«Государству сейчас очень нужны люди, которые умеют считать»

Когда финансовая отрасль переживает не лучшие времена, выпускников экономических вузов, как оказалось, ждут на госслужбе. О том, как пройти путь от выпуска МИЭФ до ключевой роли в энергетике, рассказал «Конструктору успеха» Денис Дерюшкин – руководитель дирекции Аналитического центра при Минэнерго. Также в интервью речь пойдет о том, как монетизировать свои исследовательские навыки, зачем реформируются министерства, что происходит в ТЭК и в чем романтика работы на государство.

Кем вы мечтали быть в школе?

Я учился в Нижнем Новгороде, в 10 классе нас начали подталкивать к тому, чтобы мы как-то определились с направлением, и я довольно осознанно выбрал экономику – был заложен первый камень в фундамент моей будущей карьеры.

После специального экономического класса выбор Вышки для дальнейшего обучения был логичен. Я долго размышлял, на какую из двух отличных программ пойти: «Финансы и кредит» или «Математические методы в экономике». В итоге выбрал последнюю, хотя это и узкоспециализированная программа, и подал документы именно туда. Стоит сказать, что потом я ни разу не пожалел о своем выборе.

Программа «Математические методы в экономике» была заточена под небольшое количество умных, талантливых студентов. У нас была довольно камерная группа – всего 20 человек, в этом смысле к «клубной» атмосфере, которая характерна для магистратуры МИЭФ, я привык еще с начала бакалавриата. Программа создавалась на стыке бизнес-информатики и экономики, и оба направления были весьма углублены. Напомню, шел 2006 год, тогда еще никто не помышлял о бурном росте IT и сращивании этой индустрии с финансами, и программа на поверку оказалась очень перспективной.

Что вы планировали делать после окончания бакалавриата: работать или учиться?

Продолжать образование или нет – такой вопрос вообще не возникал. С самого начала учебы я целился в магистратуру и рассчитывал на шесть лет полноценной учебы в перспективе. При этом попытка протестировать карьеру была сделана уже в нижегородской Вышке. Я проходил две стажировки в локальных банках, но в Нижнем Новгороде об инвестиционной банковской деятельности никто на тот момент не знал, как о явлении, да и до сих пор это направление там не особо популярно. Одна из стажировок проходила в BSGV, который сейчас работает под брендом Росбанка, и это было очень интересно – работать в казначействе с большим количеством функционала. Меня это очень вдохновило, тогда же у меня проснулся интерес к миру финансов благодаря выступлению в нижегородской Вышке одного из московских выпускников.

Он вдохновенно рассказывал, как классно работать в UBS, в инвестиционно-банковском направлении: это было довольно необычно для того времени. Когда парень с амбициями, желанием расти и развиваться вне линейной истории, которую предлагает то же казначейство и операционный бизнес в целом, рассказывает тебе, что компании можно продавать и покупать, что ты можешь работать ночами и днями, летать в командировки, получать большие деньги и иметь международное признание, ты просто взрываешься желанием немедленно попасть в финансовую отрасль. Меня вдохновила данная история успеха, и я начал искать варианты сближения с чудесным миром финансов.

Чем вам так приглянулся МИЭФ в качестве мостика к цели?

У выпускников моей программы на тот момент была неплохая репутация в МИЭФ, некоторые из них уже учились в магистратуре «Финансовая экономика». Первым человеком, который открыл мне МИЭФ, была Ольга Балакина – сейчас она обладатель PhD и преподает за рубежом. Помню, как Оля пригласила меня на День открытых дверей в Москву. Я приехал, посмотрел, как они учатся, как живут (тогда еще не было общежития в Дубках, и всех селили в гостиницу «Измайлово»). Со многими из выпускников МИЭФ я познакомился в тот самый приезд и общаюсь с ними до сих пор.

Культура МИЭФ мне очень импонировала. В магистратуре царила камерность и «семейность» с индивидуальным подходом к каждому студенту, при этом требования к учебе и в целом нагрузка были довольно жесткими. Все это очень походило на мою бакалаврскую программу и было привычно. Когда я узнал, что преподавание в МИЭФ идет на английском языке, то утвердился в решении окончательно.

Когда стали студентом, ваши ожидания оправдались? Как дисциплинарный ассортимент программы повлиял на ваш профессиональный фокус?

Студенты программы, с которыми я познакомился до поступления, развивались больше в академическом направлении. У меня же такого стремления не было, я с самого начала шел в вуз не для того, чтобы становиться ученым, но хотел построить карьеру в индустрии. Меня еще в бакалавриате зацепила история парня из UBS, и в МИЭФ я был несказанно рад большому количеству прикладных предметов, которые позволяли корректировать свой учебный трек. Нам преподавали люди с именами в индустрии финансов, которые имеют непосредственный опыт приложения той самой дисциплины, в которой являются экспертами, к бизнес-задачам. Это уникальные знания, которые не получить больше нигде, и допуск к реальным проектам крупных компаний.

Сейчас я все чаще слышу, что высшее образование никому не нужно, что оно «не пластично», а вместо этого лучше пройти двухмесячный курс. С этим утверждением я категорически не согласен. Скажу честно, что в работе сейчас ежедневно использую знания буквально двух предметов из пройденной программы. Остальное применимо примерно раз в полгода. Но в том и прелесть МИЭФ – ты получаешь большой набор различных дисциплин, фундамент, на базе которого можешь строить карьеру, не ограничивая себя в направлениях. Все остальные дисциплины расширяют тебе кругозор, в результате ты, как профессионал, можешь находить задачи на стыке индустрий, что открывает тебе новые горизонты. Выпускник программы может стать как квантом, так и макроэкономистом, обладая одними и теми же знаниями, но развиваясь в совершенно разных областях.

С чего вы начали работу в индустрии инвестиций?

Сначала я начал работать в родном вузе. Поскольку я не смог получить стипендию на обучение, вопрос подработки был очень важным, и программа давала такую возможность, несмотря на свою сложность и высокие академические требования. Я пошел работать в Лабораторию финансовой экономики МИЭФ, где нужно было помогать в исследовательских проектах профессорам. Я работал с Мари Энн Бетчингер, часть совместных исследований легла в основу моей диссертации. За стенами университета тем временем шла вторая волна роста российской экономики.

Финансовая индустрия предлагала массу интересных вакансий, банки набирали людей на огромные зарплаты, инвестиционный банкинг и консалтинг были теми направлениями, куда народ нанимался толпами. Большие американские банки приходили в МИЭФ и хантили студентов на стажировки. Я ходил на все карьерные мероприятия, жадно общался с банкирами, расспрашивал о работе, чувствовал динамику этой работы и завязывал первые знакомства с удовольствием и особым драйвом.

Мне удалось попасть на стажировку в Deutsche Bank в департамент исследований (Equity Research) и посчастливилось изучить компании почти всех секторов экономики, чтобы найти те области, которые меня действительно интересовали. По окончании МИЭФ я начал работу в аналитическом отделе «Альфа-банка» и уже с этим опытом пришел позже в Bank of America, где и сделал себе карьеру.

Это был 2013 год, «нефтянка» разрывала фондовые рынки, и нефтегазовые аналитики были самыми востребованными специалистами. Им приходилось проводить большую часть жизни в переговорах и командировках, потому что они были нужны по всему миру. Когда тебе предлагают работу в ведущем международном банке, притом – предстоит заниматься ключевым сектором российской экономики – решение принимается мгновенно. Поэтому я без каких-либо сомнений тогда перешел в Bank of America и начал вникать в тему энергетики.

Кто вообще обычно работает в департаментах исследований в банках, каких навыков требует такая работа?

Equity Research – это небольшие команды от одного до пяти человек на сектор. В такой команде очень большая нагрузка, и, помимо профильного образования, исследовательских навыков и понимания отрасли, особенно на старте, важным критерием является навык здравой логики и аналитики. Также для сотрудника отдела исследований очень важна возможность автономной работы – умение концентрироваться на чем-то одном на протяжении достаточно долгого промежутка времени в силу того, что у тебя, по сути, нет помощников, когда ты должен один закрывать большие пласты работы. Этот навык хорошо прорабатывается в университете.

На одном из вебинаров вы говорили, что для инвестиционщиков это нормальный трек – перейти в госструктуры. Как это произошло у вас? Почему это – нормально?

Во всех решениях важен контекст. Нужно учитывать, как развивается страна и куда идет геополитика. Так вот, с 2014 года сильно поменялся инвестиционный климат, иностранные компании тотально сокращают свои представительства в России. На текущий момент как минимум три крупнейших иностранных банка полностью прекратили свою деятельность в нашей стране по ряду причин, их сотрудники, получившие прекрасную школу и системный подход к аналитике, стали очень востребованы и на госслужбе, поскольку правительство тоже вынуждено адаптироваться к новым условиям.

История с импортозамещением сейчас касается не только промышленности, но и специалистов как своего рода «продукта». К сожалению, обратной миграции в Россию почти не наблюдается, поэтому импортозамещение в плане специалистов было межотраслевым. Люди, которые в западных компаниях занимали топовые позиции, начали массово перемещаться на руководящие должности в российском правительстве. Многие из них пришли именно из инвестиционной банковской сферы. Это обусловлено общим трендом – запросом на талантливые и качественные кадры с определенным набором навыков, с глубоким пониманием экономики, знанием финансов и с возможностью коммуницировать с западными партнерами на одном уровне.

Россия в глазах западных экспертов воспринимается сейчас несколько хуже, чем это было в 2013 году. Поэтому противостоять скепсису иностранных партнеров на международной арене приходится за счет кадров, готовых быть с ними на равных. В 2016 году я покинул Merill Lynch, получив звание лучшего аналитика в секторе электроэнергетики в регионе EEMEA (Восточная Европа, Ближний Восток и Африка) по версии журнала Institutional Investors. Таким образом, у моего перехода в Минэнерго было два фактора: тенденция на сокращение штата в России у всех глобальных банков и запрос на кадры в органах управления страны.

В чем в реальности была особенность перехода из инвестбизнеса в госструктуру?

Переход из банкинга в госструктуру был сложным скорее не с профессиональной точки зрения, а с точки зрения адаптации к иной корпоративной культуре. Работая в аналитике, ты развиваешь в себе способность глубоко разбираться в новых для себя вопросах. Если ты этого не сделаешь, в определенный момент не сможешь быть компетентным, и рынок это быстро оценит, исключив тебя из состава лучших. Нефтегазовая команда Bank of America на момент моего присутствия была номером один в регионе, и я был вынужден соответствовать определенному уровню знаний, чтобы оставаться конкурентоспособным. Банкинг вообще мне очень напоминает рейтинговую систему Вышки, которую в тот момент я по-настоящему оценил.

В международном банке ты развиваешься как специалист в западной модели с отлаженными механизмами, с понятным карьерным треком и глобальными задачами, решаемыми через идеально отработанную систему, а здесь вдруг оказываешься практически в стартапе на госуправлении, где тебе нужно выстраивать все с нуля.

Я переходил в подведомственную Минэнерго структуру, Российское Энергетическое агентство, где мы с коллегами создавали новое подразделение – Аналитический Центр ТЭК (ТЭК ФГБУ «Российское энергетическое агентство Министерства энергетики Российской Федерации»). По сути мы строили свою энергетическую цивилизацию, поэтому некоторое время нас в шутку называли «ацтеками». Костяк команды здесь составляли бывшие инвестбанкиры, с большим опытом, которые выделили мне огромный кусок работы – от руководства проектами до построения финансовых моделей и подготовки презентаций для высшего руководства Минэнерго.

Расскажите, что это за структура – аналитический центр при Минэнерго и чем он занимается?

Эта структура за время моего там пребывания очень изменилась. Я приходил в аналитический центр ТЭК, который занимался строго нефтегазовым сектором. В команде аналитиков нас было тогда пять человек. Сегодня Центр – полноценная часть Минэнерго, наша команда выросла до 40 человек и закрывает почти все направления энергетики, включая нефтехимию, уголь, водород и другие. Мы объединили в своей деятельности исследования и консалтинг. У нас два основных направления: сопровождение и разработка реформ по секторам, где мы обладаем экспертизой, а также помощь и консультирование ведущих компаний нашей отрасли. По сути, мы являемся «мозговым центром» Минэнерго.

Выcтупая для абитуриентов магистратуры, вы говорили, что «в работе на государство есть некое романтическое преимущество», что вы имели в виду?

Аналитический центр сейчас является рычагом, который позволяет проводить определенные реформы. Ты являешься тем человеком, который может своими действиями сделать фундаментальные сдвиги или задать новый вектор развития внутри определенного сектора.

Мы не влияем на всю экономику страны напрямую, но в рамках ТЭК можем делать монументальные вещи, в том числе по инициативе представителей отрасли. Эффект от наших действий зачастую исчисляется миллиардами долларов. Как пример могу привести историю реформы нефтехимической отрасли, которая призвана решить определенные фундаментальные проблемы, накопившиеся там на протяжении многих лет ее развития.

Реформа заключалась в стимулировании глубокой переработки газа, чтобы повысить доходы государства за счет несырьевого экспорта нефте- и газохимической продукции. В России энергетическая отрасль и экономика в целом развивались по рентной модели, но новые вызовы (энергопереход, пик спроса на нефть, развитие электротранспорта) сформировали у государства запрос на диверсификацию экономики.

При этом запасы нефти и природного газа в России огромные, поэтому их можно и нужно рационально использовать, сохраняя максимум добавленной стоимости внутри своей страны. Для этого нужно было подтолкнуть к развитию отрасль нефтегазохимии. И мы сделали это – после двух лет детальных расчетов, работы с различными министерствами, обоснования необходимости выделения огромного объема средств и обрисовки перспектив мультипликативного эффекта, который повлечет за собой внедрение реформы, для страны.

Проект увенчался успехом только в конце 2020 года – закон о реформе был подписан и вступит в силу в 2022 году. Мы уже сейчас видим, как одно правительственное решение фундаментально меняет фокус стратегии всех нефтяных и газовых компаний. Они начинают искать возможности для более глубокой переработки своих ресурсов, привлекают дополнительные инвестиции, создают новые рабочие места и производства, что поспособствует созданию дополнительной добавленной стоимости в стране, а значит – дополнительному росту ВВП.

Министерства сейчас и сами реформируются, почему на ваш взгляд специалисты с финансово-экономическим бэкграундом особенно приживаются в обновленных структурах?

Сейчас на государственном уровне выносится много предложений по различным инициативам и реформам. К счастью, правительство и различные органы федеральной исполнительной власти научились разговаривать на языке цифр: ни одна реформа в стране сейчас не обходится без финансово-экономического обоснования.

То есть, чтобы реализовать ту или иную трансформационную историю, необходима детальная проработка, в том числе для оценки ее воздействия на всех уровнях (компании, бюджет и мультипликативный эффект для экономики). Государство части ставит себя в позицию соинвестора, требуя от проекта определенной доходности или как минимум гарантии безубыточности своих инвестиций.

При этом всем участникам сделки нужно понимать, каков будет эффект от субсидий, а значит, за расчетами лежит определенная финансовая модель, на основании которой можно увидеть, как государство будет возвращать вложенные деньги. Это может быть и не напрямую, а за счет смежных отраслей, которые простимулируются за счет предпринятой инициативы. В любом случае за каждым шагом правительства сейчас лежит серьезное фундаментальное обоснование, которое по большей части состоит из работы экономистов и аналитиков.

Государству сейчас очень нужны люди, которые умеют считать и оценивать эффекты второго порядка, так называемые мультипликативные и косвенные эффекты, с помощью которых государство сможет обеспечить экономический рост, дополнительные инвестиции, новые рабочие места.

Какие преимущества дает опыт международного образования в применении к российским экономическим реалиям?

Я бы не стал выделять Россию как некую особую территорию, поскольку мы наравне с другими странами встроены в современную геополитическую систему. Россия сейчас по своей сути является догоняющей страной, значит, ей нужно больше специалистов мирового уровня, чтобы эффективно развиваться. Мой международный опыт сейчас имеет огромную роль, поскольку мы в рамках работы аналитического центра встраиваемся в международный процесс.

Сделка ОПЕК+, которая была просчитана нами от начала и до конца, сейчас все еще продолжает сопровождаться аналитическим центром. Узкий круг интересантов сделки, включая высшее руководство страны, свои решения принимает, основываясь на наших расчетах. Я лично являюсь активной стороной переговоров в качестве сопредседателя технического комитета стран ОПЕК+, где председателем является мой визави из Саудовской Аравии, а в президиуме сидит также глава ОПЕК господин Мохаммед Баркиндо. Мне приходится работать в масштабе, шире которого трудно себе что-то представить.

Следующая волна проектов, которые мы готовимся делать на мировой арене, – это история с климатом и все, что касается климатической политики и энергоперехода в ТЭК.

Каких реформ нам ждать в «зеленом» направлении?

Если в Европе уже разработана климатическая политика, есть способы регулирования выбросов углерода и парникового газа, то в России эта история только зарождается. Мы стимулируем развитие инициатив в климатическом направлении, работаем с ответственными за это ведомствами, в том числе с МИДом, который является голосом России на мировой арене. Я лично являюсь членом нескольких рабочих групп при ООН и G20 наряду с коллегами из Минэкономразвития, которые разрабатывают внутреннюю регуляторику для России. Это очень сложная и комплексная работа многих госструктур, которая будет длиться как минимум несколько лет.