Распространенье наше по планете…

Студент Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ Евгений Кочкин отправился на стажировку в Индию изучать, что такое бедность, почти одновременно с показом по ТВ оскароносного фильма «Миллионер из трущоб». О стажировке рассказывает заместитель директора филиала Даниил Александров.

Даниил Александров

Следует уточнить, что еще перед этим под руководством заместителя директора Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ Даниила Александрова молодые социологи филиала вместе со своими коллегами из других городов изучали бедность в России. Это был полевой проект с большим количеством интервью и иного материала по исследованию городских и сельских местностей.

— Даниил Александрович, а как в связи с этим проектом «возникла» Индия?

—  Во время проекта эта тема очень зацепила студентов, которые в нем участвовали. А один из них увлекся так, что даже решил поехать и посмотреть на одну из беднейших бедностей: студент факультета социологии ГУ-ВШЭ, сотрудник лаборатории социологии образования и науки Евгений Кочкин отправился на большую стажировку в Индию, где ему предстоит работать исследователем-волонтером. Он там будет жить на очень скромную стипендию и изучать их школы, а также фельдшерские пункты и больницы. Организатором поездки выступает благотворительная некоммерческая организация Индии, которая содержит школы в 26 деревнях вокруг огромного многомиллионного города Мумбаи (бывший Бомбей). Стажировка ему предстоит трудная, конечно, потому что жизнь в Индии совсем не похожа на нашу. Но, мне кажется, такого рода поездки совершенно необходимы для наших молодых исследователей…

— Насколько я помню, Евгений уже был в Индии, на летней школе по изучению бедности?

—  Да, поступив на магистерскую программу социологического факультета Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ, Евгений провел первый месяц занятий не в аудитории на улице Союза Печатников в Санкт-Петербурге, а на летней школе и конференции по изучению бедности в Индии.

И вот тогда в сети участников этой летней школы было объявлено о том, что индийское Благотворительное общество заботы о матерях и детях ищет волонтеров, которые согласились бы просто за стоимость проживания поработать с ними и проанализировать, как они работают, какие у них есть проблемы, как их решать. И Женя подал туда заявку. Там было довольно внушительное количество желающих, но он, вместе с девочкой из Канады, выиграл этот конкурс, хотя это было не просто.

Поскольку он отправился туда изучать школы, то мы в лаборатории время от времени специально обсуждали проблемы изучения сельских школ в развивающихся странах, чтобы он поехал подготовленным. Женя также собирает всякую научную литературу. Я вообще надеюсь, что эта стажировка приведет к тому, что он напишет для лаборатории обзор по исследованию сельских школ в развивающихся странах. Это очень важная тема сейчас. Она важна, скажем, для России еще и потому, что перед самым кризисом — не знаю, как сейчас это будет реализовываться, — Россия вернулась к международной деятельности в социальной сфере через Мировой банк. Россия стала донором Мирового банка…

— Поясните, пожалуйста, что это означает.

—  Россия дает деньги в Мировой банк. Мировой банк устроен таким образом, что в нем есть страны-доноры, которые дают деньги в основной капитал (из него выдают кредиты), и есть страны-реципиенты, которые как раз и получают эти кредиты Мирового банка.

Теперь мы — на волне наших прошлых доходов — стали донорами Мирового банка, и, как у всех доноров Мирового банка, у нас есть некоторые привилегии в отношении наших целей — на что бы мы хотели, чтобы эти деньги были потрачены. Выходит, что Россия в рамках деятельности Мирового банка может финансировать развитие образования в странах Африки и Юго-Восточной Азии, там, где раньше были у России какие-то связи, во Вьетнаме, Камбодже, Мозамбике…

—  Задам отчасти провокационный вопрос: а Россия не хочет финансировать развитие образования в своих регионах?

—  Дело в том, что Россия хотела бы, конечно, финансировать все. Она финансирует и регионы, и футбол, и Олимпиаду в Сочи, и страны третьего мира. И это неизбежная игра большой страны, потому что в любой стране налогоплательщики задают вопрос, почему их страна, например США, является донором какого-то там Мирового банка, вместо того чтобы тратить деньги на бедные районы штата Миссисипи, где очень плохое образование. Это и в Америке есть, и в России эта же проблема существует, но так уж устроен мир, что существуют какие-то страны-доноры, которые участвуют в некоем глобальном мировом процессе.

Тут есть и еще один важный момент. Дело в том, что, безусловно, и деньги эти, и эти усилия, которые мы предпринимаем  в отношении стран третьего мира, вернутся к нам сторицей. По моему убеждению, чрезвычайно важно посылать наших экспертов, желательно молодых ученых, на стажировки в такие страны, как Индия, Мозамбик, Вьетнам, чтобы они знакомились с жизнью в других странах, видели жизнь во всем ее многообразии. У нас, конечно, сейчас более открытые границы, но вся молодежь, мои собственные ученики — куда они ездят? Они ездят на летние школы в Голландию, в Швецию. Тот же самый мой студент Женя, который сейчас едет в Индию, до этого побывал в Голландии, Германии и Швеции. Но много ли полезного извлечет он для себя как для будущего специалиста по социологии образования в этих странах, кроме учебы? Немного. Гораздо больше он вынесет для себя из поездки в Индию, где впервые увидел, что такое настоящая бедность, что такое настоящая нищета. Что такое школы, в которых вообще нет ничего, даже доски с мелом. Учебников нету.

Знакомство вот с этим огромным разбросом реальных возможностей разных стран мне кажется необычайно важным для эксперта. Если мы учимся помогать строить качественное образование в Мозамбике, Эфиопии и т.д., то, вернувшись сюда, наши люди будут успешно применять уже в России новые идеи, взятые Бог знает откуда, может, от каких-нибудь коллег из других стран, которых они в Мозамбике встретят.

— У нас в стране уже был подобный опыт такого взаимовыгодного обмена общением?

— Наиболее яркий опыт у нас был в советское время в области здравоохранения. Наши специалисты, успешно работавшие, например, внутри Советского Союза, на Дальнем Востоке, в Средней Азии, также успешно помогали строить эпидемиологическую работу в Афганистане, в Иране, в Африке. Я хорошо знаю, как в те времена, до всех вторжений, до всех современных конфликтов, советских специалистов по эпидемиологии, по гигиене и здравоохранению ценили в этих странах. И насколько им самим был полезен этот опыт Индии, Ирана, Афганистана, Африки при возвращении обратно и организации своих собственных мероприятий. Ведь СССР (теперь СНГ) — это же регион, в котором постоянно в диких местах существовала и существует чума, которая, слава Богу, не набрасывается на людей, но она реально существует! И требуются люди, которые должны очень умело с этим бороться.

У нас был этот опыт, и, к сожалению, он иссяк. Многие неудачи эпидемиологической работы в России, — например, у нас очень неудачная политика в работе с наркопотребителями и с людьми, которые заражаются ВИЧ, — мне кажется, все это связано с определенной изоляцией страны. Если бы наши специалисты ездили в разные страны мира и помогали бы там организовывать эту работу, то возвращались бы к нам в страну совершенно другими специалистами, они  смотрели бы на все другими глазами.

Мы до сих пор страдаем от изоляции страны. То же самое, как мне кажется, и с образованием. Нам пора выйти на некоторый международный уровень и продемонстрировать: то, что мы умеем делать, мы умеем делать в разных странах. И это поможет нам поднять уровень собственной работы.

Я не хочу, конечно, сказать, что один мальчишка, студент Высшей школы экономики, решит этот вопрос, но мне кажется, что это в принципе очень перспективное направление. Оно перспективно еще и потому, что легко встраивается в учебную работу. Мне кажется, что посылать на такого рода стажировки студентов 3—4 курсов бакалавриата или магистрантов так легко, потому что для них это как раз то время, когда они хотели бы посмотреть мир.

— Но это же большие затраты?

—  Есть много волонтерских программ, которые не требуют ни от участников, ни от университета особенных затрат. А мы могли бы поддерживать эти инициативы, например, только покупая им билет. Как сейчас мы ищем возможность приобрести билет Кочкину Жене…

— Не боитесь отпускать его на довольно большой срок — 2,5 месяца? Он ведь пропускает занятия.

—  Мне кажется, что вообще следовало бы обдумать возможность предоставить студентам возможность один модуль проходить в виде практики где-то в зарубежных организациях. Тогда, встроив это в систему нашего образования, мы получим выпускников совершенно другого международного качества.

Там они оказываются в замечательной интернациональной компании. К примеру, на летней школе, на которой был Женя, присутствовали немцы, канадцы, израильтяне. Самые разные люди, для которых общий язык был английский, все они занимались одной и той же темой.

Главное, может быть, что он получил оттуда, — это необычайный заряд энтузиазма, потому что он понял, что таких, как он, много. В разных странах мира.

— Интересно, а Евгений как-то поддерживает с ними связи?

— Да, он с ними переписывается. Тут важно, что он действительно одним скачком стал молодым человеком в большом мире.

— Теперь Вышке важно не потерять его как уникального специалиста. Важно, чтобы, набравшись этого замечательного опыта, он никуда с ним не сбежал…

— Я думаю, что он не потеряется, потому что многие все-таки возвращаются. Но даже если окажется, что по окончании магистратуры он запишется в какую-нибудь международную организацию и будет два года заниматься организацией школ в Африке — это же прекрасно! Потому что наш выпускник будет где-то в мире делать это дело и нести знамя и имя Вышки. Это будет не то чтобы прямая реклама Вышки, но мы сможем быть известны тем, что поставляем отличных сотрудников в российские компании, поставляем прекрасных ученых, которые работают в России и за границами. Также, возможно, что мы могли бы поставлять практиков, которые этим занимаются.

И кто-то из них обязательно вернется. А относительно Жени-то  Кочкина я вообще совершенно не сомневаюсь, что он вернется и будет у нас работать.

— Обычно последний вопрос принято задавать о планах, так что предлагаю не нарушать эту славную журналистскую традицию. Однако прежде разрешите поздравить вас с избранием в Ученый совет ГУ-ВШЭ. Ну и теперь, если позволите, все же о планах, прежде всего, связанных с деятельностью Ученого совета.

—  Занимаясь организацией науки в Санкт-Петербургском филиале, создавая и реализуя большие научные проекты в научно-учебной лаборатории, делая это все  в рамках общей деятельности Высшей школы экономики, необычайно важно понимать, в какую большую картину стратегии и общей жизни ГУ-ВШЭ все это укладывается. Без этого невозможно стратегически развивать науку в отдельно взятом филиале. И поэтому, конечно, некоторое присутствие в Москве необходимо, и членство в Ученом совете, я надеюсь, будет очень в этом отношении полезным, просто совершенно необходимым, потому что через Ученый совет проходит  множество проектов, обсуждений, решений, которые касаются всех сторон жизни Вышки. И мне будет гораздо легче видеть место филиала в общей картине и понимать, что мы делаем, и делать это лучше.

С другой стороны, я по своей специальности — историк и социолог высшего образования и науки, и у меня есть некоторый общий взгляд на организацию академической науки. Я исследовал эти проблемы. И, возможно, мой взгляд специалиста по этой тематике в какой-то момент окажется полезным и востребованным в дискуссиях. По крайней мере, я очень на это надеюсь, поскольку Вышка — это такое созвездие специалистов — каждого в своей области. Вот моя область — это организация науки высшей школы.

Я езжу в Москву довольно часто, у меня здесь какие-то общие проекты с коллегами, я выступаю иногда здесь с лекциями. Я — член редколлегии двух журналов Высшей школы экономики и сейчас стал членом Совета Фонда образовательных инициатив. Так что, думаю, все вместе это удастся совмещать с поездками на Ученый совет, только чтобы, конечно, не ездить по два раза в неделю, потому что иначе тогда я не буду работать в филиале столько, сколько нужно. Но, так или иначе, я уже бываю здесь нередко, теперь это просто будет поставлено на какую-то регулярную основу.

Екатерина Березнер, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ

"Русский Репортер" о социологии и бедности, статьи социологов филиала

Русский Репортер, 12 февраля 2009. Юлия Вишневецкая «Ловушки бедности».
«Кто такие бедные? Те, кто мало зарабатывает? Те, кто мало имеет? Или бедные - это просто недовольные? Кто беднее - пенсионер, который перебивается с молока на хлеб, живя в трехкомнатной квартире, семья с доходом свыше 100 тысяч рублей, кочующая по съемным квартирам, бомж, который в месяц только на одну водку тратит больше, чем мы на еду, или нищий художник, которого абсолютно устраивает его положение? Не знать, по каким законам зарождается и прогрессирует бедность, где расставлены ее ловушки, опасно для любой власти».

Русский Репортер, 12 февраля 2009. «Бороться с бедностью выгодно».
Социолог Даниил Александров, профессор питерского филиала Высшей школы экономики и директор фонда поддержки социальных исследований «Хамовники»: «Бедные — это та группа, на которую не действуют никакие сигналы — ни маркетинговые, ни политические. При этом известно, что это те слои, в которых поднимаются восстания. Государства всего мира борются с бедностью не из гуманизма, а из страха. Кроме того, бороться с бедностью выгодно. Бизнес заинтересован в том, чтобы и эти люди начали потреблять».

Русский Репортер, 13 февраля 2009. Юлия Вишневецкая «Социология бедности и бедность социологии».
«Изучение бедности – это классическое «пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что», уравнение с двумя неизвестными – неизвестно, что такое бедность и неизвестно, где ее искать».