Хоружий Сергей Сергеевич
22 сентября не стало известного ученого, научного руководителя Центра синергийной антропологии Института образования Сергея Сергеевича Хоружего. Своими воспоминаниями о нем делится профессор Школы востоковедения Евгений Семенович Штейнер.
Не будет большой натяжкой назвать Сергея Сергеевича l’uomo universalе – он был физиком-теоретиком, математиком (докторская об алгебраической квантовой теории поля), философом и теологом, а также был широко известен как переводчик («Улисса» Джойса!). Сергей Сергеевич был одним из немногих оригинальных религиозных философов наших дней: начав с изучения аскетической практики восточно-христианского исихазма, он пришел к построению собственного философского-религиозного учения о природе человека – синергийной антропологии.
А ведь ничто в его биографии и происхождении не предвещало этого. Глядя на судьбу Хоружего, воочию видишь, как 20 век порождал, убивал, испытывал и перепахивал тех, кому выпало в нем родиться. Родители Сергея были квинтэссенцией советского человека: отец – летчик, мать – участница Гражданской войны с 16 лет, организатор комсомола, провела годы в тюрьмах панской Польши и сталинского СССР. Родив осенью 41-го сына, оставила его родственникам и отправилась на оккупированную территорию руководителем диверсионной группы, схвачена и казнена в 1942 году. Посмертно – одна из героинь советского мифа, Герой Советского Союза, именем которой называли улицы и пионерские дружины. Трудно сказать, как это все сказалось на Сергее – помню, в начале знакомства он рассказывал историю незнакомой ему матери-героини немногословно и нейтрально.
В начале шестидесятых, во времена физиков и лириков, Хоружий был физиком – да еще в знаковой тогда области – квантовой. Но достигши изрядных успехов в физике, он, как и немало физиков тех лет, замерзающей оттепели и начала застоя, задумался о нематериальной природе человека. Я знаю несколько физиков, ставших тогда, в 70-е, священниками; Сергей Сергеевич стал философом-богословом. Он был поразительно начитан и в патристике, и в новой русской религиозной философии – П. Флоренского, С. Булгакова, Л. Карсавина, А. Лосева. В постсоветское время он стал научным редактором изданий их трудов, а также председателем Комиссии по распространению их философского наследия.
Пожалуй, главным в собственном философском наследии Хоружего является учение синергийной антропологии – о том, что человек есть совокупность энергий: внутренней, от «умного делания» возникающей, и внешней, от сверхприродного «внеположного истока» идущей навстречу для акта онтологической трансформации. Сочетание – синергия – потоков этих энергий ведет к преодолению «антропологической границы», к теозису.
Для разработки теории синергийной антропологии Сергей Сергеевич создал в конце 2005 года Институт синергийной антропологии, куда пригласил меня сотрудником. Вышло это случайно.
Я тогда ненадолго приехал в Москву после многих лет отсутствия и позвонил ему, передавая привет от старой знакомой. Сергей Сергеевич заинтересовался, пригласил в гости (тогда еще в малую квартирку близ Речного вокзала). В разговоре выяснилось, что его идеи мне отнюдь не чужды – занимаясь проблемами сатори (духовного преображения) и особенностями стяжания и передачи духовного опыта в дзэн-буддизме, я знал, что идея встречи энергий – одна из ключевых в этой традиции. Правда, я в итоге сформулировал это как «теозис без трансцендентности», о чем мы с Хоружим много беседовали и спорили.
Тогда, при первой встрече (ему было 64 года), Сергей Сергеевич сказал, что важной, хотя и не слишком обременительной по объему, частью работы Института должно стать преподавание – годы идут, пора думать о школе и смене. Сам я и про школу, и про смену думал весьма скептически – около того времени я разговаривал с Вячеславом Всеволодовичем Ивановым о том, что было бы здорово открыть школу востоковедного искусствознания, и тот отнесся к этой идее как к практически несбыточной, но перспективы синергийной антропологии меня захватили, и я с радостью согласился.
Мы довольно плодотворно сотрудничали несколько лет (чему лишь немного мешало то, что преимущественно я пребывал в Манчестере, а потом в Лондоне), я даже прочел какой-то спецкурс в Вышке про личность в дальневосточной традиции для записавшихся на программу синергийной антропологии ребятишек (дело было в здании в начале ул. Вавилова). Ученый секретарь ИСА Елена Леонидовна Иванова говорила потом, что студенческие рейтинги «зашкаливают», но к созданию школы (последователей, учеников) это, увы, не привело. Сергей Сергеевич и сам это с грустью несколько лет спустя мне говорил и сказал, что от обучения решил отказаться.
Но зато какие были роскошные семинары в ИСА! Сначала в здании Института философии на Волхонке, потом в здании Вышки на Потаповском... Кто там только не выступал – философы, психологи, богословы, переводчики, актеры психодрамы в стиле Гротовского, американские филологи (помню встречу с Робертом Бёрдом – г-ди, и он ведь умер недели две назад – молодой парень...) или практикующие гуру таинственных учений.
По материалам нашего проекта – исследования духовных практик Востока и Запада – я прочел пару докладов и участвовал в толстом томе «Фонарь Диогена» (2010 года) с витрувианским человеком на обложке. Работал два года и написал огромную статью (про дхарму) в сорок с чем-то страниц (ок. 3 п.л.). Сергей Сергеевич написал на эту же тему («Дзэн как органон») и, вероятно, за неделю – пятьдесят.
Работал Сергей Сергеевич фантастически много. Сдвоенный стол в его маленьком кабинете в Котельниках был плотно заставлен стопками книг, журналов, оттисков и распечаток. Работал он одновременно над несколькими текстами и работал до глубокой ночи, если не до утра. Я не раз останавливался у него в наездах в Москву и радовался, что не я один имею предосудительную привычку спать до полудня, а то и позже, раскачиваться к вечеру и работать ночами. Впрочем, Сергей Сергеевич на моей памяти так долго не раскачивался: где-то около часу-двух выходил в халате, переодевался к завтраку, час неспешного чаю с разговорами – и за работу. После позднего обеда с вином, о котором блистательно заботились на моей памяти Алла, трагически погибшая, а потом Валя – ночная смена.
Сергей Сергеевич мог разговаривать на любую тему. Об исихазме, любви, дзэне или Блуме. Тематика его публичных лекций поражала разнообразием. Помню, он говорил о божественном начале в человеке в холодном темном (сидели при свечах, закутавшись в одеяла) винном погребе – это было на еще неоткрытом «Винзаводе» для участников только намеченного тогда проекта Кулика «Верю».
Объем и скорость чтения Хоружего внушали трепет. О подаренной ему в последнюю встречу книжке Сергей Сергеевич написал через неделю, что сравнил ее с предыдущим изданием, отметил, как она стала лучше и стереоскопичней, и указал на маленькую ошибку во французском выражении, которое я привел с грамматически верным переводом, но вне контекста, а Сергей Сергеевич контекст знал – жизнь русских эмигрантов в Париже в 30-е – и указал на семантический нюанс.
Последней большой темой наших разговоров в сентябре-октябре минувшего года был Тибет и ваджраяна. Сергей Сергеевич задумал новый большой проект и говорил, что, похоже, в практике тибетского буддизма есть еще больше глубоких пересечений с исихией и тем, что исследует синергийная антропология, нежели в дзэн. Он просил меня о небольшом участии, я старался, но дело как-то буксовало. Не знаю, насколько он продвинулся. Говорил, что связи с китайскими коллегами помогали ему добратья до Лхасы и прямо Поталы. (Замечу, что эти же связи препятствовали участию в проекте некоторым тибетологам). Вот думал спросить, как идут дела, 5 октября. Увы...
В Тибете есть «Книга мертвых» – об этапах изменения сознания с момента смерти тела и в последующие 49 дней. Возможно, вот в эти дни Сергей Сергеевич эту книгу внечувственно познает. И/или соединился с тем, что он называл «внеположный исток».