Филантропия по-русски

7 ноября Лаборатория исследования гражданского общества ГУ-ВШЭ провела семинар "Население и практики филантропии в России: вовлеченность и отношение".

Человек положил в сморщенную ладонь стоящей на углу старухи какую-то мелочь. Что он совершил: акт благотворительности или же просто выразил таким образом сочувствие пожилой женщине, явно переживающей не лучшие времена своего земного бытия? Владелец фирмы пожертвовал несколько десятков тысяч на строительство детского центра: это филантропия или же типичное стремление с помощью эффектного жеста прикрыть благородным флером свой не совсем добросовестный бизнес? Эти и другие подобные вопросы звучали на семинаре "Население и практики филантропии в России: вовлеченность и отношение", который прошел в ГУ-ВШЭ 7 ноября в рамках традиционного семинара, организуемого действующей в Вышке под руководством ее первого проректора Льва Якобсона Лаборатории исследования гражданского общества (ЛИГО).

Открывая семинар, его ведущий Л. Якобсон предоставил слово основному докладчику, доценту кафедры теории и практики государственного управления ГУ-ВШЭ, старшему научному сотруднику ЛИГО Ирине Мерсияновой. Филантропия, отметила докладчица, сославшись на определение англоязычного раздела "Википедии", — это любая альтруистическая деятельность, имеющая своей целью содействие благу людей или повышению качества жизни. А на русском языке в Федеральном законе № 135-ФЗ от 11.08.95 г. благотворительная деятельность трактуется как добровольная деятельность граждан и юридических лиц по бескорыстной (безвозмездной или на льготных условиях) передаче гражданам или юридическим лицам имущества, в том числе денежных средств, бескорыстному выполнению работ, предоставлению услуг, оказанию иной поддержки.

Сегодня речь идет о благотворительной деятельности и граждан, которая включает в себя добровольческую деятельность и денежные пожертвования, и юридических лиц — коммерческих и некоммерческих организаций. Информационной базой исследования являются результаты всероссийского репрезентативного опроса населения, проведенного 11—12 октября 2008 года. Программа исследования, включая инструментарий, разработана Лабораторией исследования гражданского общества ГУ-ВШЭ, а сам сбор информации, то есть полевые работы, осуществлен Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), впервые выступившим партнером Вышки по мониторингу состояния гражданского общества. Было опрошено 1600 человек. Эти данные сопоставлялись с данными фонда "Общественное мнение" и результатами массовых опросов населения по технологии Георейтинга в 2007 году, полученными в рамках мониторинга состояния гражданского общества.

Кто же должен заниматься благотворительной деятельностью в России, и кто больше всего ею занимается? По мнению практически каждого второго россиянина, в первую очередь такой деятельностью должны заниматься российское государство, российские благотворительные организации и богатые люди. Однако среди реальных субъектов, занимающихся такой деятельностью, их выделяют только от 19% до 20% граждан России. Интересно, что 20% россиян говорят о том, что любые граждане, независимо от уровня материального достатка, должны заниматься благотворительностью и реально занимаются таковой. "Так отвечают, скорее всего, одни и те же люди, — сказала в этой связи И. Мерсиянова, — в общественном сознании пока слабо проявляется потребность видеть благотворительность массовой, на низовом уровне. Хотя одновременно с этим почти 60% респондентов считают, что благотворительность должна быть делом каждого человека — в меру его возможностей".

Среди направлений благотворительной деятельности, прежде всего заслуживающих государственной поддержки, россияне выделяют охрану материнства, отцовства и детства, преодоление детской беспризорности, причем в качестве субъекта благотворительной деятельности называют в первую очередь государство. Это и помощь социально уязвимым слоям населения — инвалидам, престарелым, и образование, охрана здоровья и медицина.

В настоящее время три четверти респондентов считают, что благотворительность приносит больше пользы, чем вреда. Если трактовать благотворительную деятельность широко и говорить о денежных пожертвованиях и лицах, вовлекавшихся в добровольческий труд, то 54% россиян, то есть практически каждый второй житель, являются, в соответствии с результатами опроса в этом году, субъектом такой деятельности. "Мы показывали участникам опроса карточку и спрашивали их, в каких перечисленных на карточке добровольческих акциях, в какой добровольческой деятельности им приходилось участвовать за последний год. И получилось, что лишь 29% россиян в этом году действительно никак не были вовлечены в добровольческую активность". Таким образом, социальная база массовой благотворительности, как отметила докладчица, потенциально "может быть увеличена от 50% до 70%, что следует учесть нашим некоммерческим организациям в их планах привлечения добровольцев к деятельности НКО".

Ирина Мерсиянова

И. Мерсиянова обратила внимание участников семинара на карту, подготовленную фондом "Общественное мнение". На ней обозначены доли респондентов с распределением по субъектам Российской Федерации, которые говорили (а опрос проводился в 68-ми субъектах РФ), что им приходилось участвовать в благотворительной и филантропической деятельности. В передовиках — Республика Марий Эл, Башкортостан, Калужская область, Еврейская автономная область, Чувашия, Ульяновская область, где доля лиц, вовлеченных в благотворительную деятельность, выше, чем в среднем по России. Что касается самооценки россиян относительно их вовлеченности в денежную филантропию (а респондентам задавался вопрос о том, как часто за последние 2—3 года им приходилось делать благотворительные пожертвования, лично давать деньги незнакомым нуждающимся людям, включая просящих милостыню), то каждый второй россиянин не делал такого рода благотворительных денежных пожертвований, и лишь 11% ответили, что занимаются этим постоянно. Только 26% россиян смогли указать конкретную сумму своих пожертвований, а из этих 26% у 18% сумма пожертвований укладывалась в 500 рублей. "Пожертвования, денежная филантропия в стране очень слабо канализированы, потому что 80% опрошенных осуществляли эти пожертвования в одиночку и лишь по 1% приходится на фонды, НКО и т.д. Это свидетельствует о том, что у нас в стране нужны институты поддержки массовой благотворительности", — подчеркнула И. Мерсиянова.

Докладчица коснулась таких вопросов, как условия повышения активности в частной филантропии, самооценка вовлеченности в добровольчество. За последние 2—3 года, помимо своей основной работы, в добровольческой и безвозмездной деятельности на благо других людей не участвовало 48% россиян, а постоянно занимались этим лишь 9% граждан. Среди мотивов, побуждающих к добровольческой деятельности, назывались желание помочь нуждающимся людям (более половины опрошенных), а среди причин неучастия в добровольчестве на первый план выдвигается наличие собственных больших проблем в семье или нехватка свободного времени.

Стали ли в России сейчас больше заниматься благотворительной деятельностью, чем 10—15 лет назад? Особой разницы здесь нет: каждый четвертый считает, что стали больше, каждый третий — меньше, и каждый пятый полагает, что этим сейчас занимаются примерно столько же.

Подавляющее большинство россиян одобряет благотворительную деятельность жертвователей — богатых людей, однако всего 14% опрошенных полагают, что среди жертвователей хотя бы половина по-настоящему бескорыстно занимается благотворительной деятельностью. И при этом почти каждый второй опрошенный россиянин убежден, что более половины жертвователей занимается этой деятельностью для того, чтобы добиться популярности, улучшить связи с чиновниками во властных структурах или решать проблемы своего бизнеса. "Налицо противоречивое восприятие такой деятельности гражданами страны, а скорее даже — неоднозначное отношение не к самой деятельности, но к тем лицам, кто занимается таковой", — заметила докладчица.

Считают, что государство занимает правильную позицию по отношению к жертвователям, 43% россиян, и при этом каждый четвертый уверен, что государство в настоящее время создает надлежащие условия для их благотворительной деятельности, каждый пятый полагает, что государство предоставляет им налоговые льготы, и каждый десятый считает, что в настоящее время не существует последовательной государственной политики в отношении жертвователей. Кстати говоря, каждый четвертый респондент думает, что для бизнеса, частных благотворителей и жертвователей должны создаваться благоприятные условия.

53% россиян убеждены, что большинству российских благотворительных организаций можно доверять, однако на самом деле личное доверие реально меньше, а 43% верят, что государство сейчас занимает правильную позицию в отношении благотворительных организаций. Если же говорить об отношении граждан России к иностранным благотворительным организациям, действующим в России, то им доверяют в той или иной мере 39% россиян, но при этом, конечно, в отношении них "отмечается определенная стереотипность мышления. Например, каждый третий респондент считает, что они занимаются сбором информации о России и используют благотворительность для прикрытия шпионской деятельности".

Затем И. Мерсиянова ответила на вопросы участников семинара.

Евгения Исраелян, ведущий научный сотрудник Паборатории исследования гражданского общества ГУ-ВШЭ, выступила с сообщением о благотворительности за рубежом на примере проекта исследований гражданского общества, реализуемого Всемирным альянсом за гражданское участие (CIVICUS). Этот проект, охватывающий на сегодня более 60 стран, имеет как научное, так и чисто практическое значение и изучает состояние и тенденции развития гражданского общества в различных государствах. В рамках проекта используется достаточно сложная методология измерения, включающая более 20-ти показателей и более 70-ти индикаторов, а формой представления научных результатов является графическое изображение гражданского общества в каждой стране в виде четырехугольника, сравниваемого с идеальным эталоном. Руководство CIVICUS с самого начала требовало, чтобы при проведении исследований в каждой стране использовались пять видов источников, в том числе опросы населения, опросы представителей организаций гражданского общества, мониторинг, экспертные исследования или интервью. Самым распространенным видом используемых источников был обзор вторичной информации, а самым редким — опросы населения, хотя они являются самым ценным источником. В тех случаях, когда опросы проводились, они содержали заметные отличия по охвату (они могли быть страновыми, региональными, городскими и т.д.), по объему выборки — от 300 до 1760 человек — и по методу сбора данных. "Ценность данных снижалась из-за отсутствия в некоторых отчетах сведений о социально-демографических характеристиках респондентов и содержании анкет", — подчеркнула эксперт. Четыре показателя в форме вопросов касались благотворительности и волонтерства, а именно выяснялось: какой процент населения составляют люди, регулярно (раз в год) делающие благотворительные пожертвования; сколько, какой процент своего личного дохода тратят люди на регулярные благотворительные пожертвования; какой процент населения составляют люди, регулярно занимающиеся волонтерской деятельностью по крайней мере раз в году; сколько часов в месяц в среднем посвящают волонтеры своей добровольной деятельности.

По показателю благотворительной активности относительно доходов в 17-ти из 33-х стран, которые предоставили данные, люди тратят в среднем от 1% до 2% дохода ежегодно. При анализе докладов и соответствующих комментариев к опросам выявляется, как заметила Е. Исраелян, разное понимание того, что такое благотворительность. В некоторых странах благотворительные пожертвования включают и церковный налог, в других государствах он не учитывается, где-то не уточнено, включается ли такой налог в благотворительную деятельность. Наиболее высокий уровень участия в пожертвованиях характерен для стран с устойчивыми религиозными традициями, при этом особенно сильно влияние исламского фактора.

Не существует прямой зависимости между уровнем развития благотворительности и участием в волонтерской деятельности. Например, Турция лидирует по уровню благотворительности, и в то же время участие населения в волонтерстве в этой стране самое низкое. И тут приходится сталкиваться с разной трактовкой понятия волонтерства: в некоторых докладах учитывалась лишь безвозмездная работа в организациях, а в других — любые виды помощи отдельным лицам, в том числе и соседям. К волонтерству относили уход за детьми соседей, животными, цветами, транспортировку других людей, общение с прикованными к постели лицами, оплату счетов, написание писем, заполнение форм для кого-то, другие виды домашней работы и в то же время — членство в руководящих органах, секретарскую и административную, информативную, просветительскую работу.

Наблюдается снижение добровольческой активности в ряде развитых стран — скажем, в Германии и Канаде, — что объясняется демографическим фактором (постепенным уходом из жизни людей, составлявших основной отряд добровольчества) и повышением нагрузок на рынке труда, а соответственно — сокращением свободного времени. Меньшую роль начинает играть и религиозный фактор. А с другой стороны, в постсоветских странах в последнее время наблюдается возрождение интереса к волонтерству среди молодежи. "Интересно было бы проанализировать, как в этом контексте обстоит дело в России", — заметила Е. Исраелян. Проект СИВИКУС проводился и в России, но по трем показателям данные не поступили, а поэтому нынешнее исследование, представленное на семинаре, приобретает важное дополнительное значение. Но полезность данных доклада CIVICUS для России состоит прежде всего в том, что "они дают основу для определения общих тенденций развития гражданского общества и открывают возможность для выявления российской специфики", — сказала Е. Исраелян.

С репликой к ее сообщению по вопросу сопоставимости данных CIVICUS и российских исследований выступил президент Некоммерческого общественного объединения "Московский общественный научный фонд" (МОНФ) Владимир Беневоленский. Он полагает, что "можно увереннее рассчитывать на сопоставимость и сравнимость получаемых результатов". Что касается, например, позиции относительно того, включать или не включать церковный налог в благотворительность, то следует заметить, что в Германии церковный налог "является весьма добровольным делом, и люди решают сами, платить его или не платить". И если немцы включают его в разряд благотворительных пожертвований, "то это вполне обосновано и сопоставимо с их страновым менталитетом". Если говорить о добровольчестве, то разговор с больными людьми, помощь по соседству являются давней англосаксонской традицией, и эта деятельность проходит по категории добровольчества как благотворительная, альтруистическая деятельность. "Я выступаю в целом за то, что материалы докладов CIVICUS, изученные Е. Исраелян, уверенно можно считать надежной и сопоставимой информацией, особенно в контексте таких вещей, как благотворительность и добровольчество, которые по своим конкретным формам и проявлениям связаны с национальным менталитетом", — сказал президент МОНФ.

Своими сомнениями относительно адекватности такого источника общественного мнения, как опросы, поделился с участниками семинара консультант Фонда Мотта Вячеслав Бахмин. Во-первых, отметил он, следует более четко определить понятия благотворительности и добровольчества. Во-вторых, надо учитывать специфику тех самых стереотипов, о которых упоминалось в докладе Мерсияновой. Г-н Бахмин полагает, что стереотип — это нечто достаточно устойчивое в сознании человека, российские же "стереотипы" чрезвычайно изменчивы в том смысле, что "весьма сильно меняются в зависимости от политического и информационного контекста". И понятно, почему так происходит. "Ведь если мы спросим, насколько для населения России проблема гражданского общества или благотворительности является приоритетной, то увидим, что далеко не главной. Свои собственные ценности у людей по этому поводу не сформированы, поскольку они плохо знают проблематику", — заметил В. Бахмин. "Люди знают нечто, что находится в информационном пространстве, и в той степени, в какой они приобщены к этому пространству, соответственно, они и транслируют то, что есть в этом пространстве. А обычно они транслируют то, что видят по телевидению, поскольку это самое влиятельное информационное поле". Посему, как считает консультант Фонда Мотта, "если завтра президент России скажет, что благотворительность — это самое главное из всего, что есть в стране, и все должны этим заниматься", то показатели, представленные в докладе в виде кривых, "поползут вверх очень сильно", тем более если "в течение недели об этом будет постоянно говориться по телевидению и всем станет ясно, что власть занимается благотворительностью очень плотно и т.д.". Вот если бы в России был Год благотворительности и об этом много писалось и говорилось, то соответственно менялось бы и отношение к этому виду деятельности со стороны населения. "Это отношение часто никак не связано с конкретной деятельностью человека и его пониманием, но связано с тем полем, в котором он существует, и он просто отражает эти вещи". Людям свойственно демонстрировать свою информированность. "Опросы у нас часто делятся ровно на три части потому, что у нас нет сформировавшегося в информационном поле мнения, и оно выходит очень случайным". Это гипотеза г-на Бахмина, но она подтверждается, как он полагает, на материале многих опросов, идет ли речь о молодежи, благотворительности или отношении к Сталину: "Очень многое зависит о того, какая тема в данный момент доминирует в информационном поле".

С комментарием к докладу И. Мерсияновой выступила директор по исследованиям фонда "Общественное мнение" Елена Петренко, обратившая внимание на то, что, начиная с сентября, оптимизм в оценках респондентов от недели к неделе стал снижаться. Возможно, это связано с атмосферой в обществе. Весной 2007 года сотрудники фонда провели в малых городах Подмосковья 90 свободных интервью о благотворительности с бизнесменами сферы малого бизнеса. Выяснились два момента, которые следует принять к сведению. Во-первых, из тех интервью следовало, что вся благотворительность имеет вынужденный характер: "Я даю милостыню, поскольку мне совестно". То есть всегда присутствует некое, пусть и моральное, давление. А во-вторых, налицо и давление местных администраций, поскольку если чего-то не сделаешь, то это чревато…

Личная благотворительность всегда связана с каким-то контактным кругом: "я помогаю школе, потому что в ней учится мой ребенок, я жертвую средства на помощь ветеранам афганской войны, потому что в обществе ветеранов-афганцев много моих друзей". Иными словами, тот опрос выявил, что любая благотворительность осуществляется под давлением — моральным, административным, личностным.

Лев Якобсон

С репликой по ходу обсуждения выступил Л. Якобсон, указавший, в частности, на важность оценки эмпирических данных. "Конечно, что-то здесь может светить, говоря образно, и отраженным светом. Понятно, что телевидение, на что указал В. Бахмин, влияет на сознание людей. Да, все мы знаем силу слова. Но не к одному этому все сводится. Я часто слышу, — продолжал Л. Якобсон, — от симпатичных мне и демократически настроенных людей, что сейчас телевидение зомбирует зрителя. В чем-то это правда. Но, помнится, точно такие же упреки лет пятнадцать назад раздавались со стороны коммунистов. А на самом деле мнения людей, конечно, изменились, но и тогда, пятнадцать лет назад, они не совпадали с позицией телевидения и не совпадают с ней и сегодня! Причем, что интересно, телевидение вообще развернулось почти на 180 градусов, а мнения людей изменились не очень сильно. При том телевидении они были, скажем, националистами, но и теперь, при другом телевидении, они тоже националисты. Да, телевидение влияет на умы и сознание, но что же остается за пределами телевидения? То же самое можно сказать и о давлении. Ведь давление давлению рознь! Одно дело, когда мэр собирает бизнесменов и заявляет: "Знаете что, ребята, надо строить мост!" Они не хотят, но скидываются — так надо…". Совсем уж вынужденной благотворительности меньше, чем кажется, люди сами понимают, что в чем-то участвовать надо. Или, скажем, когда речь идет о детском садике: "свои детишки, один бы я не дал, а все вместе даем…"

Все эти явления значимы, отметил г-н Якобсон. Да, телевидение воздействует на сознание, да, давление в благотворительности существует. Но при всем том надо подумать, "что остается за пределами давления, что мы могли бы назвать благотворительностью, есть ли у этого явления свои закономерности, что позволяло бы говорить о его устойчивости или неустойчивости, о каких-то тенденциях, о том, что могло бы поддержать эту благотворительность, стимулировать ее — к примеру, налоговые льготы".

Этот призыв нашел отклик среди участников семинара, свидетельством чему стало выступление представителя Центра исследований общественного мнения "Глас народа" Александра Кинсбургского. Он коснулся в этой связи данных доклада, в которых идет речь о том, кто должен заниматься благотворительной деятельностью: "В массовом сознании есть явные приоритеты в отношении ожидаемых субъектов благотворительной деятельности. Это правительство, благотворительные организации, богатые люди, бизнес". Выходит, что благотворительность в понимании респондентов коррелирует с такими категориями, как социальное равенство и социальная справедливость. То есть благотворительность рассматривается как некий вид деятельности, позволяющий преодолеть социальное неравенство и повысить социальную справедливость. Ведь на самом деле речь идет о том, чтобы возможности очень состоятельных людей "пересекались" с положением тех, кто нуждается. И в этом, собственно, заключается смысл благотворительности. Но в данном случае этот смысл несколько расходится с определением таких понятий, как альтруизм, взаимопомощь. Поэтому понятие благотворительности, по мнению оратора, требует более точного определения. Весьма показательно, что на первом месте среди благотворителей респонденты назвали российское государство. В каком смысле государство надо рассматривать как благотворителя? Строго говоря, это должно быть социальное государство со всеми вытекающими из этого обязательствами, но при чем же тут тогда благотворительность? "Это свидетельствует о том, что массовое сознание в какой-то мере дезориентировано, а использование понятия благотворительности происходит не вполне адекватно: с одной стороны, мы видим явный крен в сторону социально перераспределительной деятельности, с другой стороны, налицо не вполне обоснованные ожидания со стороны государства".

Какова же роль бизнеса как источника благотворительности? На бизнес в качестве такого источника указали 28% опрошенных, он стоит на четвертом месте. Это очень важный признак, сказал г-н Кинсбургский: "Нам приходилось изучать роль крупного бизнеса в благотворительности, и оказалось, что ожидания в отношении такого рода благотворительности очень высокие, а реальная отдача отечественного крупного бизнеса, в отличие от зарубежного — правда, это относилось к 1990-м годам, — существенно отставала от ожиданий по целому ряду причин: не существовало прямых связей с нуждающимися, были необходимы какие-то промежуточные механизмы, в том числе благотворительные организации, которым население в то время не очень—то доверяло". Что касается людей, участвующих в благотворительности независимо от уровня их материального достатка, в их отношении тоже есть определенные ожидания, но они идут на одном из последних мест. И этот момент также свидетельствует о необходимости уточнения понятия благотворительности, поскольку если мы не будем определять это понятие достаточно четко, в том числе в наших методиках, то люди будут путаться, и социологи не получат нужной информации.

Михаил Чернов

Весьма эмоциональным и интересным получилось выступление представителя "Фонда местного сообщества" из города Чайковский (Пермский край) Михаила Чернова. Он, в частности, коснулся исследования CIVICUS и отметил в качестве положительного момента тот факт, что в каждой стране имеется индивидуальный подход к определению благотворительности и волонтерства. "Было бы неплохо продолжить такого рода исследование и на нашей территории, — сказал г-н Чернов, — поскольку мы все разношерстные". В качестве примера он рассказал об одной из проведенных фондом благотворительных акций: "Была инициатива граждан и городской администрации в связи с событиями в Грузии. Был открыт счет, последовало через СМИ обращение к населению, но ни одной копейки частных пожертвований не поступило. То есть, с одной стороны, — всеобщий "одобрямс", а с другой, не следует полагать, что средства массовой информации так уж действительно выхолащивают мозги простых граждан". Ведь в некоторых благотворительных акциях — по георгиевской ленточке, по сбору средств на подарки для малообеспеченных лиц и ряду других — более 70% жителей 140-тысячного города принимали активное участие. А однажды, рассказал М. Чернов, администрация города приняла решение не строить в центре "снежную крепость" из-за дефицита средств в местном бюджете. Последовало обращение к гражданам, около 30% населения откликнулось, и "снежный городок" был собран. М. Чернов оценил представленные на семинаре доклад и исследование CIVICUS как "замечательные исследования" и пожелал успехов в продолжении этой работы.

Участники семинара подчеркивали, что филантропия и добровольчество, имеющие давние традиции в России, должны развиваться и совершенствоваться на современном этапе в интересах становления гражданского общества в стране.

Подводя итоги семинара, Лев Якобсон отметил, что представленные на нем данные "как минимум заслуживают того, чтобы о них размышлять и сопоставлять с другими во времени и пространстве". Когда мы говорим о самом феномене благотворительности, то неизбежно ощущаем, что находимся "на зыбкой почве", что видно и на примере исследования CIVICUS, "где в разных странах вроде бы одно и то же не просто измеряется по-разному, но и абсолютно по-разному трактуется". Это отражает, по словам первого проректора Вышки, "несхожее бытование феномена в разных культурах". А вместе с тем интуитивно понятно, что речь все-таки идет о "чем-то одинаковом, об одном и том же, пусть немножко и размытом границами". Но тут есть что изучать, по поводу чего задумываться, выдвигать различные теории. Альтруистическое поведение — некий вызов для экономической теории, и не потому, что "экономисты такие дураки и считают, что все должны быть эгоистами, а потому, что экономическая наука — единственно строгая из общественных наук в естественнонаучной модели".

"И вот всюду, где мы выходим за рамки модели так называемого "рационального человека", нам уже гораздо труднее выбирать, на чем остановиться, какие делать допущения. И это отражает отношение отнюдь не экономической науки, а нас с вами, обычных людей, к альтруистическому поведению". Этот вопрос оживленно обсуждается на формальном модельном уровне: "вот этот человек ведет себя самоотверженно в глазах других, потому что, будучи человеком религиозным, боится попасть в ад. Это хорошо моделируется: человек боится попасть в ад, а посему ведет себя как аскет, всем помогает".

Так или иначе, но феномен благотворительности существует, и над ним стоит размышлять, опираясь и на эмпирические данные в разных странах. Но есть и сугубо практическая сторона дела: российское общество, и не только оно одно, сталкивается, по словам Л. Якобсона, со множеством острейших социальных проблем. Тут все весьма определенно: "Мы стоим перед выбором — может и должно ли все делать государство, или определенную роль может играть и этот самый непонятный феномен, существующий в силу того, что кто-то боится ада, кто-то действует из моральных побуждений, кто-то — просто боясь косых взглядов окружающих".

Можно ли рассчитывать на благотворительность со стороны граждан, в какой мере, что надо делать, чтобы такого рода активность была и шире, и эффективнее — это всё практические вопросы, ответить на которые без эмпирических данных весьма трудно, подчеркнул первый проректор Вышки.

Николай Вуколов, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фотографии Ивана Морякова и автора