О проекте
«Конструктор успеха»
Как найти свое место в жизни, заняться тем, что получается легко и приносит счастье? Для этого нужно правильно применить знания, которые дал университет и сама жизнь. В проекте «Конструктор успеха» мы рассказываем о выпускниках Высшей школы экономики, которые реализовали себя в интересном бизнесе или неожиданной профессии. Герои делятся опытом — рассказывают, какие шишки набивали и как использовали предоставленные им шансы.
Георгий Сюняев прошел путь от студента до аспиранта и научного сотрудника Вышки. Сейчас он завершает обучение на PhD в Колумбийском университете и стал соавтором глобального исследования, посвященного феномену доверия к вакцинации. В интервью «Конструктору успеха» он рассказал, почему экономический бакалавриат – лучшая база для занятия социальными науками, как беспристрастно изучать политические режимы и что делать, чтобы ускорить процесс вакцинации в России.
Как вы попали в Вышку?
Школьником я очень увлекался математикой во многих ее аспектах, поскольку школа была математическая, это было нормально. Я участвовал в областных олимпиадах, достаточно успешно. Мой отец – выпускник мехмата МГУ, было бы логично и мне пойти по стопам родителя. Но и отец, и мать активно отговаривали меня от математической карьеры, поскольку на тот момент она им казалась «бесперспективной в денежном плане», так было решено искать альтернативу.
Математикой можно заниматься и в более прикладных сферах, экономика как раз оказалась той областью, где цели не ограничивают специалистов в углубленной и серьезной работе. Карьерные перспективы в бизнесе можно было совместить с исследованиями и вычислениями. В общем, выбор был очевидным – Вышка и экономфак. Но если многие абитуриенты экономфака как правило видят себя в консалтинге или IB, то мне эти направления сразу казались непривлекательными. Хотелось скорее строить математические модели или заниматься эмпирическими исследованиями.
На первых курсах эконома нам давали хорошую базу по математике, и я достаточно быстро заинтересовался исследовательским аспектом и таким разделом математической науки, как «Теории общественного выбора». Я работал с Фуадом Тагиевичем Алескеровым, он-то и настроил меня на научную деятельность. На 3 курсе я уже писал курсовые работы, которые были значительно удалены от прикладной сферы.
Благодаря профессорам Вышки я понял, что наука – не совсем бесперспективная стезя
Примерно в то же время я взял курс по экономике реформ в Институте институциональных исследований (ИНИИ) НИУ ВШЭ, который вел Леонид Иосифович Полищук, и он окончательно убедил меня, что академическая карьера – это моя история. Меня крайне заинтересовала институциональная экономика, то, как формируются институты и как влияют на повседневную жизнь. В конце бакалавриата я принял решение пойти в магистратуру по направлению теоретической экономики и продолжить исследования под руководством и в соавторстве с Леонидом Иосифовичем. Там мы уже работали над серьезными проектами и писали статью, дальнейшее мое образование было предопределено, оставалось выяснить – где его продолжить.
Насколько важным оказался социально-экономический фокус образования для человека, который посвятил жизнь числам – в карьерном и научном планах?
Перед поступлением в Вышку у меня была мысль пойти на мехмат, а потом переключиться на теоретическую науку, в частности социальную. Позже я сталкивался с людьми, которые пошли этим путем, после технического бакалавриата поступали в РЭШ и Вышку, и, на мой взгляд, им крайне не хватало понимания того, как устроены экономические процессы, в основе которых лежат социальные феномены. В Вышке мне дали великолепную базу, я освоил необходимые методы, занимался собственными исследованиями и главное, познакомился с выдающимися учеными, которые вдохновили меня на научную карьеру. За два года магистратуры такой багаж очень сложно приобрести с нуля.
Во многих американских вузах уже открыты кафедры Google, Amazon и других техногигантов. Как вы относитесь к экспансии индустрии в академический мир?
Да, Facebook, Google и Amazon сейчас очень популярны среди студентов PhD-программ, особенно в США. По этому поводу у меня двоякое впечатление. Я занимаюсь сравнительной политологией, и эта область с точки зрения прикладных опций не слишком привлекательна для крупных компаний. Тогда как экономика даже на PhD уровне в США – в целом очень прикладная сфера, из которой выпускники активно идут в бизнес. Меня всегда этот факт угнетал, поскольку исследования, аффилированные крупными компаниями, придают научной деятельности коммерческий фокус и заточены под конкретный продукт. Но, надо признать, щедро инвестируются.
Академическая сфера мне всегда импонировала своей свободой, пусть даже относительной. Ты можешь выбирать направление, в котором интересно работать. Тем, что я делаю сейчас, я не смог бы заниматься ни в какой индустрии просто потому, что бизнесу это неинтересно в коммерческом плане. Выбор оплачиваемой тематики для ученых на стыке бизнеса и ресерча часто определен рыночным спросом. Но наука все-таки про то, что может быть полезно в глобальном смысле, в будущем, но не про эффективный и быстрый результат или прибыль для компании сейчас.
Как формировались ваши исследовательские интересы? Почему вас интересовали определенные феномены, в частности – связанные с социальной стороной экономики?
Большую роль в этом сыграла работа с Леонидом Иосифовичем Полищуком в ИНИИ. Институциональный подход – относительно недавнее направление, которое активно началось с 90-х годов ХХ века и стало важной частью экономических исследований. Институты, установленные самыми обычными гражданами или правительством, определяют взаимоотношения в обществе, и это сильно влияет на то, как развивается страна, как живут в ней люди. Лично меня особенно интересовало то, чем руководствуются представители власти при проведении политики. В результате в магистерской и аспирантской диссертации я изучал то, как личные интересы политических элит влияют на уровень защиты прав собственности в стране. Эта тема крайне актуальна, поскольку может объяснить существование межстрановых различий в правовых системах, уровне поддержки бизнеса и в конечном счете – экономическом росте.
Могу предположить, что Россия в этом плане является особым феноменом и предметом особых, глубинных исследований авторитарной власти?
К сожалению, нет. Злоупотребление властью, расхождение правовых и экономических аспектов происходят почти повсеместно в мире.
Узнав о том, что я занимаюсь изучением авторитарных режимов, некоторые могут подумать, что я принял антироссийскую позицию
Важно понимать, что в академических исследованиях отсутствует коннотация. Я вовсе не утверждаю, что авторитарный режим – это всегда плохо. У авторитарных режимов есть своя специфика – власть сконцентрирована в руках небольшой группы людей и не меняется регулярно. Ученые пытаются понять, как это влияет на то, какие институты устанавливаются в государстве, и как это влияет на благосостояние населения.
Полезно ли студенту на каком-то этапе менять академическую среду? Вы, например, упорно оставались в Вышке вплоть до поступления на PhD. Почему?
Не то чтобы я шел дальше по инерции. Было такое убеждение: если я хочу заниматься вопросами институциональной или политической экономики, то именно в Вышке, поскольку это лучший университет в России для работы в таких направлениях. Вышка в сравнении с другими вузами больше нацелена на международное сотрудничество, академическую карьеру и на научную открытость, поэтому в плане выбора магистерских и аспирантских программ выбор сделать было просто. Но дальше, после аспирантуры, пришлось принимать решение.
Не все зарубежные университеты и программы одинаково хороши, к действительно высокому уровню нужно сильно готовиться. Поэтому после магистратуры я шел в академическую аспирантуру Вышки с прицелом на то, что после поеду за рубеж поступать на PhD. В любом случае полезно было получить кандидатскую степень в Вышке, в результате имея две возможности – работать за рубежом и в России.
Получилось, что я поступил в Колумбийский университет, а в Вышке защитился уже будучи на втором курсе PhD программы. Первый год в академической аспирантуре Вышки мне крайне помог, потому что там выплачивается стипендия, которая позволяет не думать о финансовых вопросах, а обучение максимально приближено к западной PhD-системе. Кроме того, я получил возможность поехать на стажировку за рубеж, что сыграло для меня ключевую роль. Очень важно, когда в академическом сообществе тебя знают и могут написать рекомендации при поступлении – шансы на успех возрастают. В итоге я поступил в пять университетов, но выбрал Колумбийский, в частности потому что был с ним неплохо знаком, и вообще – мне нравилось жить в Нью-Йорке.
Чем помимо рекомендаций формируется престиж молодого соискателя PhD-степени?
Для поступления на программу по политологии в США нужно иметь довольно типичное портфолио. В первую очередь – мотивационное письмо и драфт статьи. Естественно, никто от вас не ждет готовых к публикации в топовых журналах работ, но необходимо показать умение работать по академическим стандартам, мыслить как ученый, выдвигать и проверять гипотезы. Все это нужно делать на английском языке, поэтому сертификат TOEFL или IELTS также обязателен. Но по опыту знаю, что решающее значение при поступлении имеют рекомендации от профессоров, которые могут высказаться о научном потенциале абитуриента.
Профессора за рубежом чаще всего не раскрывают того, что пишут о студентах в рекомендациях
В этом большое отличие университетской системы США от российской, где нередко дают документ со словами: рассылай кому хочешь. Зарубежная система позволяет профессорам быть максимально честными в их оценке абитуриентов, так как от этого зависит репутация последних. В итоге роль рекомендаций – крайне высокая.
Как учат на американских PhD-программах?
Например, в европейской, как и российской академической системе, весь учебный процесс тесно завязан на научном руководителе, который тебя буквально ведет. В США, в частности, в политологии, намного больше свободы – да, у тебя есть научный руководитель, ты с ним можешь обсуждать диссертацию и текущие проекты, но инициатива всегда должна быть на твоей стороне, это достаточно сложно.
Окончательный выбор направления происходит на третьем курсе, когда мы работаем над тем, что называется research proposal – своего рода проект диссертации. Это переломный момент в учебе, после которого ты оставшиеся годы занимаешься развитием своего проекта, но все равно подготовка диссертации – это очень неопределенный процесс. Ты должен сам постоянно просить советов у авторитетных людей, искать новые возможности и финансирование для проектов, проводить эксперименты, анализировать данные и описывать результаты. С одной стороны, это учит тебя заниматься исследованиями автономно, а с другой – приносит переживания и дает определенную школу жизни. Не удивительно, что именно в политологии многие студенты не заканчивают PhD – уходят в индустрию или меняют направление. Отчасти это происходит из-за понимания, что такое «свободное плавание» не для них, отчасти из-за отсутствия достаточной поддержки.
Как вы совмещаете преподавательскую и исследовательскую деятельность? Которая оказывается важнее в академической карьере?
Я работаю в Международном центре исследования институтов и развития НИУ ВШЭ (МЦИИР), которым руководит Андрей Александрович Яковлев. Этот центр привлекает международных экспертов и занимается исследованиями именно в институциональном направлении, но с большим уклоном в политические процессы. МЦИИР активно взаимодействует с Колумбийским университетом, а Тимоти Фрай, мой нынешний научный руководитель, является одним из со-основателей МЦИИР.
По поводу преподавания – да, это обязательная часть многих PhD-программ в зарубежных университетах. Педагогические навыки и умение выступать перед аудиторией важны для академической карьеры. В Колумбийском Университете мы начинаем вести семинары со второго курса. Так как я получал внешние гранты и помогал профессорам как научный ассистент, то преподавал не много. Однако в дальнейшем педагогические навыки и отзывы студентов о тебе могут повлиять на карьеру, особенно если университет или колледж уделяют особое внимание преподаванию, а не на исследовательской деятельности, как, например, в системе Liberal Art College в США.
Расскажите о вашем недавнем исследовании – это первая публикация в вашей карьере?
У нас с Леонидом Иосифовичем было несколько публикаций, когда я учился в Вышке, но в рамках моей PhD-программы это действительно первая публикация.
Дело в том, что сейчас я также являюсь научным сотрудником группы по исследованию институтов и политического неравенства в Берлинском центре социальных наук (WZB), который наряду с другими центрами из разных стран координировал глобальное исследование о последствиях эпидемии коронавируса в развивающихся странах. Так как в МЦИИР мы в это же время готовили исследование по России на схожую тематику, то использовали наши данные как часть этого глобального исследовательского проекта.
Одним из важных аспектов этого исследование было сравнение развивающихся стран, в которых полномасштабная вакцинация еще не началась, и таких стран, как Россия и США, где вакцинация идет полным ходом. Это исследование скорее характерно для сферы общественного здравоохранения, а для политологии и экономики исследования такого масштаба и с таким количеством соавторов достаточно нетипичны.
В этом масштабном проекте я принимал участие в сборе и анализе данных, а также в написании статьи. Это был интересный опыт, поскольку приходилось спешить, чтобы статья вышла, пока ее результаты актуальны для текущей эпидемии. Многие журналы, такие как Lancet или Nature Medicine, имеют ускоренную процедуру проверки и отдают приоритет исследованиям, связанным с коронавирусом. Если бы статья вышла на полгода позже, возможно, она бы не привлекала такого внимания.
На основании данных, использованных в статье, мы с соавторами делаем вывод, что надо задуматься о перераспределении вакцин в страны, где готовы их принимать, но их там попросту нет. Другими словами, если мы хотим предотвратить дальнейшее распространение вариантов коронавируса, необходимо ориентироваться на глобальный иммунитет, а не локальный или страновой.
Несмотря на то, что Россия не была основным акцентом исследования, мы еще раз показываем, что отношение к вакцинации здесь очень плохое, согласно данным у нас порядка 70 % граждан сомневаются или вообще не готовы принимать вакцину.
Люди как в России, так и за рубежом, при принятии решения о вакцинации больше всего доверяют обычным врачам
Именно врачи непосредственно вступают в контакт с населением, а не звезды шоу-бизнеса, или даже представители правительства. Таким образом, мы считаем, что информационная кампания о вакцинации должна в первую очередь происходить именно через такие каналы доверия. Возможно, в дальнейшем возникнут специальные образовательные программы для врачей по изучению феноменов пандемии, поскольку у России не много опыта борьбы с глобальными эпидемиями, и квалификации врачей часто недостаточно, чтобы давать рекомендации населению по поводу вакцинации.
О чем ваша диссертация? Чем планируете заниматься по окончании программы?
Диссертация посвящена восприятию и доверию к СМИ и тому, как они влияют на мнение граждан. На протяжении последних лет я в основном занимаюсь эмпирическими работами и провел серию опросных экспериментов на эту тему в разных регионах России. В исследовании я в первую очередь смотрю на то, как СМИ формируют восприятие населением разделения ответственности за проводимую в стране политику. Интерес к этой теме у меня возник из-за того, что я пытался разобраться, как контроль над СМИ и тем, как освещаются те или иные темы, может использоваться для манипуляции общественным мнением в личных интересах бизнеса или политических элит.
О карьере говорить сложно, поскольку пандемия оказала сильное влияние и на академический рынок труда – в прошлом году почти не было найма. В этом году рынок ожил, но на нем будет намного больше соискателей, поэтому найти постоянную работу опять будет сложно. На данный момент позиция научного сотрудника в WZB является для меня временной подушкой безопасности, пока объем вакансий не восстановится. Академический рынок очень конкурентный, отчасти из-за того, что многие университеты имеют систему теньюра (модель постоянного «пожизненного» найма в университетской системе – прим.). Это значит, что позиций очень мало, поэтому многие студенты уходят на временные позиции как моя, и потом несколько лет пытаются искать работу. Этим, я думаю, и буду заниматься после защиты, но в целом я по-прежнему ориентируюсь на поиск работы только в академической среде.