«Если ты работаешь на переднем крае науки – это и есть успех»

Успех в научной карьере особенно ощутим, если ты не просто решаешь прикладные задачи, но участвуешь в устранении мировой проблемы – пандемии COVID-19. Екатерина Чирикова, выпускница соцфака Вышки, сейчас получает степень PhD в UCSF (США) как эпидемиолог, ее исследования непосредственно связаны с общественным здоровьем. В интервью «Конструктору успеха» она рассказала об этике и фармбизнесе, о том, чем занимаются американские эпидемиологи и как получить диплом онлайн, ни разу не встретившись с научным руководителем.

Как вы выбирали, где получать высшее образование?

Я собиралась изучать философию. Казалось, что это поможет разбираться в поведении людей или просто понимать, что происходит вокруг. Родители, с одной стороны, меня поддерживали в том, что мне интересно, но и беспокоились о моем будущем. Поэтому социология оказалась таким компромиссом. Был 2004 год, и мы не сразу узнали, что помимо МГУ и МГИМО есть еще Вышка, где социология преподается более современно. Мы мало про нее знали, чтобы решиться туда поступать. Но когда сын маминого коллеги и мой будущий научный руководитель из Центра фундаментальной социологии Дмитрий Юрьевич Куракин рассказал, что Вышке нет равных в обучении социологии и туда принимают по-честному, благодаря трудам и знаниям, все было решено.

Социология не кажется столь прикладной специальностью. Как она раскрылась для вас во время учебы?

Меня интересовал сам предмет, возникло желание понять, что это за наука. В школе преподавали обществознание, которое дало очень отдаленное представление о социологии. Еще до поступления я попала в социологический клуб «Город», созданный студентами соцфака Вышки. Они проводили семинары, обсуждали тексты в оригинале – словом, им было важно рассказать о том, чем занимаются социологи Вышки. Они вовлекали абитуриентов в дисциплину, давали понять, чем те будут заниматься, став студентами, показывали, как можно изучать общество, какие социологические теории существуют и что все это очень интересно.

Когда видишь, как старшие студенты с горящими глазами обсуждают теорию Вебера, это восхищает. Поступив, я стала членом клуба «Город». Мы проводили исследования и семинары, организовывали научные проекты для школьников и развивались как социологи еще и благодаря друг другу, а не только благодаря нашим преподавателям. У нас были и прикладные проекты. Например, мы проводили опросы студентов и преподавателей. Наши отчеты читали руководители факультета и получали своего рода фидбэк о работе университета. Эти проекты выросли в целый исследовательский центр в Вышке – Центр внутреннего мониторинга.

Насколько вам была интересна именно философская сторона этой науки?

Я больше всего любила Дюркгейма и Бурдьё. Да и вообще все классики социологии работали в такие времена, когда грань между философией, социологией и психологией не была очевидной. Мне нравилось читать сложные тексты, превращая это в математическую, логическую задачу. Тексты тоже надо было «решать», чтобы разобраться в том, как автор понимает общество и его законы. Мне кажется, фундаментальная социология похожа на философию в том смысле, что не пытается непременно искать решение проблем, а больше описывает и выдвигает теории о том, как все устроено.

На третьем курсе я дополнительно ходила на занятия факультета философии. Это было интересно, но и очень сложно для меня. И как раз в то время я начала понимать, что хочу видеть практические результаты своей работы – не просто описывать, но и решать проблемы.

Я имею в виду, например, навыки проведения опросов и экспериментов и навыки статистического анализа данных. Я не говорю, что философы только теоретизируют и описывают. Просто такой опыт был у меня тогда, но я понимаю, что он был весьма ограниченный.

Как вышло, что исследовательское направление стало для вас основным? При всем интересе к прикладному результату.

В целом всем студентам соцфака Вышки прививают фундаментальный и основной навык – умение проводить исследования, неважно – теоретические или прикладные. При этом ты получаешь очень понятный набор аналитических скиллов, которые можешь использовать и в академии, и в индустрии. По сути, тебя учат ставить вопрос и находить способы на него ответить, например, проводя опросы и используя методы статистического анализа. На мой взгляд, научная работа для студента-социолога – это самое логичное, что можно делать со своими знаниями, поэтому я начала работать в лабораториях Вышки. Как студент, ты в основном делаешь какие-то части исследования, участвуешь в анализе данных, читаешь много текстов и делаешь обзоры, помогаешь коллегам на крупных проектах.

В магистратуру я пошла сразу после бакалавриата, поскольку казалось, что четыре года учебы – это какая-то недоспециальность. Нужно было продолжить обучение в тот момент, когда ты только разобрался в своей профессии и можешь делать что-то конкретное для карьеры. Я немного отошла от романтического периода, когда интересно просто обсуждать идеи и описывать происходящее. Возник главный для меня вопрос: «Когда мы поняли, как что-то устроено, можно ли дальше что-то с этим знанием сделать?».

Тогда я решила после магистратуры искать работу вне академии. Чаще всего после соцфака выпускники занимаются изучением рынка в исследовательских агентствах или на стороне клиента.

Но все же хотелось попробовать себя не только в академии, но и в индустрии. Я попала в компанию Ipsos Healthcare Russia (бывший Ipsos Comcon), в отдел, где мы проводили исследования для фарминдустрии, в том числе для компаний, которые сейчас у всех на слуху – AstraZeneca и Pfizer. Я была довольна, что работаю с компаниями, которые, как мне казалось, приносят очевидную пользу, разрабатывают и продают лекарства. Но, конечно, бизнес есть бизнес, и мы имели дело не с темой общественного здоровья, а с вопросами позиционирования препаратов и оптимизации продаж.

В Ipsos у меня была классная команда. И за время работы там я сильно выросла в профессиональном плане благодаря моей начальнице, коллегам и нашим клиентам. Потом я ушла в декрет и, оказавшись на расстоянии от своей работы, много думала о том, что еще я могу сделать со своими навыками и пробудившимся интересом к медицинской сфере. Я вдруг осознала: мне эта тема близка с детства. В моей семье есть врачи, и в детстве я любила читать их старые медицинские справочники. В школе я училась в естественно-математическом классе. В общем, теперь думаю, что все было не зря.

Навыки проведения научного исследования и статистического анализа данных, которые я получила на соцфаке в Вышке, нужны и в клинических исследованиях. То есть исследованиях, интересом которых является именно здоровье, а не увеличение продаж, если сравнивать это с моей прошлой работой. Я стала задумываться о том, где можно получить соответствующее образование, чтобы кардинально сменить карьеру. У меня сложилось впечатление, что в России с этим не так просто: нет понятного пути, по которому я могла бы пойти дальше. Та же эпидемиология, например, преподается в основном только в медицинских университетах. А врачом я становиться не собиралась.

Так случилось, что тогда мы с семьей стали задумываться о переезде в США. Это оказалось отличной возможностью реализовать свой профессиональный интерес. В конце концов, США – это Мекка фарминдустрии и клинических исследований. Начинать нужно было с учебы, поскольку с моим образованием вот так приехать и начать работать в новой сфере не получилось бы. Я подавалась в разные университеты и в итоге стала учиться в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, в магистратуре по клиническим исследованиям (Clinical Research). В западном мире клинические исследования понимаются очень широко. По большому счету, к ним можно отнести любое исследование, которое занимается причинами распространения болезней в обществе. Изучают причины и биологические, и клинические, и связанные с устройством общества. И все это для того, чтобы понять, как можно вмешаться, чтобы люди оставались здоровы.

К чему у вас лежала душа как у исследователя? Что это была за тема?

На соцфаке я проводила исследования на разные темы, долго искала себя. Последнее, чем я занималась, было в сфере социологии науки. Мы пытались разобраться в феномене популяризации науки в советское время и сейчас. Описать историю этого движения и понять мотивацию тех, кто принимает в нем участие.

Когда я стала учиться в США, вначале мне было все равно, какой темой заниматься. Мне казалось, что главное – получить навыки, понять, как, собственно, проводить клинические исследования, все темы мне были интересны. Моя научная руководительница занималась исследованиями эффекта от воздействия радиации и ионизирующего излучения на риск возникновения разных видов рака. И у нее были уникальные данные по жителям Украины и Беларуси, пострадавшим от Чернобыльской аварии в детстве. Я стала работать с этими данными, чтобы понять влияние полученной в детстве дозы ионизирующего излучения на риск возникновения заболеваний щитовидной железы спустя десять лет после аварии.

Как получилось, что вы попали именно в сферу клинических исследований?

Это та область, где используются статистические методы, и при этом она связана со здоровьем. Здесь сошлись мои навыки и интересы. Вообще, в США клинические исследования – это частный случай или даже в каком-то смысле синоним эпидемиологических исследований. Еще одна смежная с этим область – это public health (общественное здоровье). Все эти три области – клинические исследования, эпидемиология, public health – используют одни и те же методы, но контекст и цели немного различаются. Клинические исследования – это больше про клиническую практику. Public health интересует здоровье целых популяций, а не конкретного пациента. А эпидемиология включает в себя все это вместе.

Тут ученые-эпидемиологи задаются разными вопросами: какие группы людей наименее вакцинированы, какие есть барьеры вакцинации, как повысить процент вакцинированных, достаточно ли одной дозы для эффекта, в каком возрасте лучше вакцинировать и так далее. Короче говоря, есть подтвержденный, зарекомендовавший себя способ защититься от рака. Как сделать так, чтобы эффективно им воспользоваться и спасти как можно больше жизней, да еще и при этом не навредить? Этим и занимается эпидемиология. И такие цели меня привлекают.

Социологи – крайне влиятельные специалисты, способные изменить общественное мнение. Как в этом случае соблюсти этику? Есть ли подобные критерии в вашей работе?

Не могу согласиться с тем, что социологи способны изменить общественное мнение, в этом вы переоцениваете социологов. Социологи, как и многие другие специалисты, дают людям новую информацию, основанную на данных. Конечно, дальше этой информацией можно манипулировать. Но это не цель социологии как науки. И даже не цель исследователей рынка йогуртов. Наверное, тот, кто доносит информацию, привнося какие-то свои интересы, можно сказать, манипулирует. Мне кажется, что в рамках своих профессиональных задач нужно стараться следовать принципам этики. Это касается любой сферы.

Тем не менее фармкомпании, которые вовремя включились в производство вакцин, составляют крупный бизнес-сегмент. Получается, что важнейшие на сегодняшний день препараты разрабатываются в частных компаниях, которые, как и все другие, заинтересованы в прибыли. Вопрос бизнеса и этики очень сложный. Я много читаю о том, как конфликт интересов мешает в разработке действительно эффективных и безопасных лекарств. Да, без фарминдустрии у нас не было бы многих спасительных препаратов. Но складывается ощущение, что из-за конфликта интересов, делая шаг вперед, мы делаем два шага назад. В США есть независимая структура FDA (Food and Drug Administration – Управление по надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов), которая отслеживает деятельность компаний и принимает решение, увидит рынок какой-то препарат или нет. Но и это не решает проблему полностью.

Я думаю, что вопросы этики надо обсуждать и нельзя от них отмахиваться. В области клинических исследований от этого в прямом смысле зависят жизни людей. Кстати, вопросами этики как раз философы занимаются. Вот у них наверняка есть много что сказать на эту тему.

Кажется, в этом году ваша учеба завершилась. Каков результат?

Я поступила в аспирантуру на PhD, потому что мне очень нравится работать именно в академическом направлении. При этом эпидемиология – это сфера, которая открывает очень много дверей. После получения степени PhD ты можешь руководить крупными исследовательскими проектами в индустрии или продолжать работу в науке, поскольку на исследования в области эпидемиологии охотно выделяются деньги. В каждом городе США есть офис, занимающийся задачами public health, там работают люди с самыми разными компетенциями, но вместе призванные решать проблемы здравоохранения. В мире в силу сложившейся обстановки возникает невероятное количество проектов, посвященных здоровью, поэтому у меня будет большой выбор путей. Но главное, мне очень нравится то, чем я занимаюсь.

Как вы поддерживаете себя в финансовом плане?

Перед магистратурой я не успела подать на стипендию и училась на коммерческой основе, но со второго года работала со своей научной руководительницей в ее лаборатории в сфере радиационной эпидемиологии. Сейчас на PhD я получаю полноценную зарплату.

PhD-программа построена так, что первые несколько лет ты берешь курсы, учишься, преподаешь и еще на полставки работаешь в одной из научных лабораторий. Калифорнийский университет в Сан-Франциско – это в первую очередь медицинский университет, поэтому здесь постоянно проводится бесчисленное количество исследований. На какую бы тему ты ни задумал статью, ею там уже занимаются, ты точно найдешь человека, который может взять тебя под крыло и предоставить финансирование. Сейчас я работаю в научной лаборатории DREAM Lab, которая занимается исследованиями различий в заболеваемости и смертности от рака, которые связаны с систематическим неравенством в доступе к медицине. Например, мой текущий проект – о том, почему в США в сельской местности выше смертность от рака шейки матки. Тот самый рак, от которого спасает вакцина от вируса папилломы человека. Мы пытаемся понять, какие факторы играют роль в этой избыточной смертности, чтобы разработать меры, способные это изменить.

Насколько важен для академического успеха нетворкинг и как это работает в США?

Эпидемиология как направление очень развито именно в США, поэтому там большие перспективы в учебе и работе. Мне кажется, это касается любого научного направления: за академической карьерой надо ехать туда, где твой интерес представлен наиболее широко. Качественное образование и работа в среде мировых экспертов нужны для успешной научной карьеры. Ведь если ты работаешь на переднем крае науки – это и есть успех.

Ты будешь знакомиться с экспертами и потенциальными соавторами, находиться во всей этой инфраструктуре. Поэтому крайне важно выбрать верную локацию.

Что последние годы пандемии добавили к вашей учебе?

Хорошо, что не отняли, поскольку я занимаюсь такой сферой, которая не требует контактов с людьми вживую. Я могу делать свою работу за компьютером и общаться с коллегами по зуму. Что касается учебы, многие мои бывшие однокурсники из магистратуры – практикующие врачи. Они и до пандемии не всегда могли присутствовать в университете, поэтому вся учебная программа изначально была гибридного формата. Кто-то присутствует с преподавателем в аудитории, а кто-то слушает записи лекций дома. Когда начался локдаун и мне пришлось полностью перейти в зум, сначала я думала, что это будет минусом: как это, платить такие большие деньги за онлайн-программу? Но вышло наоборот. Я не трачу время на поездки, при этом с тем же успехом прохожу курсы, общаюсь со студентами, профессорами и коллегами. Просто онлайн, а не вживую. Все уже привыкли.

Но это мой личный опыт. Все-таки я нахожусь в весьма привилегированном положении с точки зрения моего дома, семьи, работы и финансов. На самом деле пандемия и локдаун имеют ужасные последствия для многих. Да и у некоторых моих коллег возникли проблемы с грантами из-за невозможности сбора данных у пациентов. Диагностика, лабораторные анализы, опросы – все это было приостановлено. Мне в этом смысле повезло: я работаю с данными, которые уже были собраны. Например, канцер-регистр, данные переписи населения, или для прошлого проекта это были данные по пострадавшим от Чернобыльской аварии, которые были собраны еще в 1991–2004 годах.

Хотя я, конечно, буду рада, когда мы все снова вернемся в кампус. Скоро это должно произойти: ситуация с ковидом в нашем регионе налаживается. Так что я еще поработаю с коллегами лицом к лицу и наконец увижу свою новую научную руководительницу лично: за все это время ни разу не общались с ней офлайн.