«Люди никогда не найдут суррогат для личного общения»

В Москве проводится 75% всех выставочных мероприятий страны, и, если бы не ковид, прибыль на рынке демонстрационной активности все больше привлекала бы предпринимателей. В этом уверен выпускник МИЭФ НИУ ВШЭ и глава компании Exponic Иван Никольский. В интервью «Конструктору успеха» он рассказал, что такое семейный бизнес, в чем проблемы малого бизнеса в России и как не бояться министров, используя нетворкинг по максимуму.

Трудно было учиться в МИЭФ?

В 16 лет для меня образование выбирали в большей степени родители, которые сказали: пойдешь в МИЭФ, там круто, получишь два диплома. Что это такое, я не особенно понимал, потому что почти все свободное время посвящал хоккею и друзьям. Мне наняли репетиторов, я сильно подтянулся за год и поступил в МИЭФ, правда, умудрился остаться на второй год на первом курсе. Было реально трудно учиться. Мне кажется, от набора на первом курсе к четвертому дошли процентов тридцать. Но я был упорный, старался и окончил.

Как родители относились к тому, что вам это образование не совсем по душе?

Они меня убедили в том, что базовое образование должно быть экономическим, после этого можно разобраться в налогах, менеджменте, бизнесе вообще и определиться по жизни. Была бы моя воля, я бы, конечно, пошел в театральное училище, чтобы сниматься в кино. Моим кумиром был Джаред Лето, я во всем хотел походить на него, но изучал финансы и вовсе не вел богемную жизнь рок-н-ролльщика.

Когда вы подумали: все, пора зарабатывать деньги?

Сначала я терпел неудачи, подыскивая работу там, где не надо. Мои однокурсники шли преподавать или работать в консалтинг, банкинг, но по факту двойной диплом оказался для меня не самым полезным бонусом от учебы. Я понял, что в МИЭФ у меня развился отличный навык – самообучение. Недостаточно было просто ходить по расписанию на семинары и лекции. Чтобы сдать экзамены, требовалось куда больше информации, чем в учебном плане.

Я говорю о нас, об обычных студентах, которые не блистали на олимпиадах и не были выдающимися в научных вопросах. В МИЭФ учились реально умные ребята, сейчас они преподают в топовых зарубежных вузах, выбрав академическое направление. Но все мы, отучившись в МИЭФ, получили структурированное мышление, что очень помогает в принятии решений и в жизни вообще, поскольку ты умеешь искать смыслы самых разных явлений, не говоря уже об источниках информации.

Научить нас учиться – это основная задача, которую решил МИЭФ. В любой непонятной ситуации ты понимаешь, где искать ответы. Но начать применять этот навык всегда непросто.

Моя мама 19 лет была директором по эйчару в «Коммерсанте», поэтому он стал первой моей работой. Я отлично знал английский и был человеком коммуникабельным, тогда она меня попросила, чтобы в виде летней практики я переводил для редакции зарубежные статьи. Потом мы познакомились с Романом Ротенбергом, когда вместе играли в хоккей, и открыли небольшой бизнес по спортивному питанию.

Вы не думали о карьере в спорте?

Я поздно начал играть, лет в 10 или 11, это не очень длинный разгон для спортивного будущего. До 16 лет я тренировался вместе с Сашей Овечкиным в «Динамо», но надо было принимать решение: продолжать карьеру в хоккее или получить нормальное образование, а не пять уроков физкультуры из шести в день.

Я очень много играл в любительских лигах до того момента, пока три года назад у меня не обнаружили секвестрированную грыжу позвоночника. Это не дает мне возможности полноценно заниматься спортом, да и сейчас у меня родилась дочь, надо ею заниматься больше, чем собой.

Как вам училось в РАНХиГС после МИЭФ?

В РАНХиГС я все время учился налегке и с задорными пятерками: сказывался мощный бэкграунд МИЭФ. Мне хотелось получить дополнительное образование, потому что в МИЭФ не было дисциплин, связанных с бизнесом и деловым администрированием, а в РАНХиГС факультет был максимально приближен к этой очень прикладной тематике. Там преподавали практикующие бизнесмены. Например, про международный бизнес нам рассказывал человек, который был директором по экспорту компании «Вимм-Билль-Данн».

В целом моей задачей было получить максимально полезное в плане приложения к бизнесу образование, чтобы работать по-настоящему и в коммерческом секторе. Хотя по жизни мне особенно удавались именно некоммерческие проекты и журналистика. В тот момент я не думал о том, чтобы возглавить бизнес отца, которым он занимался уже 30 лет.

Почему? Это, казалось бы, самое простое решение.

У него был с самого начала непростой бизнес, и в 2020 году он чуть не закрылся из-за того, что в выставочных комплексах размещали госпитали. Я несколько раз думал зайти в его дело во время учебы, но всегда это заканчивалось непониманием. Взаимоотношения «отец – сын» всегда выходили на первый план и оставляли позади всю оптимизацию, предложенную мной как подчиненным. Я не смог относиться к работе серьезно, потому что понимал, что руководитель – мой отец. Кроме того, бизнес был не очень крупным, а поначалу мне хотелось только свернуть горы.

В чем феномен семейного бизнеса?

Могу сказать с уверенностью: когда ты окунаешься в реальный сектор, в конкретный бизнес, то не видишь ничего общего с экономикой, которую изучал в вузе.

Процессы в нем не имеют ничего общего с бизнес-администрированием, поскольку малый бизнес постоянно ведет выживальческую политику и попросту не успевает заниматься оптимизацией. Его очень тяжело развивать в России, поскольку позиция властей такова, что вся политика направлена на демонстрацию ненужности сектора. Поэтому малый бизнес – всегда отчаянная смелость и постоянная борьба. Мой отец под конец карьеры оказался в долгах и на нервной почве заработал онкологию.

Как вам работалось в журналистике?

«РИА Новости» – одно из лучших мест в моей карьерной истории, там было очень интересно. Я попал туда благодаря моему прошлому в «Коммерсанте» и нетворкингу. Мои экс-коллеги работали над развитием пресс-центра «РИА Новости» и набирали продюсеров – нужно было мониторить новости и по особо жарким вопросам проводить круглые столы и другие мероприятия с участием экспертов. Это весьма творческая работа: необходимо постоянно что-то выдумывать, креативить, расширять круг своих связей. Например, мне удалось пригласить в пресс-центр одного из министров и собрать невероятное количество журналистов. Все шло хорошо, но мои тематики ограничивались экономикой и спортом, так что я постепенно заходил в тупик с креативом, а где тупик, там и выгорание. Я поспешил подыскать себе что-то другое, и мои полезные знакомства на тот момент привели меня в госструктуры.

Каково там творческому человеку?

В действительности в агентстве «РИА Новости» произошло взросление и осознание дальнейшего пути. Поскольку я общался в основном с пресс-службами, то переход на другую сторону баррикад был логичным и выглядел значительным карьерным скачком. На тот момент создавалось Министерство по развитию Дальнего Востока – на минуточку, территория Дальнего Востока равна территории Европы, а население всего 6 млн человек, то есть много чего можно сделать. Как-то на Петербургском экономическом форуме я пожал руку министру Галушке и сказал: «Хочу у вас работать». Я написал план развития пресс-службы Минвостокразвития России и был принят. Однако все пошло совсем не так, как я запланировал.

Я занимался всем, только не развитием пресс-службы. Ни для кого не секрет, что работа в госструктурах, особенно в министерствах, связана с чудовищной забюрократизированностью. Чтобы получить скрепки, я должен был написать служебную записку, согласовать ее у нескольких людей, хотя я был начальником отдела, потом конвертировать ее в систему электронного документооборота, чтобы месяц ждать официального ответа, что скрепок нет. В действительности скрепки лежали за соседней дверью. О каком развитии Дальнего Востока мы можем говорить, когда нельзя просто скрепки получить! Кроме того, в МИЭФ я привык делать все быстро и четко, и такая неорганизованность просто не укладывалась в моей голове. Все же у этой работы были и плюсы: я много ездил по Дальнему Востоку и вдоволь наелся икры.

Когда вы вдруг осознали, что вы человек творческий?

Коммуникабельность и творчество заложены во мне генами, папой и мамой. Я чувствую в себе потребность в творческой реализации, но нахожу ее в нетривиальных задачах по жизни, а не в конкретном виде искусства. В 16 лет трендом на рынке образования была экономика, я не мог стать артистом, это звучало как безумие и загубленная жизнь. И МИЭФ, и РАНХиГС, и журналистика, и Дальний Восток – все это феноменально и странным образом составляет мою биографию вне искусства, хотя я везде исполнил свои роли хорошо.

И вы все еще не пришли к отцу и не сказали: папа, возьми меня к себе. Что вас таки привело в семейный бизнес?

Был момент, когда после работы в Русфонде я неоднократно признавался эйчарами самых разных компаний как overqualified (сверхквалификация – ситуация, при которой человек имеет квалификацию или образование, превышающее то, которое требуется для работы на определенной должности. – Ред.). Как-то мы с другом разговорились про папину компанию Exponic. Я изложил ему состояние дел, и вдруг он начал убеждать меня, что этот бизнес можно сделать крутым и прибыльным. На тот момент компания уже была довольно крупной, но внутри существовала проблема: при качественном продукте маркетинговая и PR-части сильно провисали – просто потому, что мой отец по образованию архитектор и не имел понятия, как захватывать аудиторию.

Помню, я поехал в Екатеринбург на выставку «Иннопром», где Exponic застраивал стенды, а через неделю узнал, что у отца онкология. Было очевидно, что мне нужно подхватить его дело, которым он занимался всю жизнь и не был разочарован в конце. Я пообещал себе всеми силами вложиться в компанию и развить ее. За полгода я увеличил оборот Exponic на 30% на выставочном рынке, хотя ничего не смыслил в этом сегменте. Мне интересно, я концентрировался на деле и не беспокоился, потому что тылы были прикрыты папой и сотрудниками. Я делал новое лицо для компании Exponic. Потом отец ушел, все свалилось на меня, тут уже пришлось разбираться в том, из какого материала покрытие и чем форматно-раскроечный станок отличается от фрезерного станка с ЧПУ. Ко всему прочему началась пандемия.

В чем суть бизнеса вашей компании?

Мы занимаемся дизайном и строительством выставочных стендов и музейных инсталляций на выставках в Москве – в «Экспоцентре», «Крокусе», на ВДНХ и других ключевых площадках, а также в городах России. За рубежом пока ничего не делаем в силу ковидных ограничений. Кроме того, мы занимаемся выставочным консалтингом, потому что многие компании, участвующие в выставках, не имеют понятия, из чего состоит презентационный процесс. Интересно, что выставочный цикл похож на жизнь стартапа – от лендинга до поиска «покупателей» и масштабирования. Поэтому опытные участники мероприятий заказывают стенды ценой в несколько миллионов рублей, проводят последовательную политику по эффективному участию в выставке, поскольку именно это поможет им впоследствии заработать.

Правда, есть выставочные проекты, которые создаются в рамках PR- и GR-стратегий и не ставят прямых коммерческих целей, например – Петербургский международный экономический форум и выставка «Транспорт России» в Гостином дворе. Я со своей экспертизой стараюсь выйти в массы и объяснить клиентам, что участие в таких выставках – крайне выгодный шаг с прицелом на дальнейшую прибыль.

Что вообще происходит с рынком выставок в России?

Оборот рынка составляет примерно 1,5 млрд долларов. Число посетителей превышает 7 млн человек, а суммарная площадь всех выставок – порядка 3 млн кв. м, причем доля Москвы в общем объеме выставочной площади в РФ составляет около 75%.

Если бы не ковид, то ежегодный рост не заставил бы себя ждать. Ярмарки существовали в разных формах в разные века, это феномен, который стал основой выставочного бизнеса. Сейчас есть тенденция: все, даже, казалось бы, навсегда аналоговое, переводится в онлайн и диджитализируется. Я убежден, что люди никогда не найдут суррогат для личного общения, есть масса экспонатов, которые невозможно не потрогать руками. Мы каждый раз с нуля создаем что-то уникальное, в этом смысле я делаю творческую работу, и это не масс-маркет. В конце концов, когда видишь построенный тобою стенд на крупнейшей выставке, понимаешь: все не зря.

Как вы пережили пандемические ограничения и как трансформировался ваш бизнес благодаря им?

Очевидно одно: если нас и дальше будут сопровождать волны и штаммы, то рано или поздно весь выставочный бизнес пойдет ко дну. Но я верю, что мы вернемся к нормальной жизни, я сказал отцу и себе: компания пока не реализовала потенциал, который был в нее заложен изначально.

Мы делаем все возможное для поддержки и развития нашего бизнеса. Отец героически стартовал, продал квартиру, чтобы вложиться в дело, терпел крупные неудачи на пути и не сдавался. Сотрудники работали в компании по 20 лет и в кризисные моменты сами помогали отцу деньгами. Уровень вовлеченности и доверия команды был настолько высокий, что Exponic можно смело назвать семейным бизнесом даже без учета моего в нем участия. Ни одна международная компания не имеет подчиненных с такой преданностью делу.