«Город — это самое сложное, что придумал человек за всю свою историю»

Урбанистика — молодая для России наука, посвященная рациональному развитию и использованию городских пространств. В проекте «Конструктор успеха» создатель проекта UrbanUrban, выпускник Высшей школы экономики Егор Коробейников рассказывает, как из клерка превратился в урбаниста, почему не нужно делать из Москвы Европу и что надо объяснять чиновникам.

Что вас так доконало в жизни российских городов, что вы занялись урбанистикой?

Все получилось случайно. Никогда не собирался заниматься этим и даже не знал, что есть такая наука. У меня была специализация «стратегический менеджмент», и я собирался пойти в консалтинг, потом в какой-нибудь департамент стратегического развития крупной корпорации, и все так и складывалось поначалу.

Учился в аспирантуре, работал в банке — ничто не предвещало урбанистики. До 21 года я жил в Перми, и мне казалось, что это лучший город в мире. Но именно тогда я сделал главную ошибку в жизни — поехал в Прагу, и карьера клерка покатились по наклонной. Тогда впервые родилась гипотеза о том, что с нашими городами что-то не так. И чем дальше я ездил, тем больше мне становилось скучно от проторенных туристических маршрутов, хотелось изучать города самому. Я стал задумываться, за счет чего создается ощущение комфорта в городе или почему хочется из него сбежать. Много читал про это, а потом на «Стрелке» открылась летняя программа, и я всё лето на неё проходил, потому что работал рядом. Там я узнал, что существуют специально обученные люди, которые занимаются изучением городов, и это не только архитекторы — но антропологи, философы, криминологи, дизайнеры. Но, поскольку я не имел образования, хоть как-то, как мне казалось, относящегося к этому предмету, я не понимал — что же я могу сделать в этой области?

После очередной поездки по маршруту Барселона-Париж-Берлин-Лондон мне уже очень хотелось что-то делать, только я не понимал что. Посмотрел, что выдаёт Яндекс по запросу «урбанистика», и убедился, что в России нет ни одного тематического ресурса. Так появилась идея создания UrbanUrban.ru, хотя я не понимал, чем хостинг отличается от домена, но пришлось разобраться. Сначала все делал для себя и материалы подбирал по своему вкусу — но люди стали заходить и читать, обсуждать в соцсетях, шэрить. Начало формироваться сообщество людей, с которыми мы сначала переводили англоязычные статьи, а потом попытались писать самостоятельно. И первым материалом на русском было интервью с губернатором Пермского края Олегом Чиркуновым — в тот момент в Перми как раз разрабатывали стратегический мастер-план, и было любопытно поговорить о самом значительном опыте в России по изменению подхода к городскому планированию на тот момент.

Из банка я к тому времени ушел в Высшую школу урбанистики, которая тогда только открылась в Вышке, и начал там работать старшим научным сотрудником. Мне повезло, я нашел партнера по бизнесу в лице своего хорошего друга Михаила Беляева, тоже, кстати, выпускника Вышки. Теперь у нас не только сайт, но и проектное бюро — исследования и консалтинг, где в фокусе внимания — проектирование пространств и услуг, базирующихся на понимании потребностей человека и его пользовательского опыта.

Фактически наша компания занимается проектами в сфере, которая по-английски называется Custom Experience Management, что на русский можно перевести как «управление клиентским опытом». 

Кто работает в UrbanUrban?

У нас есть социологи, аналитики, люди, которые занимаются сервис-дизайном, то есть проектируют продукт в соответствие потребностями клиента. Это небольшая команда — всего шесть человек.

Как выглядит ваш рабочий процесс?

Просыпаешься, наливаешь кофе, открываешь айпад, делаешь ресерч, расставляешь утренние лайки, постишь в инстаграм свой завтрак и только потом можно приступать к делам. На самом деле нет устоявшегося регламента, сегодня может быть командировка, завтра лекция по тематике городского развития (термин «урбанистика» я вообще стараюсь не употреблять), потом еду на встречу. За последние полгода я объездил 30 городов России и ближайшего зарубежья — и это отнимает много времени, физических и душевных сил. Зато позволяет тебе наблюдать то, что происходит в городах бывшего СССР. Ты приезжаешь и рассказываешь очевидные для себя, но суперновые для других вещи, вдохновляешь их. Иногда думаешь: зачем все это надо, если нас не читают сотни тысяч тех, кто читает обзоры бургеров и свитшотов. А потом видишь благодарные лица слушателей, и они лечат от сомнений в своей правоте.

Или когда тебе знакомые рассказывают, что в управлении по архитектуре и градостроительству города Вологды сотрудники сдают зачет начальнику отдела по сайту UrbanUrban — понимаешь, что все не зря.

А что происходит в регионах в отношении городского планирования?

Очень сложно об этом говорить. Совершенно очевидно — есть Москва и остальная Россия. Путешествуя, в какой-то момент ты перестаешь понимать, где находишься: чем Ижевск отличается от Пензы, Пермь от Тольятти, а Екатеринбург от Казани. Индустриализация фактически закончилась, а типология городской застройки — нет. Это-то и ужасает: люди просто мечтают жить в квартирах большей площади, но не думают, что это может как-то иначе выглядеть. Еще Курт Воннегут писал в своей книге «Механическое пианино» о постройке трёх тысяч домов, о которых только можно мечтать, для трех тысяч семей, по-видимому, имеющих одни и те же мечты. Но они и рады бы мечтать о другом, но не представляют, какая может быть замена. Дисбаланс между предложением и спросом на рынке жилья огромен — девелоперы уверены, что продадут все, что построят. Кроме того, люди не понимают, зачем ехать жить в Омск или в Калининград, чем один город должен отличаться от другого? А, главное, чем он лучше Москвы с ее театрами, «Жан-Жаком», пешеходными зонами, велодорожками, и, главное, зарплатами. Москва будет продолжать высасывать соки из регионов до тех пор, пока не будет принята осмысленная стратегия пространственного развития страны.

Каков ваш вклад в это развитие?

Мы делаем незначительную работу, и у нас нет иллюзии, что мы все и сразу поменяем, ведь проекту всего 3,5 года, и если Вологда поддалась, может быть, благодаря небольшим вещам случится, как в той песне Егора Летова: «Шаг за шагом наутёк». В какой-то момент количество перерастет в качество и произойдет сдвиг, поэтому если каждый, кто хочет что-то изменить, будет думать, что это возможно — в стране многое изменится. Три года назад никто на знал, кто такая Джейн Джейкобс или Ян Гейл, а теперь их именами уже никого не удивишь. Не нужно ждать, что все изменится завтра — а мы к этому привыкли. Такие изменения происходят 20-30 лет. Только у наших детей есть надежда на то, что они будут жить в других городах, а мы с вами — вряд ли. Город — это самое сложное, что придумал человек за всю свою историю.

Городские дворы, к примеру, входят в вашу работу?

Нам в меньшей степени интересно непосредственное преобразование городского пространства, наша цель скорее исследовательская — важно понять, почему всё устроено именно так, и почему, к примеру, деньги, которые выделяет правительство на благоустройство, расходуются не самым эффективным образом. Это особенности нашей управленческой системы: чиновники, которые принимают решения о расходах, не понимают, для кого они это делают. Так у нас сформировалась гипотеза, что наша главная задача — давать людям, которые принимают решения, актуальную информацию об их конечном «клиенте», будь то горожанин или турист. Как только мы понимаем конкретные запросы и ожидания — мы можем спроектировать то, что «клиентам» нужно.

Как разговаривать с чиновниками о городских преобразованиях?

Главное — найти подход к человеку. Есть совершенно разные чиновники — бывают и такие, что заинтересованы в переменах. А там, где не получается — нам проще отказаться, чем убеждать. Мы стараемся разговаривать на понятном для чиновников языке и доносим то, что является мотивирующим для реализации проекта, например, какие-то важные формальные показатели его департамента или региона. Общение с корпоративным и некорпоративным сектором предполагает, что система ценностей у них разная, ты можешь оперировать, например, показателем прибыли для первых и социальной значимостью в общении со вторыми.

Архитектор Юрий Григорян считает, что западный опыт к нашему городу не применим, у нас свои особенности. Как вы считаете?

В целом нам вполне подойдет западный опыт. Но когда из Москвы хотят сделать Копенгаген и приглашают Яна Гейла — совершенно точно, что ничего не получится. Да и не нужно делать из Москвы Европу, нужно делать Москву, потому что она одна в мире. Конечно, приятно смотреть на то, что происходит в других странах, но на нашем сайте мы рассказываем о том, как это существует и работает, и стараемся представить, будет ли это работать у нас. При принятии решений в России очень не хватает критического подхода. Нужно держать в уме, что ты работаешь в России, и люди здесь другие, общаются по-другому, живут по-другому — социальная структура взаимоотношений очень отличается. Но проблемы городов одни у всех.

С какими реализованными вами проектами можно столкнуться в городе?

Можете увидеть тот самый двор, который мы проектировали вместе с Высшей школой урбанистики — на улице Академика Анохина, д. 38. Также в ВШУ мы разрабатывали регламенты пешеходных зон Москвы. Мы сделали много проектов, которые еще не реализованы, поэтому сейчас сфокусированы на исследованиях — не все заказчики готовы бросаться в проектный бой, а хотят сперва понять, как все устроено, и четко сформулировать для себя задачу.

Видела на вашем сайте материал про заборы — не знаете, почему в Москве появляются решетки, шлагбаумы и заборы и кто принимает решения об их установке? Склонна думать, что заборы у нас в головах.

Это философский и культурологический вопрос. На нашем сайте есть рубрика «Почему все так?», в ней мы стараемся осмыслить феномены нашей странной обыденной городской культуры — заборы, панельные многоэтажки, торчащие трубы и другие вещи, которые не имеют очевидной функции, кроме как мешать жить. Совместно с фондом Генриха Белля мы затеяли серию круглых столов на эту тему, а скоро выйдет и книга, которая будет называться «Почему все так?». Там мы говорим не только об ограничениях физического свойства, но и о том, что у нас повсюду охранники и вахтеры, что нельзя выйти на площадь с одиночным пикетом и сказать: «Я — Шарли Эбдо», потому что на тебя тут же набросятся, например, оголтелые активисты. У нас до сих пор существует институт прописки, много чего считается нежелательным и сопровождается фразой: «У нас так не принято», и человек постоянно живет в системе необъяснимых запретов, природа которых многогранна по историческим, политическим и другим причинам.

В рамках этого проекта мы не даем одного ответа, а разбираем вопросы в духе объяснительной журналистики, как многослойный пирог. И как только мы будем понимать природу этих явлений и обращать на них внимание — появится понимание того, как двигаться дальше. Одна из причин, на мой взгляд, почему в России так — тотальное нежелание людей признавать «родовые» болезни. Мы уверены, что у нас в целом «все хорошо, а дальше будет только лучше».

Про образование: за рубежом учиться на планировщика, или архитектора, или дизайнера действительно продуктивнее или это все еще привычка?

Дело в том, что у нас просто не было этой отрасли, сейчас учиться у нас можно — но все зависит от мотивации и твоей жизненной стратегии. То, что дают зарубежные университеты — а программа там крайне многообразна, и есть специализации по городской экологии, и даже программы, связанные с городской фотографией, антропологией и этнографией — зависит от того, чем ты планируешь дальше заниматься. Если ты хочешь обустроить Россию, то для тебя обучение за рубежом будет непоправимой психологической травмой. Вышка готовит совершенно новых для России специалистов, которых нет здесь больше нигде. Но, с другой стороны, мы понимаем, тех 20-30 человек, которых Высшая школа урбанистики выпускает каждый год, точно не хватит для того, чтобы перезапустить всю систему муниципального управления. И хотелось бы, чтобы ребята, которые обучаются городскому планированию, встраивались в существующую и готовую к ним систему, а не пытались перевернуть ее целиком и строить институты в одиночку.

Как-то сотрудничаете с alma mater? И как Вышка продолжает влиять на вашу жизнь?

Поддерживаю отношения с пермской Вышкой — в позапрошлом году делали летнюю школу. Как говорится в университете: сначала ты работаешь на зачетку, потом зачетка на тебя, так что годы обучения были потрачены в основном на то, чтобы сформировать вокруг себя среду и социальный капитал, наработать связи, через которые ты постоянно рассказываешь, чем ты занимаешься. Это и есть основной фактический канал продаж, если говорить о бизнесе.

Хотелось бы, чтобы в Вышке появились выпускники-специалисты в области поведенческой экономики, которые нам очень нужны. Эта область безумно перспективна и за рубежом применяется не только в компаниях, а, например, при проектировании сервисов для людей. Кто бы мог подумать, что в национальном парке «Йеллоустоун» все, что ты видишь — продумано и спроектировано на основе потребностей туристов.