«Я до сих пор продолжаю учиться у своих однокурсников из МИЭФ»

Наука или индустрия – свое направление приходится выбирать каждому выпускнику Вышки. Для многих этот выбор остается нелегким даже на старших курсах PhD. Владимир Мухарлямов выпустился из МИЭФ в 2008 году, а сейчас является доцентом кафедры финансов в Джорджтаунском университете (США). «Конструктору успеха» он рассказал, как шахматы помогли ему в выборе вуза, в чем магия исследовательской работы и почему мечты об Уолл-стрит помогли ему в науке.

Чем вас в свое время привлекла такая область как экономика?

В старших классах, глубоко изучая химию, физику и математику, я стал понимать, что мне хочется продвигаться в сфере, где делается ставка на взаимоотношения с людьми. В своей будущей карьере я стремился сложить воедино цифры и человеческие отношения. Экономика здесь оказалась хорошей альтернативой, она помогла совместить мой математический склад ума с желанием делать что-то для людей и среди людей. Кроме того, экономическое образование дает доступ к интересным сферам – банкингу, консалтингу, к бизнесу в целом, но у меня не было конкретного плана относительно занятий после получения такого диплома. Просто на тот момент понял – нужно поступать в экономический вуз. Шел 2004 год, но уже тогда на основе доступной мне информации я стал понимать, что идти нужно в Вышку. МИЭФ я выбрал, так как хотелось учиться на английском языке на программе двух дипломов с идеей, что это даст дополнительные возможности в будущем, например, облегчит поступление в западную магистратуру.

Родители сыграли какую-то роль в выборе направления и вуза?

Мои родители врачи, но в 90-е занимались в том числе и медицинским бизнесом. Поэтому на вопрос «кем ты хочешь быть?» у меня всегда имелись две заготовки: «врачом» или «бизнесменом». Врачом, обучаясь в химическом лицее, я быть уже не планировал, но интерес к бизнесу остался и конвертировался в желание изучить экономику.

Я люблю шахматы с детства и играю до сих пор, правда, все еще на детском уровне, но шахматную аналогию приведу взрослую. Люди ошибочно представляют себе шахматиста как некую машину, которая в каждый момент времени просчитывает партию на много ходов вперед. На самом деле, шахматисты часто полагаются на интуицию и делают ходы без четкого расчета, а лишь следуют общим принципам, которые сформулировали для себя на основе прошлых партий.

Мой выбор в пользу экономики в целом и МИЭФ в частности полагался скорее на интуицию и такие вот общие принципы, нежели на четкий расчет на 10 лет вперед. При этом зачастую везение помогает сделать правильный шахматный ход, и только после подробного анализа шахматист понимает, почему этот ход действительно был оптимальным. Я допускаю, что и везение сыграло роль при выборе мною направления учебы и вуза. Ведь, например, я оказался не прав в допущении, что человеческие отношения не так важны в химии и физике. Человеческие отношения отсутствуют только на необитаемых островах, а во всех остальных сферах основу составляют именно взаимоотношения с людьми.

Шахматы – очень про гибкость и умение перестраиваться, что сейчас является ключевым навыком для выпускника. Каков, на ваш взгляд, вклад фундаментального образования в формирование этого навыка и успеха в целом?

Знаете, никто с уверенностью на 100% вам не скажет, что роль в успехе по жизни играет именно университет и обучение в нем. Выпускники хороших университетов, в среднем, успешны по жизни. Это факт. Но этот факт не означает, что их успех является следствием их обучения в этом университете. Например, почти все профессиональные баскетболисты – очень высокие люди. Но это не потому, что баскетбол сделал их высокими, а потому что в баскетбол идут и там остаются люди с высоким ростом, заложенным в их генетическом коде.

Выпускники хороших университетов уже достигли определенного успеха на этапе поступления в этот университет. Иначе их бы университет не принял. Так называемая в статистике систематическая ошибка отбора не позволяет точно измерить вклад непосредственно университета в дальнейшую судьбу человека.

Чтобы ответить на этот вопрос раз и навсегда, надо провести исследование как в медицине, где случайным образом формируются экспериментальная группа и контрольная группа. Одной дают лекарство, другой плацебо. Набор в группы с помощью генератора случайных чисел стирает в корне систематическую ошибку отбора и, соответственно, позволяет с уверенностью говорить об эффективности лекарства. Но, как вы понимаете, по ряду причин, в том числе этическим, с образованием невозможно провести подобный эксперимент. А в отсутствии эксперимента, корреляция и причинно-следственная связь – это разные вещи.

Если говорить о Гарварде, где я учился на программе PhD, то одни из самых успешных его выпускников даже не доучились до конца. Билл Гейтс бросил учебу спустя два года, а Марк Цукерберг отучился и того меньше. Если бы они приняли решение сначала получить диплом, а уж только потом работать, то возможно, их жизнь и мир в целом были бы другими. Означает ли это, что эти двое стали успешными не благодаря Гарварду, а вопреки ему? Это был бы поспешный вывод. Гарвард помог и Биллу Гейтсу, и Марку Цукербергу не столько знаниями, сколько самой средой и окружением. Оба познакомились именно в университете со своими будущими партнерами по бизнесу. И даже сами бизнес-идеи зародились в результате общения в этой среде.

Безусловно, образование – во всех смыслах позитивный этап в жизни человека. А гибкость, которую можно развить за время учебы, наиважнейший навык, ведь среда сейчас крайне быстро меняется. Я участвую в менторской программе МИЭФ и веду телеграм-канал о финансах и науке, студенты часто спрашивают – куда идти, что изучать, где работать. Сначала я давал конкретные советы, а потом стал сомневаться в собственной способности к наставничеству. Ведь конкретный совет подразумевает мою уверенность в том, что жизнь человека через пять-десять лет будет лучше, если он последует этому совету, но никто наверняка не может знать, что именно окажется в цене. Поэтому в последнее время я стал меньше отвечать на вопросы студентов и стал больше задавать вопросы, чтобы навести их на собственные чувства и соображения, заставить работать их интуицию. А также стал призывать студентов развивать привычки и навыки, которые станут полезными вне зависимости от ситуации в мире.

Говоря о важности самого образования: как можно сформулировать его ценность в целом?

Отвечая на вопрос, какое научное знание является самым важным, великий физик Ричард Фейнман ответил – атомная теория. Все на свете состоит из мельчайших частиц.

Я занимаюсь образованием себя и других с дошкольного возраста по сей день. Как бы я сформулировал основные выводы этой деятельности?

Чем сложнее фундаментальное образование, чем выше и недостижимее та планка, которую вы берете в университете, тем больше у вас будет уверенность в том, что в умственном плане нет ничего невозможного и что терпение и труд все перетрут. Но веру в это можно сформировать и после университета. Главное – ставить цели, достигать их, потом ставить более высокие цели и так далее. Все очевиднее для вас становятся слова Сократа: «Я знаю только то, что ничего не знаю, но другие не знают и этого».

Непоколебимых истин в каталоге человеческих знаний не так много. Многие вещи считаются истиной в результате традиций, а не из-за четких экспериментов. Любопытно, что в суде веским аргументом являются свидетельские показания, но в науке свидетельские показания не в счет из-за человеческого фактора. Люди порой не обращают внимание на многие детали, забывают что-то, да и сама память меняется с течением времени. Большая часть того, что мы считаем истиной, стала такой в результате «свидетельских показаний», а не в результате четких экспериментов и анализа.

Образование делает нас менее предубежденными. Мы открыты к тому, что мы поменяем нашу точку зрения в ответ на получение новой информаций. Мы терпимо относимся к чужому мнению. Возможно, кто-то сформировал свою точку зрения на основе другой информации. Я убежден в том, что образование делает нас более открытыми к ошибочности собственных убеждений. Если это не ведет к нерешительности, то это крайне полезное и освобождающее качество.

Что говорит по этому поводу ваш личный опыт?

Касаясь моего собственного обучении в МИЭФ, то окружение сыграло большую роль. Я научился многому, и не только у преподавателей. Я до сих пор продолжаю учиться у своих однокурсников из МИЭФ, мы остаемся на связи. В этом кстати основной вызов и проблема, которую поставило удаленное образование в условиях пандемии перед студентами. Знания можно передать через экран компьютера, но гораздо сложнее перестроить процесс так, чтобы студенты получали пользу друг от друга, от самой среды, от окружения.

Багаж совершенных действий и пережитых последствий во время обучения – ключевой фактор в принятии верных решений по жизни. Могу провести очевидную аналогию на основе искусственных нейронных сетей. Если сто лет назад в индустриальную эпоху люди начали применять к себе инженерную терминологию, в том числе сам Фрейд пользовался выражениями «выпустить пар», «движущая сила эго», «эмоциональное топливо» и т.п., и в целом язык машин стал языком физиологии и психиатрии, то в условиях информационного общества мы думаем о себе как о цифровых машинах. Поэтому если говорить о двух нейронных сетях, то самой умной будет считаться та, которая натренирована на наибольшей базе данных. Так и у нас. Все ценные человеческие качества формируются на основе опыта. Просто нужно пережить как можно больше «данных» самому, наступить на огромное количество граблей, пройти через боль, сто раз упасть и сто один встать. Это и есть обучение.

Через проживание большого количества опыта формируются качества, полезные не только для карьеры, но и для счастливой жизни в целом. Вот почему на западе, к примеру, так популярны встречи студентов с выпускниками, это возможность максимально близко «к тексту» предсказать свою траекторию развития и получить ценные советы по предотвращению типичных ошибок.

Вы всегда видели себя в академическом направлении? Почему решили учиться за рубежом?

В нашей семье всегда большое внимание уделялось образованию, так что с самого начала, когда я поступил в МИЭФ по Всеросу, я ставил цель идти в магистратуру. Тем более, благодаря академическим достижениям в МИЭФ мне удалось получить щедрую стипендию от ЛШЭ, покрывающую расходы на обучение и проживание, и продолжение обучения в Лондоне было очевидным шагом.

Мне также удалось постоянно совмещать учебу со стажировками и работой в финансовом секторе, так что я развивался в академическом направлении без отрыва от индустрии. На втором курсе МИЭФ я part time начал работать в инвестиционном банке в группе, занимавшейся проведением IPO российских компаний на международных площадках, а позже, в Лондоне, я занимался структурированием товарно-сырьевых индексов. В Бостоне консультировал инвестиционный фонд по вопросам вложения денег в быстрорастущие частные компании в Восточной Европе, а также работал экономистом в хедж-фонде в группе Global Macro.

По мере того, как я углублялся в освоении научного ремесла в области финансовой экономики и получал опыт работы в финансовом секторе, я стал видеть, что принципиальная разница между двумя сферами гораздо меньше, чем может показаться с первого взгляда. Например, про хороших продавцов деривативных продуктов говорят, что они с таким же головокружительным успехом могли бы продавать помидоры на рынке. Выбор конкретного направления продаж диктуется в чем-то оппортунистическими соображениями, в чем-то предпочтениями о стиле жизни, в чем-то ценностями за пределами работы, в чем-то кругом общения и накопившимся карьерным капиталом. Я бы мог работать и на Уолл-Стрит, и в Кремниевой долине, но к моменту окончания аспирантуры и в настоящий момент душа лежит уже к науке.

В интервью вы как-то сказали, что PhD – это не учеба, а работа. Что имели в виду?

Учеба – это когда приходишь на лекцию, потом делаешь домашку и сдаешь экзамен. Компоненты учебы присутствуют на первых двух годах PhD программы, но параллельно идет процесс погружения в науку. Учеба — это потребление знаний, а наука (или работа) – это производство знаний. Можно быть посредственным аспирантом в плане учебы, но звездой в плане науки, и наоборот. Но именно успехи в науке, т.е. написание научных статей, определяют судьбу в академическом мире в дальнейшем.

При этом в работе важна инновационность и оригинальность. Сейчас «Свадьба Фигаро» – одна из самых популярных опер, хотя в свое время ее не выпускали на театральные подмостки, слишком уж она была новаторской. Но оригинальность одержала верх. В науке происходит так же. Значимыми являются инновационные научные статьи, которые либо с иной стороны рассматривают известные темы, либо формулируют новые вопросы.

Поиски новых истин – это тяжелый труд. Месяцами ты можешь искать причинно-следственную связь, которая не всегда находится, не ощущать прогресса, но на тысячный день «бесполезных» трудов все сходится, и ты понимаешь, что три года работал не зря. В этом и сложность PhD-программы – ползти по туннелю в полной тьме. В академической стезе ты с первого дня сам себе мотиватор, нужно каждый день ставить задачи и выполнять их, сохранять тонус при любых обстоятельствах и работать дальше. Самая большая ошибка для студента – переставать работать, когда кажется, что стоишь на месте. С опытом научная интуиция будет только расти, и вы сможете видеть свет в конце туннеля все раньше, еще даже до того, как вы погрузитесь в этот «туннель». И еще стоит обязательно выделять время на вненаучные занятия, например, спорт, искусство, общение – поверьте, это очень важно.

Каковы ваши исследовательские интересы и в каких направлениях работаете сейчас?

На втором курсе студенты PhD могут выбирать специализированные курсы, я выбрал финансовое направление, которым интересовался с самого начала, и приступил к выстраиванию отношений с профессорами, чьи интересы соотносились с моими. Поначалу крайне полезно оказалось работать с людьми, написавшими несколько дюжин статей – у них можно научиться тому, что является важным, а на что не стоит тратить время и энергию. Я работаю в сфере эмпирических корпоративных финансов и написал ряд статей о венчурных фондах, фондах прямых инвестиций, банках и банковском регулировании и о банкротстве розничных сетей.

С соавторами мы только что запустили новый проект о влиянии коронавирусной пандемии на сектор прямых инвестиций. Результаты исследования будут интересны не только для научного сообщества, но и для самих фондов, а также для регуляторов.

Как становятся профессорами и как вообще работает академический рынок труда?

Профессорство – традиционно финальная цель программ PhD. В последний год аспирантуры студенты едут на так называемый академический рынок труда. Ежегодно осенью университеты объявляют вакансии, и кандидаты рассылают свои пакеты документов, основными компонентами которых являются рекомендации научных руководителей, а также флагмановская научная статья – job market paper. Это ваше лицо, ключевая статья, которая показывает вас с наиболее выигрышной стороны, в наглядной форме демонстрирует сферу ваших научных интересов и методы работы в ней, которые вы освоили. Университеты, заинтересованные в экспансии в эту сферу, являются вашей целевой аудиторией.

В первые выходные января в США проходит специальная конференция под названием ASSA Meeting. Там встречаются кандидаты и представители университетов. Собеседование проходит в течение получаса, из которых 15–20 минут уделяется вашей статье. Поэтому нужно тщательно готовиться именно к тому, чтобы живо рассказать о ней. Конференция длится три дня, после трех десятков собеседований каждый университет выбирает примерно 5-10 кандидатов и приглашает их на очный визит к себе: прочитать доклад, пообщаться с профессорами в неформальной обстановке и нащупать близость научных интересов. Любопытным является то, какую важную роль играют эти тридцатиминутные собеседования в судьбе ученого.

Поэтому в аспирантуре необходимо развивать не только научные, но и мягкие навыки.

Вы сейчас преподаете в университете Джорджтауна. Что интересного вы открыли для себя в работе со студентами?

Мне очень нравится преподавать. Вообще сама работа университетского профессора делится на три части. 70% – это написание научных статей. От результата этой работы напрямую зависит дальнейшее карьерное развитие. 25% – непосредственно преподавание, а 5% – так называемый service, то есть оказание поддержки университету. В рамках этого направления в первые несколько лет работы я участвовал в организации научных семинаров, а в минувшем академическом году сидел в приемной комиссии, прочитывал заявления студентов и выносил решения, кого принимать, а кого нет.

Являясь профессором Бизнес-школы Джорджтаунского университета, я читаю базовый курс по финансам (Business Financial Management) и успел заметить, что преподавательская работа тесно связана с банальной физиологической системой вознаграждений. К примеру, сложность научных исследований в том, что результат сильно отложен, а в преподавании ты получаешь удовлетворение буквально сразу – прочитал лекцию, и студенты счастливы. В этом смысле чтение лекций как наркотик. Студенты обращают внимание на то, что я преподношу финансовый материал на основе жизненных аналогий – я много читаю и часто нахожу в исторических книгах ситуации, которые можно объяснить языком финансов.

Чем вообще определяется успех в академической карьере?

Публикации научных статей в цитируемых журналах – это объективный критерий успеха, особенно у молодых профессоров. А если говорить о личных ощущениях, об удовольствии, которое приносит работа, то это возможность заниматься тем, что вас по-настоящему интересует. Один успешный профессор говорил, что в детстве он любил решать головоломки, а сейчас его работа заключается в том, чтобы весь день делать то же, но при этом еще и получать за это деньги. Наверное, привлекательность такой карьеры для меня в том, что вы сами придумываете темы для исследований, сами решаете, с кем сотрудничать, рассчитываете бюджет, путешествуете по миру с докладами, строите отношения с профессорами из других университетов. Вы и есть собственный бизнес – директор, продакт-менеджер, инженер, дизайнер и продукт.