О проекте «Конструктор успеха»
Как найти свое место в жизни, заняться тем, что получается легко и приносит счастье? Для этого нужно правильно применить знания, которые дал университет и сама жизнь. В проекте «Конструктор успеха» мы рассказываем о выпускниках Высшей школы экономики, которые реализовали себя в интересном бизнесе или неожиданной профессии. Герои делятся опытом — рассказывают, какие шишки набивали и как использовали предоставленные им шансы.
В начале 2016 года фирма венчурного капитала Phystech Ventures и Российская венчурная компания (РВК) объявили о создании совместного фонда общим размером до 2 млрд руб. Это третий фонд под управлением Phystech Ventures, который будет поддерживать компании, работающие в сфере энергоэффективности, big data, IT-технологий и других, и, не исключено, станет «мостиком» между научными изобретениями и рынком. Сооснователь и управляющий партнер Phystech Ventures Петр Лукьянов рассказал о том, где на инвестиционном рынке «снимать сливки», как азарт двигает венчурную карьеру вперед и почему не нужно бояться убивать неудачные проекты.
Как скоро после окончания ВШЭ вы начали работать с инвестициями?
Я начал работать еще за два года до окончания Вышки — в инвестиционной фирме, которая вкладывала в низколиквидные ценные бумаги компаний второго и третьего эшелона (в промышленность, но не в гигантов вроде «Газпрома» или «Лукойла»). Плюсом и самым интересным в этой работе был фундаментальный анализ. Приходилось изучать много информации, делать выводы о том, сколько компания стоит сейчас на рынке, справедлива ли сложившаяся цена и есть ли потенциал роста. Я занимался этой аналитикой два года и многому научился в области инвестиций на публичных рынках (рынках ценных бумаг — прим. ред.).
Как вам удалось — без опыта, будучи еще студентом — попасть на такую работу?
Я был амбициозным молодым человеком. Но вообще я не вижу препятствий, которые бы помешали выпускнику факультета менеджмента Вышки устроиться на работу аналитиком в инвестиционную компанию. В начале карьеры ценится IQ, работоспособность и обучаемость. С этим на факультете всё в порядке.
В Вышке знакомят конкретно с инвестиционным бизнесом? Или для работы в нем не нужны специальные знания?
В инвестиционном бизнесе конкретные знания приобретаются с опытом и на реальных кейсах. Phystech Ventures, например, инвестирует в десяток разных направлений, сложных, наукоемких, и технологии, которые оценивают наши аналитики — это сложнокопируемые, прорывные разработки. Невозможно быть абсолютным экспертом во всех этих областях. Задача аналитиков — максимально погрузиться в тему: они анализируют сотни проектов, читают профильные ресурсы, общаются с лидерами мнений в конкретных областях, с наиболее цитируемыми учеными, представителями корпоративных R&D центров ведущих компаний, игроками рынка.
В целом подход к анализу сделок стандартный: мы смотрим на потенциал рынка, позицию и перспективы конкретной компании на нем, условия сделки. Для того чтобы быстро ориентироваться в теме, например, в нефтегазовых технологиях, нужно познакомиться с десятком аналогичных проектов, развить сеть контактов в индустрии, поэтому во многом работа в фонде и есть обучение. Первостепенная задача инвестаналитика — умение анализировать и систематизировать данные, а это уже те навыки, которые дает хорошее вузовское образование. Поэтому Вышка дает очень серьезную базу для приобретения новых профессиональных качеств и прививает привычку расти на рабочем месте.
Подумайте — готовы ли вы работать по 12–16 часов в сутки? Потому что в венчурном бизнесе сверхрезультат достигается сверхусилиями
Какими еще специфическими навыками должен обладать ваш будущий сотрудник?
Помимо набора компетенций в сфере инвестиций важен определенный настрой и мотивация. Венчурный бизнес довольно азартная вещь, поэтому принципиально важно, чтобы команду вдохновляла идея успеха: мы сейчас правильно вложим доллар, который через пять лет может превратиться в 1000 долларов. Как, например, каждый вложенный доллар первых инвесторов Facebook превратился в 20 тысяч долларов. Мы, конечно же, закладываем значительно более консервативные коэффициенты. Но в венчурном бизнесе важно быть азартным, равно как и уметь мыслить на несколько ходов вперед — эти качества во многом определят ваш успех. А если вы считаете, что обладаете таковыми, то подумайте — готовы ли вы работать по 12–16 часов в сутки? Потому что в венчурном бизнесе сверхрезультат достигается сверхусилиями.
Понимание того, что в инвестиционном бизнесе есть драйв, может прийти еще в период обучения в вузе, но таких сверхмотивированных, работоспособных и нацеленных на венчурную индустрию студентов в России сейчас немного. Выпускники топовых вузов предпочитают консалтинг и крупные компании.
А что если к вам придет технический специалист, а не менеджер или экономист?
Нам нужны оба типа компетенций, это не будет минусом. Экономист в процессе работы учится понимать технологическую терминологию, так же как инженер вникает в экономическую аналитику отрасли. В венчурном бизнесе, завязанном на технологиях, у многих сотрудников есть техническое образование, но я знаю людей, которые добились в этой области больших успехов, не имея сильного технического бэкграунда. Венчурный бизнес — разный. Техническое образование менее востребовано в фондах поздней стадии, которые инвестируют от 10 млн долларов в проект и при анализе больше смотрят на финансовые показатели и рынок, нежели на технологические решения. Это уже большая экономика.
Многие, чтобы набраться опыта в венчурном бизнесе, едут учиться за рубеж, где стажируются в известном банке. Вы не пытались пойти этим путем?
Тот, кто работал в венчурном бизнесе, никогда не захочет работать в банке. Это в определенной степени шаг назад. Мой коллега, выпускник Гарвардской школы бизнеса, как-то рассказывал, как ее студенты ищут работу. За полгода до окончания школы к ним приходят консалтинговые компании, и те, кто не хочет рисковать трудоустройством, соглашаются работать там. Те, кто покрепче, ждут следующего предложения. Ближе к выпуску приходят корпорации и забирают тех, кто не прыгнул в первый вагон, а рискнул подождать. А когда уже сданы основные экзамены, появляются венчурные фонды и забирают самых смелых и уверенных в себе. Это я к тому, что венчурный бизнес в некотором смысле элитарная область. Наиболее авторитетное практическое образование для венчурной индустрии, которое я встречал, — это Kauffman Fellowship, двухлетняя программа, специально организованная совместно несколькими крупными венчурными фондами. Но для участия в ней нужно уже работать в фонде.
Расскажите, как вы попали в технологии и почему остановились на этой тематике?
Я всегда был увлечен техническим прогрессом и довольно быстро понял, что хотел бы работать именно с перспективными технологиями. В 2008 году, когда начал работать в первом фонде, я уже столкнулся со сферой технологий — занимался инвестициями на ранних стадиях в проекты в области новых материалов и сенсоров в Международном фонде технологий и инвестиций. Это было что-то вроде «любви с первого взгляда», и больше я не сходил с пути технологического инвестора.
Где взять свой капитал и какого он должен быть рода, в каком количестве, чтобы основать свой фонд?
Формально фонд можно поднять и без вложения собственных средств, но в индустрии есть свой лайфхак: убеждать других инвестировать легче на своем примере. В большинстве западных фондов управляющая компания вкладывает 1-2% от капитала фонда, что является стандартной практикой. Но одного примера собственных вложений все равно недостаточно, важно самому пройти инвестиционный путь менеджера, которому предстоит управлять ресурсами фонда. Помимо опыта сделок в период работы в других фондах, у меня был опыт трех успешных персональных инвестиций, которым я искренне делился с инвесторами, а у моего партнера по Phystech Ventures есть блестящий опыт ангельских инвестиций, что добавляло нам убедительности. В результате фонд привлек к сотрудничеству 17 инвесторов.
Можно ли сказать, что деятельность венчурного фонда заключается в том, что вы сводите инвестиции и технологии?
Нет, мы никого не сводим. Мы принимаем решения, в какие проекты инвестируем, а в какие не инвестируем те средства, которые доверили нам инвесторы фонда. Параллельно мы ведем работу по фандрейзингу, но под конкретные проекты мы инвесторов не привлекаем — это скорее уже консалтинг, которым в России занимаются другие компании.
Как осуществляете поиск многообещающих технологий? Анализируете тренды, посещаете технологические ярмарки?
Есть глобальные тренды, 15-20 технологических направлений, в которые инвестирует лидирующие мировые фонды. И это не секрет ни для кого. Мы выбираем те из направлений, в которых имеем хорошую экспертизу и связи на территориях, где мы развиваем свои компании. Географический фокус нашего фонда — Россия, Юго-Восточная Азия, Европа и США. Из множества рыночных возможностей и глобальных трендов мы вычленяем те, где наша экспертиза и поддержка помогут молодым технологическим компаниям добиться максимального успеха и приблизиться к центру мирового венчурного капитала — США. Поэтому у нас в портфеле много американских компаний, а неамериканские в свою очередь мы выводим на рынок США, где тренды инвестиций задаются крупнейшими в мире фондами.
Какое самое успешное направление для вашего фонда?
В России одно из таких направлений — технологии для нефтегазового сектора. Это разработки в области повышения нефтеотдачи скважин, софтверные решения, высокотехнологичное оборудование, сенсоры, технологии, снижающие экологические риски, повышающие эффективность разведки, бурения, добычи и переработки нефти и газа.
Российский венчурный рынок выглядит лучше, чем многие привыкли о нем думать. Он неплохо развит, учитывая, что в 2000-х его практически не было
Рынок для таких технологий в России составляет, в зависимости от сектора, сотни миллионов и миллиарды долларов, мировой рынок — десятки миллиардов. Кроме того здесь высокая M&A активность крупных международных стратегических игроков, которые заинтересованы в покупке наших технологических компаний и полной интеграции их в свой бизнес, а в нефтянке они, действительно, самые мощные: Weatherford, Emerson, Schlumberger, Honeywell/UOP и другие лидеры рынка.
Есть ли у российского венчурного рынка, если его сравнивать с мировым, своя специфика?
Российский венчурный рынок выглядит лучше, чем многие привыкли о нем думать. Он неплохо развит, учитывая, что в 2000-х его практически не было. Есть крупные истории успеха даже в период кризиса — например, недавняя покупка доли в Avito, которую приобрел южноафриканский инвестор более чем за 1 млрд долларов. Есть пример Яндекса, в который в свое время успешно инвестировал Baring Vostok — сейчас капитализация компании превышает 10 млрд долларов. Инвесторы видят истории успеха, поэтому на российском рынке активны не только местные, но и глобальные фонды. Сейчас — чуть меньше в силу геополитики, но активность есть.
Но эта картинка характерна для венчурных инвестиций в более популярный IT-сегмент, а в промышленном венчуре в России все только начинает активизироваться: появляется много хороших предложений, интересных команд и сильных технологических компаний, но не так много фондов, которые почуяли вкус успеха и поняли, что готовы развивать совсем молодой рынок. Но в этом есть свои плюсы — сейчас можно снимать сливки в отсутствии конкуренции.
Phystech Ventures считается крупным игроком?
Phystech Ventures, скажем так, заметный игрок, хотя под его управлением чуть больше 50 млн долларов, по западным меркам это немного. В энергетике мы активный инвестор, вместе с нами в эту область инвестируют еще пять фондов, но в целом это довольно узкий круг.
Как зарабатываете вы сами и компании, которые идут на сделки с вами?
Двигателями бизнеса всегда являются основатели компании. У них находится основная доля акций, фонд не владеет контрольным пакетом. Мы инвестируем в компанию, приобретая долю. В дальнейшем компания, как правило, привлекает несколько раундов инвестиций, мы также можем повторно проинвестировать — так растет капитализация. Например, компания Uber за несколько раундов инвестиций достигла капитализации в 80 млрд долларов. В США до выхода на IPO или продажи в компании бывает и до десяти раундов. В России обычно два-три. Венчурный фонд зарабатывает на выходе — продает свою долю в успешной компании дороже, чем когда-то вложил в «темную лошадку». Основатели при этом зарабатывают по-разному: могут на продаже компании, а могут на дивидендах.
$111 млрд
вложил в развитие инфраструктуры возобновляемых источников энергии Китай в 2015 году, что стало рекордом в мире инвестиций в энергетику
Будучи руководителем венчурной компании, какой навык вы считаете ключевым на этой должности?
Для венчурного капиталиста очень важно уметь выстраивать и поддерживать сеть своих контактов: отраслевых экспертов и лидеров мнений, потенциальных партнеров и покупателей портфельной компании, инвесторов следующего раунда. Через этот канал в том числе приходят и новые проекты, поэтому чем лучше налажены твои контакты, тем успешнее и качественнее твои сделки.
Как вы помогаете развивать портфельную компанию?
Идеальная ситуация — когда компания, в которую вложены инвестиции, не требует никакой помощи, ты сидишь, а она присылает отчеты, в которых всё хорошо и сплошной рост. Но это чрезвычайно редкий случай. Поэтому фонд помогает своему портфелю развиваться. Мы понимаем, что нужно сделать, чтобы компания с сильной технологией, хорошей командой и интересным продуктом за 10 лет выросла в 100 раз. Конечно, мы гораздо хуже основателей знаем технологию и рынок, но мы знаем управленческие механизмы и бизнес-практики, обладаем финансовыми и иными ресурсами для того, чтобы стать своего рода катализатором ее быстрого роста.
Для промышленного стартапа очень важно сделать первое крупное внедрение, поэтому мы помогаем с генерацией лидов (leads — потенциальные клиенты — прим. ред.), помогаем нанять опытных менеджеров с толстой записной книжкой, которые умеют продавать в конкретной индустрии. Иногда основателям-создателям технологии не хватает бизнес-видения, чтобы спрогнозировать все возможности развития своей компании, в этом случае мы помогаем с коррекцией стратегии. Нам важно инвестировать в компании, в которые мы можем привнести что-то кроме инвестиций.
Каким был самый успешный кейс в вашей работе?
Пожалуй, любимый пример — это моя ангельская инвестиция в компанию RRT, которая, на мой взгляд, хорошо подтверждает идею о том, что российские разработчики могут создать глобально конкурентоспособный технологический продукт и добиться успеха. RRT разрабатывает и лицензирует новые технологии в области изомеризации легких фракций нефти. Компания привлекла более 8 млн долларов венчурных инвестиций в ходе четырех раундов, и ее оценка за 5 лет выросла более чем в 500 раз. Три инвестора и один из основателей сделали успешные выходы, заработав миллионы долларов. В 2015 году технологией PRIS, разработанной в этой компании, заинтересовался американский гигант KBR, и теперь эта технология внедряется во всем мире под брендом KBR.
Самыми интересными становятся не успешные, а проблемные кейсы, где получается решить какую-то серьезную проблему, мешающую компании развиваться
Но все же самыми интересными становятся не успешные, а проблемные кейсы, где получается решить какую-то серьезную проблему, мешающую компании развиваться. В этом и есть основная функция smart money. Вообще в портфеле любого венчурного фонда, как правило, только 30 процентов составляют удачные вложения, и это нормально. Они окупают неуспешные проекты.
Какие ошибки допускают венчурные фонды и почему в них перестают вкладываться инвесторы?
Инвестор не имеет права иметь психологию предпринимателя. Один из инвесторов нашего фонда, сам очень успешный технологический предприниматель, рассказывал, что, вкладывая средства в другие проекты, вовремя не «убивал» плохие портфельные компании — верил, что они выкарабкаются, и продолжал их финансировать. Это было ошибкой. Причин того, почему проект «не выстрелил», может быть масса, но думать нужно не об этом, а о тех, у кого есть реальный потенциал — и именно их развивать.
Новый фонд Phystech Ventures II, который вы создали совместно с РВК, работает с техническими вузами, например, с МФТИ. А как насчет других вузов, не совсем технических, которые могли бы быть проводниками между технологией и экономикой, наукой и производством?
Мы работаем в рамках фонда с десятком разных университетов в России и в мире, и я готов посмотреть на проекты из МИЭМ НИУ ВШЭ. В России есть определенный зазор между научным изобретением и его внедрением, это факт. В целом я оптимистично отношусь к смеси Вышки и МИЭМ с точки зрения появления технологических стартапов. У нас в портфеле есть компания, где выпускник Вышки и профессор МФТИ создали совместный бизнес. Но если честно, мы не очень любим инвестировать в студентов, потому что студенту нужно заниматься образованием, а не бизнесом, тогда как многие студенты одержимы образом современного стартапера. На самом деле основатели успешных технологических компаний — это нередко люди за сорок и с большим опытом. Правда, тут возникает другая проблема: чем больше опыта, тем меньше сил и здоровья. Но это уже философия.
