное — это прежде всего попытка легализовать всю теневую экономику образования. И это необходимо на самом деле. Беда заключается в том, что выбран для этого достаточно жесткий, авторитарный и противоречивый инструмент, как единый государственный экзамен. Но выбран он потому, что уровень нашей культуры таков, что другой механизм, более гибкий, более либеральный, не будет работать, он обречен на полную профанацию.
Как руководитель образовательного учреждения я отлично понимаю, что мы приближаемся к стрессовой ситуации — переход Москвы к ЕГЭ. Образования в нашей школе это не улучшит совершенно точно. Но я понимаю, что есть некие объективные процессы, которых невозможно избежать.
— Почему вашей школе это будет мешать?
— Проверка качества знаний тестированием — очень ограниченный инструмент. Да и сами тесты — предмет большой дискуссии. Это же проверка по достаточно формальным и часто второстепенным критериям. В первую очередь не проверяется развитие мышления, и это — главная проблема. Одновременно декларируется, что мы хотим развивать мышление учащихся, но инструмент — ЕГЭ — реализации этой цели не способствует. Во-вторых, мы бесплатная школа, нам нечего выводить из тени.
— Как вы относитесь к Концепции профильного образования?
— Мне кажется, что здесь существует некоторая недоговоренность, некая двусмысленность в понятиях. Количество часов по профильным предметам — достаточное для того, чтобы абитуриенты сдали экзамены в вуз. Достаточно ли часов по непрофильным предметам? Для поступления в вуз и сейчас их недостаточно. Поэтому здесь меняется только одно — все, что все давно знают, теперь открыто декларируется.
Что касается подтекстов, которые существуют. Предполагается, что если часов по непрофильным предметам недостаточно, то родители платят за обучение детей данным предметам, неважно, в своей школе или в других образовательных центрах. Но, честно говоря, я с трудом представляю себе массу гуманитариев, которые платят за дополнительные часы по физике.
— Ваша школа была одной из первых экспериментальных площадок в Москве, одним из центров инновационной педагогики. Как вам удается сочетать традиционализм и новаторство?
— В первую очередь, за счет разведения поля эксперимента, с одной стороны, и поля традиционного преподавания, с другой. То есть мы исходим из того, что необходима разумная оптимизация рабочего процесса: должно быть точно определено, на каких часах, с какими детьми и в каком направлении происходит экспериментирование. И это выделено как элемент учебного процесса. Точно так же определено, на каких предметах и в какие часы никакого экспериментирования не происходит. Например, у нас создан дополнительный шестой развивающий день (среда), в который происходит основная масса спецкурсов, лективных курсов, — это, собственно, и есть эксперимент. Но все эксперименты в методике, содержании выделены в этот день. Если они себя оправдывают — какие-то приемы, материалы переносим в основные курсы. Если не оправдывают — закрываем. Большинство новаций по содержанию сначала отрабатываются на таких спецкурсах, мастерских.
Второй момент: у нас две сессии. Весенняя проверяет традиционные знания учащихся, зимняя — творческие, развивающие способности. За 10 лет работы весь учительский коллектив пришел к выводу, что такая форма оптимальна.
— Что тревожит и что радует вас в работе Министерства образования? В работе московского Комитета по образованию?
— Я не знаком близко с политикой министерства. С московским комитетом — больше: наша школа — городского подчинения. Рекомендации и наработки министерства оказывают на школу долговременное, а не оперативное воздействие. На августовском педсовете прошлого года Владимир Филиппов озвучил свою позицию, которая сама по себе поучительна и показательна. Он сказал, что он — министр — не имеет того бюджета, которое имеет московское образование. То есть у министерства нет ресурсов воздействия на меня, как на директора образовательного учреждения № 1505.
Что радует в позиции городского комитета? Во-первых, его предсказуемость и последовательность: он не меняет каждые два-три года принципиально концепцию образования. Происходит рабочая эволюция, так скажем. Это позволяет по-настоящему спокойно планировать работу. Хаос и неразбериха очень мешают управленцу. Во-вторых, меня, безусловно, устраивает кадровый состав департамента: все люди понимающие и образованные.
Что не устраивает? Сложно ответить... И дело не в осторожности руководителя, которую можно заподозрить. Дело в моей психологической установке в жизни вообще. Еще в армии командир батальона — 45-летний подполковник — как-то сказал: «Любая кривая мимо начальника короче прямой». Я привык самостоятельно решать возникающие проблемы. Если мне помогают их решать, говорю спасибо, но не жду, что мне должны помогать. Справедливости ради, надо сказать, что мне не мешают. Конечно, есть сложности, например, процедура аттестации школы. Я директор молодой и в прошлом году проходил эту процедуру. Или, к примеру, проблема финансирования всегда возникает. Но я понимаю, что это все невозможно обойти.